После

Дорогая Мандей, веселово тебя Хилоуина! Думаю, в этом году никаких секси-копов не будит. В церковь в таком нелзя. Надо выглидеть строго, поэтому я одену все черное. А мой оранживый кардеган у тебя? Никак не могу его найти. Это будит самая скушная хилоуинская вечеринка в мире. Никаких фильмов ужасов, никаких костюмов. Наверное даже сладкова не будит.

Церковный подвал – это обширное открытое пространство с полом, выложенным плитками из желтого линолеума, кремовыми стенами и цитатами из Писания, начертанными темно-синим курсивом рядом с изображениями черного Иисуса. Слева находится большая, словно в каком-нибудь кафе, кухня, где мама на добровольных началах трудится во время праздников и ежегодного Дня благотворительных обедов. Справа располагаются три маленьких класса, где проходят занятия воскресной школы. Во время таких событий, как Хеллоуин (точнее, День урожая, потому что ни один добропорядочный христианин не станет отмечать дьявольские праздники), вдоль стен, исписанных христианскими нравоучениями, расставляют стулья и столы, а из динамиков, которые вешает церковная медиагруппа, негромко звучат гимны.

Я стояла возле стола с закусками, накрытого оранжевой пластиковой скатертью с осенними листьями, держала в руке стаканчик с лимонадом и тарелку с последним куском маминого яблочного пирога, который она испекла для вечеринки. В своем красном свитере я была самой нарядной девушкой в зале. Чтобы люди на празднике могли потанцевать, нужна подходящая музыка, но трудно было вообразить, как это сборище танцует, скажем, тверк.

– Ты так и собираешься стоять здесь весь вечер? – спросил голос сзади меня.

«Какого черта кто-то следит за мной, как дежурный в школе?» – подумала я, оборачиваясь на виновника беспокойства. Парень – высокий, мускулистый, с темной, как у моего папы, кожей, одетый в черные брюки и лимонно-желтую рубашку под цвет пола, – стоял, прислонившись к стене позади столика с закусками.

– Ты за целый час даже не сдвинулась с места, – хмыкнул он.

Я потрясенно приоткрыла рот.

– Ты… новенький здесь или как?

Он засмеялся.

– Шутишь? Мы с первого класса вместе ходили в воскресную школу. Клодия, это же я, Майкл.

Шагнув ближе, я получше пригляделась, пока не узнала его по глазам. Они обычно сильно щурились, когда он улыбался; толстые щеки практически полностью закрывали глаза.

– А, привет, Майки.

Его улыбка угасла.

– Не Майки. Майкл. Ненавижу, когда меня называют Майки.

– Прошу прощения, Майкл, – с усмешкой сказала я, закатив глаза. Конечно, я знала его всю жизнь, но Майки (и называть его по-другому у меня язык не поворачивался) всегда был низеньким толстеньким мальчишкой из воскресной школы. Я не видела его с июня, когда церковная община вручила ему поздравительную открытку за отличное окончание средней школы. За эти несколько месяцев он стал настоящим великаном, а лишний вес сполз с него, как растопленное масло.

– А ты не слишком крут, чтобы тусоваться с малышами в церкви? Тебя же даже называют по-другому, и все такое.

– Ничего, как-нибудь потерплю, – отозвался он, подхватив горсть сырных подушечек и закидывая одну в рот. – К тому же миссис Дункан просила меня помочь расставить диджейское оборудование.

– Диджейское оборудование? Пока что я слышу только сплошные церковные гимны.

– Да ну, не делай вид, будто не можешь веселиться под Кирка Франклина^[15], – сказал он, дернув плечом.

Я не помнила, чтобы Майки был таким забавным. В прежние времена он редко говорил мне больше трех слов кряду и все время был занят тем, что помогал медиагруппе во время церковных служб и празднований.

– Ты прав, ты прав.

– А-а-а, погоди, я и забыл… Ты же любишь гоу-гоу. Есть заявки на какие-нибудь гоу-гоу-гимны?

Я засмеялась, и от этого мне стало лучше.

– Ну… да. У вас есть группы «Агапе», «Радикал прейз», «Нью фаунд лав»? У них есть хиты, под которые вполне можно танцевать.

Его лицо прояснилось.

– А, так ты хочешь танцевать? Значит, хочешь вернуться и снова вступить в танцевальную группу при приходе?

Я перестала улыбаться.

– Нет. Я просто… очень занята… всяким.

– Ну да. Просто я подумал, ты… ну, ты очень хорошо танцуешь. Но все равно, раз уж пришла, наверное, тебе нужно остаться и повеселиться… Я был рад тебя увидеть.

– Э-э… да, – в замешательстве пробормотала я. Мы никогда особо не дружили, и я практически не обращала на него внимания. Почему он ведет себя так дружелюбно? И когда успел стать таким симпатичным?

– Что тебя так удивляет? – засмеялся он.

– Ничего, – ответила я, чувствуя, как мое лицо заливается краской, и поспешила сменить тему: – И как тебе старшая школа?

Он склонил голову набок, с любопытством глядя на меня, потом широко улыбнулся.

– С ума сойти, как там круто. Сам выбираешь себе расписание, не надо носить форму… И народу намного больше. А еще меня взяли в футбольную команду!

– Это там ты потерял лишний вес? – Вопрос сорвался с губ прежде, чем я успела остановиться.

Майкл пожал плечами.

– Наверное, да. Но я и не был таким уж толстым, верно?

– Э-э… нет. Не совсем.

Несколько девушек, стоящих кружком, перешептывались и хихикали, глядя на нас. Я на шаг отступила от Майкла и поправила волосы, жалея, что не оделась получше.

– Ты никогда раньше не приходила на Праздник урожая, – заметил Майкл, протягивая мне сырную подушечку. – Почему?

Я не знала, что ответить, чтобы это не прозвучало смешно. Ну, то есть как я могла объяснить то, чего сама не понимала? Моя лучшая подруга исчезла с лица Земли, и у меня не было других друзей, чтобы ходить с ними по району и требовать угощений.

– Просто раньше я ходила за сладостями… вместе с подругой.

– А-а… – выдохнул Майкл, широко раскрыв глаза, словно кто-то ударил его в живот.

– Но… это детские забавы! – быстро добавила я, пытаясь как-то сдать назад.

Он с легкой улыбкой обвел жестом зал.

– А здесь лучше?

– Черт, ты задаешь столько вопросов!

Он отступил, явно обидевшись.

– Послушай, я просто разговариваю. Но ты совсем не умеешь общаться. Что за ерунда?

Мои мышцы напряглись, когда я подумала о Мандей. Как поступила бы она? Ей всегда легко удавалось заводить друзей, даже когда мне не хотелось, чтобы она это делала.

– Извини, – пробормотала я. – Просто… я совсем не собиралась приходить сюда сегодня вечером. Но планы поменялись.

Его лицо просветлело.

– Как говорит мой папаша, жопа стряслась.

– Майкл! Как ты можешь выражаться в доме Господа!

– Ха, мы у него в подвале. Он поймет, – засмеялся Майкл. – Знаешь, неплохо бы как-нибудь прогуляться вместе.

Я снова оглянулась на девушек в углу, надеясь, что они не расслышали его слов и не заметили, как я стремительно краснею.

– Ну-у… а почему ты вдруг захотел погулять со мной? Мы едва-едва знакомы.

Майкл пожал плечами.

– Не знаю. Просто подумал, раз уж мы ходим в одну церковь и все такое…

– Да, наверное, – согласилась я, все еще чувствуя себя неуверенно.

– И мне кажется, тебе было бы нелишне с кем-нибудь подружиться.

– А откуда ты знаешь… погоди, это моя мама тебя подослала?

Его губы сжались в прямую линию.

– Ну, я видел, как она уходила… и понял…

Я бросила свой стаканчик в мусорку и побежала прочь.

За два года до прежде

– Идемте, девочки! Сумки можете бросить вон там, – сказала миссис Чарльз с широкой улыбкой и принялась расчищать место на нашем кухонном столе. Огаст, одетый в красно-синий костюмчик кого-то из трансформеров, цеплялся за ее ногу. – Я хочу проверить ваши лакомства, прежде чем вы начнете их есть. Люди часто засовывают туда таблетки, лезвия от бритвы и все такое.

Мы с Мандей впорхнули в дом – две пчелы в полосатых черно-желтых платьях, с усиками на головах и горшочками для меда под мышками. Мама вошла следом за нами и, посмеиваясь, закрыла дверь.

– Бз-з-з-з-з! – хихикала Мандей, обегая меня по кругу.

– Привет, Эйприл, – сказала мама, кивнув. – Как у вас тут?

Эйприл подняла восторженный взгляд; она сидела на нашем диване, держа на руках маленькую Тьюздей. Эйприл сама вызвалась остаться дома с ребенком и посмотреть фильмы ужасов, пока мы ходим за угощениями.

– Привет, – прошептала она; на губах у нее играла мягкая улыбка. – Она уже заснула – так крепко!

Мама на цыпочках подошла к дивану, глядя на Тьюздей, наряженную в костюм маленькой тыквочки.

– О-о-о… какая милая! – шепнула мама, осторожно погладив Тьюздей по щечке. Эйприл гордо сияла.

– Да. Думаю, она станет маленькой моделью или актрисой. Нужно только сделать несколько хороших ее фотографий и отправить их в какое-нибудь голливудское агентство.

Мама кивнула, соглашаясь; в глазах у нее стояла печаль.

– Да. Она… прекрасна.

Я сглотнула и поспешила к ней.

– Э-э… мам! Мам!

Она очнулась от транса и заморгала, как будто в комнате неожиданно зажегся свет.

– Да, Горошинка? Извини, я не слышала, что ты сказала.

– Э-э… можно, Мандей сегодня останется у нас?

– Да, конечно, – пробормотала она.

Мы пошли на кухню и обнаружили, что Огаст кувыркается под столом, а Мандей внимательно следит за своей матерью, чтобы та не присвоила наши с таким трудом заработанные сладости.

– Клодия! – воскликнула мама, взглянув на стол. – Вы хоть одну конфету оставили остальным детям в Вашингтоне?

– Да! Я оставила им целую кучу тех жевательных конфет, которые так любит бабушка!

Мандей схватила пакет клюквенного сока. Миссис Чарльз пристально следила за каждым ее движением.

– Джанет, – негромко сказала она, – ты видела лицо Дедрии, когда она открыла им дверь?

Я невольно насторожила уши при упоминании имени матери Шейлы. Мы с Мандей встретились взглядами. Мама поджала губы.

– Да, видела.

Миссис Чарльз покачала головой.

– Похоже, в этот раз мужик ударил ее ногой по лицу.

Мама вздохнула и покосилась на меня. Мы с Мандей притворились, будто ничего не слышим, и принялись неспешно разливать сок по стаканам.

– Что ж, я помолюсь за нее.

– Мы должны не только молиться, но и сделать что-нибудь, – возразила миссис Чарльз. – Он может убить ее.

– Это их личное дело, раз они женаты.

Миссис Чарльз вскинула голову.

– Уже не такое личное, когда у нее на лице буквально все написано.

– Нельзя сказать женщине, чтобы она бросила мужа.

– Тогда что ты им предложишь? Чтобы они пошли на терапию или как?

– Конечно, нет. С чего вдруг какой-то врач будет им говорить, как улаживать дела в семье?

– Ну, по крайней мере, в этом мы сошлись. Но мужчина не должен бить женщину. Никогда! Я каждый день учу этому своих девочек. Я достаточно долго прожила с таким, чтобы знать.

– Понимаю… но нельзя же приказать женщине делать то, чего она не хочет.

– Да, но ты можешь поговорить с ее матерью. Она прислушается. Вы ведь ходите в одну церковь, так? Подумай о ее дочери! Ты бы хотела, чтобы Клодия оказалась на ее месте?

Мама моргнула и сильно сощурилась; атмосфера в комнате стала очень напряженной. Мы с Мандей нервно переглянулись. Наши матери никогда не были хорошими подругами. Они просто терпели друг друга ради нас. Поэтому мы часто пытались погасить конфликт прежде, чем он разрастется дальше.

– Извини, мам, – робко произнесла я. – Можно, мы сядем за компьютер?

Мама фыркнула и отвела сердитый взгляд от миссис Чарльз.

– Он так и не работает, Горошинка. Твой отец считает, что туда попал какой-то вирус.

Миссис Чарльз хмыкнула:

– В любом случае нечего лазить по компьютерам. Правительство следит за нами через эти штуки. Видит каждый наш шаг. Они проверяют, какую еду ты покупаешь, какую музыку слушаешь… черт, да они даже отслеживают, какие книги ты берешь в библиотеке.

– А зачем им следить за нами в библиотеке? – спросила я, не успев вовремя остановиться.

– Потому что они хотят знать, что ты читаешь. – Она ткнула себя пальцем в висок. – Залезть тебе в башку и узнать, о чем ты думаешь, чтобы они могли…

– Девочки! – рявкнула мама, но, спохватившись, откашлялась и сбавила тон. – Уже поздно. Вам нужно идти наверх и готовиться ко сну.

Мандей схватила свой стакан и быстро направилась прочь.

– Эй, торопыга! – процедила сквозь зубы миссис Чарльз. – А где мой поцелуй на ночь?

Мандей застыла и вся напряглась. Затем на цыпочках просеменила обратно и медленно клюнула миссис Чарльз в щеку. Та фыркнула:

– Вот так-то, веди себя прилично!

Мандей быстро закивала и выскочила из кухни. Я пошла за ней и начала медленно подниматься по лестнице, опасаясь оставить наших мам наедине.

– Ладно, ты собираешься завтра поговорить с матерью Дедрии или как?

Я остановилась и посмотрела вниз поверх перил.

Мама покачала головой.

– Патти, если она уйдет от него, пусть сделает это по своей воле. Это не мое дело.

Миссис Чарльз сердито уставилась на нее.

– Джанет, этот мужчина рано или поздно убьет ее! И ты сможешь после этого спокойно смотреться в зеркало?

Мамино лицо вытянулось; она заломила руки и, подняв голову, посмотрела прямо на меня, стоящую на ступенях. Я бросилась в свою комнату и нырнула в палатку, упав рядом с Мандей.

Мы прихлебывали сок, слушая, как миссис Чарльз, Эйприл, Огаст и Тьюздей грузятся в машину и отправляются восвояси.