– Я не могу ему сказать. Он художник. Я встретила его, когда он пришел, чтобы написать портрет наших собак, и я… Но какая теперь разница? Он уехал. В Албанию. Искать «романтическое вдохновение», что бы это ни означало.

«Это означает, что он мерзавец», – подумала Эмма.

– А ваша семья? Они знают?

– Нет. – Девина энергично затрясла головой. – У меня только папа. Он возлагает на меня такие надежды! Если бы папа узнал о моем легкомыслии, он бы никогда больше не посмотрел на меня как прежде. – Девушка закрыла лицо руками и тихо заплакала. – Я этого не вынесу…

Эмма обняла Девину и стала гладить по спине, чтобы утешить.

– Ах, бедняжка! Я вам так сочувствую!

– Я не знаю, что делать. Мне так страшно! – Мисс Палмер отодвинулась от Эммы. – Я не смогу воспитывать ребенка сама! Я подумала: вот если бы можно было отдать его в какую-нибудь семью за городом, тогда я могла бы навещать его время от времени. Знаю, некоторые так делают. – Она положила ладонь на живот и окинула его взглядом. – Но я толстею с каждым днем, и скоро я не смогу больше скрывать свое положение.

Эмма протянула девушке носовой платок.

– Вам есть куда поехать? К подруге или, может быть, к кузине? В Англии или в Европе?.. К кому-нибудь, кто сможет приютить вас до самых родов?

– У меня никого нет. И в любом случае никто не станет хранить мою тайну. – Она скомкала платок в кулаке. – Ну почему я была так глупа? Ведь я знала, что это неправильно… Но он был такой романтичный! Он называл меня своей музой. С ним я чувствовала себя…

Особенной. Желанной. Любимой.

Мисс Палмер не нужно было объяснять. Эмма знала в точности, что чувствовала эта девушка.

– Вы не должны себя казнить. Вы не первая молодая женщина, которую угораздило полюбить не того мужчину. И не последняя.

Тем не менее именно женщине всегда приходится платить самую высокую цену.

Эмме не довелось побывать в деликатной ситуации мисс Палмер, но она тоже совершила преступление, последовав зову сердца, за что была жестоко наказана. Воспоминания до сих пор причиняли ей боль. Но видеть, как та же судьба грозит разрушить жизнь еще одной молодой женщины… Эмма была готова взорваться. Как же это несправедливо!

– Эмма! – укоризненно крикнула мадам Биссетт по другую сторону портьеры. – Платье леди Эдвины не подошьется само собой.

– Одну минуту, мадам, – отозвалась Эмма и шепнула мисс Палмер: – Приходите на следующей неделе, когда будет готово ваше платье, и мы еще поговорим. Если я смогу хоть чем-то вам помочь, то с радостью сделаю это.

– Я не могу вас просить.

– А вам и не нужно. – Эмма была настроена решительно. Ее совесть не соглашалась на меньшее. Она взяла руки мисс Палмер в свои и крепко сжала. – Что бы ни случилось, вы не останетесь одна. Клянусь.

В тот день мысли Эммы разбегались и все шло наперекосяк. Ей пришлось дважды выдергивать нитку и начинать заново, потому что шов на подоле платья леди Эдвины получался неровным.

Наконец наступил час, когда мастерская закрылась.

– Идешь сегодня куда-нибудь? – спросила ее товарка-портниха, когда мадам Биссетт удалилась к себе в квартиру на втором этаже. – Сегодня будут танцы.

– Не сегодня, Фанни. Но ты иди.

Эмме не пришлось повторять дважды. Не успела она поднять голову, чтобы послать подруге воздушный поцелуй, как Фанни уже скрылась за дверью.

В другой вечер Эмма могла бы воспользоваться редкой возможностью повеселиться на танцах, но не сегодня. Мало того что она ужасно тревожилась за мисс Палмер, так еще не могла прийти в себя после встречи с герцогом в Эшбери-Хаусе.

Наверное, герцог до сих пор радуется собственной шутке. Жениться на модистке? Ха-ха!

Как он смеет? Право же!

Эмма отогнала это воспоминание прочь, дав себе слово не думать о герцоге. У нее есть дела поважнее.

Из ящика стола мадам Биссетт она достала огарок свечи, установила его на столе и высекла огонек при помощи кремня, стараясь действовать как можно тише. Нашарила в ящике кусочек оберточной бумаги, разгладила его ладонями и пожевала огрызок карандаша.

Тем временем мысль ее работала: линия талии в этом сезоне опустилась ниже – прощайте, силуэты в стиле ампир! Под таким платьем спрятать растущий живот будет непросто, однако нужно что-то придумать.

Эмма поднесла карандаш к бумаге и стала делать набросок. Мисс Палмер понадобится корсет с дополнительными складками по низу. Возможно, это будет платье с рядом маленьких пуговок внутри отрезной линии талии, чтобы присобирать или выпускать юбку. Соблазнительная пелеринка – совершенно необходимая вещь. Если верх платья правильно украсить, взгляд будет направлен именно на украшение.

Эмма так увлеклась конструированием, что не заметила, сколько прошло времени, но вдруг в дверь постучали.

Эмма перепугалась до смерти, поспешно смяла набросок и спрятала в карман.

– Мастерская закрыта!

Но стук сделался только громче и настойчивее.

Вздохнув, Эмма направилась к двери, повернула ключ в замке и приоткрыла створку – всего на дюйм.

– Простите, но мы уже закрыты на ночь…

– Но не для меня.

Отодвинув девушку в сторону, мужчина буквально ворвался в мастерскую. На нем был темный плащ с капюшоном и цилиндр с полями, надвинутый так, чтобы скрыть лицо, но она узнала герцога сразу же. Только один человек мог позволить себе столь бесцеремонное поведение – герцог Эшбери.

– Мисс Гладстон. – Он слегка наклонил голову, едва удостоив ее приветствием. – Я же говорил, что мы с вами еще встретимся.

О господи!

Эмма закрыла дверь и повернула ключ. А что ей еще оставалось делать? Она же не могла оставить дверь приоткрытой: не дай бог, увидит кто-нибудь, что она наедине с джентльменом.

– Ваша светлость, после закрытия посетители не допускаются.

– Я не посетитель, а заказчик. – Он не спеша обошел мастерскую и ткнул тростью в безголовый портновский манекен. – Мне нужен новый жилет.

– Это дамская мастерская. Мы не шьем одежду для джентльменов.

– Очень хорошо. Тогда я желаю заказать платье.

– Для кого?

– Да какая разница? – Он раздраженно махнул рукой. – Для одной исключительно уродливой особы примерно моего роста.

Боже правый, чего добивается этот человек? Неужели ему мало вчерашнего издевательства? Быть не может, чтобы он явился забрать платье мисс Уортинг.

Какова бы ни была его цель, Эмма решила, что отплатит ему его же монетой. Сегодня герцог получит свою долю унижения.

Эмма вытащила ящик на середину мастерской – на этот ящик становились дамы, когда требовалось подколоть подол, – и указала герцогу:

– Тогда забирайтесь сюда.

Он смотрел на нее, явно не понимая.

– Если вам требуется платье…

– Платье требуется не мне.

– Если вашей подруге ростом с герцога требуется платье, то я должна снять мерки. Рукав, талия, подол. – Эмма вскинула бровь. – Грудь.

Поделом. Теперь он точно уберется отсюда.

Но уголок рта на здоровой половине лица Эшбери насмешливо изогнулся. Герцог поставил свою трость в угол и снял шляпу. За шляпой последовал плащ. Затем перчатки. И наконец сюртук. Глядя ей прямо в глаза, он шагнул на помост и развел в стороны руки ладонями вверх, как актер на сцене, ожидающий аплодисментов.

– Ну? – поторопил он Эмму. – Я жду.

Она отыскала свою портновскую ленту. Что ж, сама начала этот маленький фарс, так что отступать теперь нельзя.

– Откуда вы узнали, где находится наша мастерская? – подозрительно спросила она. – Вы меня выследили?

– Я герцог и, разумеется, не следил за вами, но я велел, чтобы за вами проследили. Это совершенно разные вещи.

Эмма покачала головой, разворачивая портновскую ленту.

– Только это тревожит меня не меньше.

– Тревожит? Вчера вы отвергли богатство на всю жизнь ради двух фунтов и трех шиллингов наличными, а потом убежали из моего дома так, будто там разгорелся пожар. Вам не приходило в голову, что моя слежка, возможно, была продиктована искренней заботой о вашем благополучии?

Она взглянула на него с сомнением.

– Я не сказал, что забочусь о вас: просто именно эта мысль должна была прийти вам в голову.

Эмма зашла ему за спину и растянула ленту от его левого плеча до запястья, делая вид, будто измеряет длину рукава. На самом деле ей стоило больших усилий не поддаться очарованию его близости. Всего лишь один слой тонкой рубашки отделял ее пальцы от его кожи, но у нее не было желания повторять тот шокирующий для обоих опыт, который они пережили в библиотеке Эшбери-Хауса.

«Вы не можете уйти прямо сейчас… Наша забавная игра только началась».

Она измерила расстояние от одного плеча до другого. Ах, этот аромат мыла для бритья и крепкого одеколона! Такие мужские запахи… Она не могла ими надышаться.

Но они никак не способствовали решению главной проблемы.

– Вы не записываете мерки, – заметил он.

– Мне и не нужно. Я запомню.

К сожалению! Хотела она того или нет, однако Эмма знала, что эта встреча будет вечно гореть в ее памяти выжженным клеймом. Ну, может, не вечно, а пока не состарится и не выживет из ума, когда любой разговор выветрится из ее пустой головы.

Она растянула ленту вертикально, приставив один ее конец к основанию его шеи. Ошибка! Теперь, помимо ненужных воспоминаний, она получила прикосновение к его волосам. Ощущение было такое, будто трогаешь дорогой бархат с густым роскошным ворсом.

«Бархат, Эмма? Неужели?»

– Я почти закончила. Осталось измерить вашу грудь.

Эмма приставила один конец ленты к грудной клетке, затем обвела ею по кругу в противоположном направлении, проведя по атласной спинке его жилета, пока оба конца не сошлись на грудине, и затянула портновскую ленту потуже, так что герцог поморщился.

Отлично. Вот так. Она взяла зверя на поводок.

Тогда отчего ей кажется, будто она его пленница?

Ее пугали не его шрамы. Как раз наоборот. Когда она стояла так близко, ее взгляд не мог охватить сразу обе стороны его лица. Ей нужно было выбирать. И Эмма уже знала, какая из сторон взывала к ней сильнее.

Чтобы преуспеть в портновском искусстве, было два подхода: найти недостатки и скрыть их или же подчеркнуть достоинства. Она всегда использовала второй подход. И вот сегодня он ее так жестоко подвел.

«Не делай этого, Эмма! Не бросай своему глупому сердцу канат, не то он скрутит тебя в узел».

Но было слишком поздно. Теперь, когда Эмма подняла на герцога взгляд, увидела в нем мужчину – мужчину с внимательными синими глазами и спрятанным в груди сердцем, которое выбивало гулкий и дерзкий ритм.

Мужчину с желаниями и потребностями, страстями, наконец.

Мужчину, который вчера схватил ее за руку, а теперь…

А теперь было похоже, что он имеет намерение ее поцеловать.