Медсестры переглянулись. Обычно Уэттиг сам писал распоряжения, касавшиеся прооперированных больных. Новое проявление его доверия к профессионализму Эбби.

Взяв карточку Мэри, она присела к столу и начала писать: «Перевод в палату № 5, восточное крыло. Передача под наблюдение службе торакальной хирургии. Диагноз: проведена открытая легочная биопсия с целью определения характера многочисленных легочных узелков. Состояние: стабильное». Затем Эбби последовательно выписала все рекомендации, касающиеся диеты, лекарств и процедур. Оставалось заполнить графу с кодом состояния^[3]. Почти автоматически она написала: «Полный код».

Подняв голову от записей, Эбби еще раз взглянула на Мэри Аллен. Та пока еще лежала на каталке. Эбби попыталась ощутить себя восьмидесятичетырехлетней старухой, все тело которой пронизано раковыми клетками. Мало того что дни Мэри сочтены. Каждый из них несет ей неутихающую боль. Что бы предпочла эта старуха? Быструю и более гуманную смерть или продолжение своих мучений? Этого Эбби не знала.

– Доктор Ди Маттео! – послышалось из динамика интеркома.

– Я слушаю.

– Примерно десять минут назад поступил вызов из четвертой палаты, восточное крыло. Вас просили туда подойти.

– В нейрохирургию? Они сказали зачем?

– Что-то связанное с пациенткой по фамилии Террио. Они вас просят поговорить с ее мужем.

– Карен Террио больше не моя пациентка.

– Доктор, я лишь передаю вам их просьбу.

– Спасибо. Сейчас буду.

Вздохнув, Эбби поднялась со стула и подошла к каталке Мэри Аллен, чтобы в последний раз взглянуть на кардиомонитор и проверить общее состояние. Пульс немного ускорился. Мэри начала шевелиться. Она снова стонала. Боль вернулась.

– Введите ей еще два миллиграмма морфина, – сказала медсестре Эбби.

Вспышки на экране кардиомонитора показывали, что сердце Карен Террио бьется медленно и ровно.

– У нее такое сильное сердце, – бормотал Джо Террио. – Оно не хочет сдаваться. И сама она тоже не хочет сдаваться.

Он сидел у постели жены, держа ее руки. Его взгляд был прикован к зеленой линии, тянущейся по экрану осциллоскопа. Джо ошеломляло обилие медицинской аппаратуры: всех этих трубок, мониторов, аспирационного насоса. Ошеломляло и пугало. Все внимание мужа Карен было приковано к кардиомонитору. Возможно, Джо думал, что если он сумеет постичь секреты этого загадочного ящика, то разберется и во всем остальном. Даже поймет, как оказался у койки женщины, которую любит и сердце которой не прекращает биться.

Было три часа дня. С момента, когда пьяный водитель протаранил машину Карен Террио, прошло уже шестьдесят два часа. Возраст пациентки – тридцать четыре года. Реакция на ВИЧ отрицательная, раковых опухолей и инфекционных заболеваний не обнаружено. Здесь лежала пока еще живая женщина с мертвым мозгом. Проще говоря, Карен представляла собой живой супермаркет здоровых органов для пересадки. Сердце. Легкие. Почки. Поджелудочная железа. Печень. Кости. Роговица. Кожа. С нее одной трансплантологи могли собрать обильную жатву. Как бы страшно ни звучало это слово, вполне обиходное в жаргоне трансплантологов, но организм Карен мог бы спасти жизнь или улучшить состояние полудюжине больных.

Эбби подвинула стул и села напротив Джо. Она была единственным врачом, долго и обстоятельно говорившим с Джо Террио. Неудивительно, что сейчас медсестры позвали именно ее. Она должна убедить Джо подписать необходимые документы и позволить Карен умереть. Некоторое время Эбби сидела молча. Ее и Джо разделяло простертое тело Карен Террио, грудь которой поднималась и опускалась в установленном ритме: двадцать вдохов в минуту.

– Вы правы, Джо, – наконец сказала Эбби. – У вашей жены сильное сердце. Оно способно вот так же биться еще какое-то время. Но не годами. В конце концов тело оценит свое состояние. Тело поймет.

Джо поднял на нее глаза, воспаленные от слез и бессонницы:

– Поймет? Что?

– То, что мозг его хозяйки мертв и сердцу больше незачем биться.

– Как тело может понимать такие вещи?

– Мозг нужен нам, не только чтобы думать и чувствовать. Мозг задает организму цель и смысл существования. Стоит цели исчезнуть, сердце, легкие и другие органы перестают работать.

Эбби кивнула в сторону аппарата искусственной вентиляции легких:

– Как видите, это устройство дышит за вашу жену.

– Я знаю, – прошептал Джо, растирая себе лицо. – Знаю, знаю…

Эбби молчала. Вцепившись себе в волосы, Джо раскачивался на стуле. Из его горла вырывались звуки, чем-то похожие на рыдания. Максимум того, что может позволить себе мужчина. Когда он снова поднял голову, его волосы стояли торчком, мокрые от слез.

Он опять взглянул на монитор. Монитор был единственным устройством, не вызывавшим у Джо страха.

– Все это… так преждевременно.

– Нет, не преждевременно. Очень скоро состояние органов вашей жены начнет ухудшаться, и они уже не будут пригодны для трансплантации. Поймите, Джо: эта задержка ничего не даст.

Тело жены было барьером, поверх которого Джо смотрел на доктора Ди Маттео.

– Вы принесли бумаги? – спросил он.

– Они при мне.

Джо подписал документы, едва взглянув на бланки. Эбби и дежурная медсестра засвидетельствовали подлинность его подписей. Копии документов лягут в историю болезни Карен Террио, попадут в базу данных БОНА – Банка органов Новой Англии^[4] и базу данных координатора трансплантационных операций клиники Бейсайд. После этого наступит время жатвы.

Карен Террио похоронят, но части ее организма еще долго будут жить в других телах. И прежде всего ее сердце. Человек, которому его пересадят, и не узнает, как весело билось это сердце, когда пятилетняя Карен бегала и играла; как замирало от счастья, когда в двадцать лет она выходила замуж, а через год переполнялось радостью материнства. Пусть это и не бессмертие, но что-то очень близкое к бессмертию.

Но вряд ли подобные мысли могли утешить Джозефа Террио, не покидавшего вахту у постели жены.

Эбби застала Вивьен Чао в раздевалке операционной, куда та пришла после экстренной четырехчасовой операции. Однако на хирургическом костюме, который Вивьен успела снять, не было ни пятнышка пота.

– Муж Карен Террио дал согласие на жатву, – сказала Эбби.

– Он подписал документы? – спросила Вивьен.

– Да.

– Прекрасно. Тогда я распоряжусь насчет перекрестной пробы.

Вивьен потянулась за чистой хирургической блузой. Сейчас на ней были только лифчик и трусики. Сквозь ее плоскую грудную клетку проступали все ребра.

«Профессиональная зрелость не обязательно сопровождается телесной», – подумала Эбби.

– Как ее основные органы? – поинтересовалась китаянка.

– Поддерживаются в стабильном состоянии.

– Главное, чтобы не падало давление. Пусть почки обильно снабжаются кровью. Не каждый день судьба преподносит симпатичную пару почек, да еще и четвертой группы с положительным резусом.

Вивьен надела чистые хирургические штаны, завязывающиеся на поясе, и заправила в них блузу. Все ее движения отличались точностью. Даже элегантностью.

– Пойдешь на жатву? – спросила Эбби.

– Если сердце решат отдать моему пациенту, пойду. Жатва – самая легкая часть. Куда интереснее сама пересадка и приживление органа.

Вивьен закрыла шкафчик, щелкнув замком.

– Есть минутка? Хочу познакомить тебя с Джошем.

– Кто он?

– Мой пациент. Достался мне по линии обучения. Он сейчас в палате интенсивной терапии.

Они покинули раздевалку, вышли в коридор и направились к лифту. Свою коротконогость Вивьен компенсировала быстрыми, почти яростными шагами.

– Нельзя говорить об успехе пересадки сердца, пока не сравнишь состояние пациента до и после операции, – сказала Вивьен. – Сейчас я тебе покажу этого парня с его собственным сердцем. Быть может, для тебя кое-что прояснится.

– Что ты имеешь в виду?

– У твоей пациентки есть сердце, но умер мозг. У моего парня здоровый мозг и практически нет сердца.

Двери лифта распахнулись. Вивьен вошла в кабину.

– Когда видишь такие трагедии, некоторые вещи начинают обретать смысл.

В лифте они ехали молча.

«Конечно, в этом есть смысл, – думала Эбби. – И большой смысл. Вивьен его видит отчетливо. Но мне не прогнать из памяти ту картину… Дочери Карен, совсем еще дети… Они стояли возле постели матери, боясь до нее дотронуться».

Так же молча Вивьен вела Эбби в палату отделения интенсивной терапии.

Джошуа О’Дей спал на койке № 4.

– Целыми днями только и делает, что спит, – пояснила медсестра.

У нее были светлые волосы и миловидное лицо. На бедже значилось: «ХАННА ЛАВ, ДИПЛОМИРОВАННАЯ МЕДСЕСТРА».

– Из-за перемены лекарств? – спросила Вивьен.

– Думаю, из-за депрессии, – покачала головой Ханна и вздохнула. – Я ухаживаю за ним уже не первую неделю. С самого дня его поступления. Он такой замечательный парень. Мне он очень нравится. Простой, бесхитростный. Раньше он со мной разговаривал. А с недавних пор погрузился в эту спячку. Когда не спит, лежит и смотрит на свои трофеи.

Ханна кивнула в сторону тумбочки, на которой любовно были разложены спортивные ленты и вымпелы. Среди них находились и его собственные награды, самой ранней из которых был вымпел, полученный Джошем еще в третьем классе. Тогда, будучи бойскаутом-волчонком^[5], он участвовал в соревнованиях «Дерби соснового леса»^[6]. Эбби знала об этих соревнованиях. Как и Джошуа О’Дей, ее брат был бойскаутом-волчонком.

Эбби подошла к койке. Парнишка выглядел гораздо младше своих лет. Судя по записи в истории болезни, ему было уже семнадцать, но он вполне бы сошел за четырнадцатилетнего. Вокруг его постели, словно лианы, переплетались пластиковые трубки капельниц, а также трубки артериальных датчиков и катетеров Свана-Ганца. Последние использовались для наблюдения за давлением в правом предсердии и легочной артерии. Все данные выводились на монитор. Давление в правом предсердии было высоким. Сердце парня не справлялось со своей главной задачей – качать кровь. Кровь шла обратно в венозную систему. Это было видно и без монитора. Эбби сразу отметила раздутые вены на шее Джоша.

– Два года назад он был звездой школьной бейсбольной команды в Реддинге, – сказала Вивьен. – Я не разбираюсь в бейсболе и не могу оценить его уровень. Но отец парня очень гордится его успехами.

– Очень гордится, – подтвердила Ханна. – Недавно заявился в палату с мячом и бейсбольными перчатками. Затеяли игру. Уж не знаю, как в бейсболе называются эти приемчики, но папашу мне пришлось выставить.

Она засмеялась:

– Отец в мальчишке просто души не чает.

– И давно он болеет? – спросила Эбби.

– В школе пропустил целый год, – сказала Вивьен. – Два года назад подцепил вирус. Вирус Коксаки, тип В. За шесть месяцев у него развилась острая сердечная недостаточность. В нашей клинике Джош уже месяц. Ждет новое сердце… Правда, Джош?

Парень открыл глаза. Казалось, он смотрит на врачей через несколько слоев марли. Джош несколько раз моргнул, затем улыбнулся Вивьен:

– Привет, доктор Чао.

– Гляжу, у тебя появились новые ленты.

– Вы про эти? – Джош закатил глаза. – Даже не знаю, откуда мама их выкопала. Она у меня хранит все подряд. Даже мои молочные зубы. Собраны у нее в мешочек. По-моему, это уже слишком.

– Джош, как видишь, я пришла не одна. Познакомься: это доктор Ди Маттео, хирург-ординатор.

– Здравствуй, Джош, – улыбнулась Эбби.

Казалось, парень только сейчас заметил ее присутствие. Он молчал.

– Ты не возражаешь, если доктор Ди Маттео тебя осмотрит? – спросила Вивьен.

– Зачем?

– Когда получишь новое сердце, будешь носиться не хуже Дорожного Бегуна. Помнишь мультики о нем? Тогда мы уже не сможем разложить тебя на койке и провести врачебный осмотр.

– И любите же вы эти осмотры, – улыбнулся Джош.

Эбби подошла к койке. Джош послушно расстегнул пижаму. Грудь у него была бледной, совсем без растительности. Как у ребенка. А ведь Джош уже был подростком. Эбби прижала руку к его сердцу. Оно билось слабо, будто птица, уставшая натыкаться на прутья клетки. Эбби достала стетоскоп. Она стояла, слушая удары сердца Джоша. Во взгляде парня сквозили настороженность и недоверие. Подобные взгляды Эбби часто видела в педиатрических палатах. Так смотрят дети, которые слишком давно находятся в больнице и знают: каждая новая пара врачебных рук – это новая боль. Когда она смотала и убрала в карман стетоскоп, Джош облегченно вздохнул.

– Это все? – спросил он.

– Да, все. – Эбби расправила ему пижаму. – Джош, а какая твоя любимая команда?

– Разве не видно?

– Конечно видно. «Ред сокс».

– Отец записал мне на видео все их игры. Мы с ним всегда вместе ходили на матчи. Отец и я. Когда вернусь домой, буду смотреть все пленки подряд. Целых три дня сплошного бейсбола…

Он глотнул воздуха, насыщенного кислородом.

– Доктор Чао, я хочу домой, – глядя в потолок, сказал Джош.

– Я знаю, – тихо отозвалась Вивьен.

– Хочу снова увидеть свою комнату. Я скучаю по своей комнате.

Джош глотал слюну, пытаясь удержать слезы, но все же шумно всхлипнул.

– Я хочу увидеть свою комнату, – повторил он. – Только и всего. Просто увидеть свою комнату.

Ханна поспешила к его койке, подхватила Джоша на руки и принялась качать, как маленького. Он отчаянно сражался с подступающими слезами, сжимал кулаки. Он уткнулся в волосы медсестры.

– Все хорошо, – приговаривала Ханна. – Малыш, ты не стесняйся. Хочется поплакать – поплачь. Я же тут, с тобой. И никуда не уйду. Пока я тебе нужна, я буду рядом. Все в порядке, Джош.

Эбби видела: лицо медсестры мокро от слез. То были не слезы Джоша, а ее собственные.

Эбби и Вивьен молча ушли из палаты.

В сестринской Вивьен подписала два экземпляра заявки на лимфоцитарную перекрестную пробу между кровью Джоша О’Дея и Карен Террио.

– Как скоро его могут оперировать? – спросила Эбби.

– Изъять сердце мы могли бы уже завтра утром. Чем раньше, тем лучше. У парня только за сегодня трижды проявилась желудочковая тахикардия. При таком нестабильном сердечном ритме у него в запасе мало времени. – Вивьен повернулась к Эбби. – Я бы очень хотела, чтобы Джош вернулся домой и смотрел матчи «Ред сокс». А ты?

Лицо китаянки, как всегда, оставалось спокойным и непроницаемым. Эбби подумала, что внутри Вивьен может все обливаться слезами, но та никогда этого не покажет.

В сестринскую вошла секретарь палаты.

– Доктор Чао, я передала в реанимацию хирургического отделения ваш запрос на перекрестную пробу. Мне сказали, что они уже выполняют этот анализ с кровью пациентки Карен Террио.

– Потрясающе. Хоть один раз мой интерн подсуетился.

– Доктор Чао, быть может, я их не так поняла, но перекрестная проба выполняется не с лимфоцитами Джоша О’Дея.

– Что? – опешила Вивьен, поворачиваясь к секретарю.

– Мне сказали, они проводят анализ для другого пациента. Точнее, пациентки. Нины Восс. Категория частных пациентов.

– Но Джош в критическом состоянии! В списке очередников он первый.

– Мне они всего лишь сказали, что сердце предназначено той частной пациентке.

Вивьен вскочила, подбежала к телефону и вдавила несколько кнопок. Эбби слышала ее разговор.

– Это доктор Чао. Я хочу знать, кто заказал лимфоцитарную перекрестную пробу по Карен Террио?

Судя по лицу Вивьен, ответ ей не понравился. Она нахмурилась и молча повесила трубку.

– Они тебе назвали имя? – спросила Эбби.

– Да.

– И кто же это?

– Марк Ходелл.