У вас нет ни малейшего шанса. Кейт вспоминала слова адвоката вновь и вновь, сидя за столиком в кафетерии клиники. Сколько она продержится в суде, прежде чем обвинение ее уничтожит? Она научилась владеть собой, постоянно имея дело с жизнью и смертью. Когда в операционной возникали критические моменты, она справлялась и продолжала делать свое дело профессионально, не теряя хладнокровия. Но зал суда – другое дело. Это территория Дэвида Рэнсома. И не она, а он будет чувствовать себя там как рыба в воде, а она будет так же беспомощна, как пациент на операционном столе. Как, каким образом сможет она отразить атаку того, кто имеет репутацию разрушителя докторских карьер?
Она никогда не боялась мужчин. Она училась с ними и работала среди них. Дэвид Рэнсом – первый, кто напугал ее, и сделал это без особого труда. Если бы он был маленького роста, лысый или толстый… Если бы она могла придраться к внешности… Но нет! Ее заставляла поежиться мысль об этих пронзительных голубых глазах!
– Мне кажется, тебе не помешает компания, – раздался знакомый голос.
Подняв глаза, она увидела Гая Сантини, смотревшего на нее сквозь свои нелепые очки с толстыми линзами.
Она кивнула ему:
– Привет.
Он пододвинул стул и сел.
– Как ты, Кейт?
– Ты имеешь в виду, что меня устранили? – Она попыталась улыбнуться. – Просто замечательно.
– Слышал, что старик прогнал тебя из операционной. Сожалею.
– Не могу винить старика Эвери. Он просто подчинился приказу.
– Беттенкурта?
– Кого же еще?
Гай фыркнул.
– Так бывает, когда клиникой руководят проклятые экономисты-управленцы. Они не могут ни о чем думать, кроме прибыли. Ради выгоды он способен продать всех своих родных. Такой, как он, вырвет и продаст золотые зубы своих предков.
– А потом пришлет им счет за проведенную операцию, – также мрачно пошутила Кейт.
Но оба остались серьезными.
Шутка была слишком близка к правде.
– Если тебе от этого станет немного легче, Кейт, у тебя будет хорошая компания в суде. Меня тоже вызывают.
– О, Гай, это все из-за меня, прости!
Он пожал плечами:
– Подумаешь, большое дело! Меня и раньше привлекали. Поверь, болезненно реагируешь лишь первый раз.
– А что случилось?
– Дело о травме. Поступил мужчина с разрывом селезенки. Я не мог его спасти. – Он покачал головой. – Когда я увидел у себя на столе письмо с уведомлением от судебного адвоката, мне захотелось выброситься в окно. Сьюзен решила отвести меня к психологу. Но знаешь, что было? Я выжил. И ты тоже пройдешь через это, если будешь все время помнить, что они не нападают лично на тебя. Они атакуют работу, которую ты делала.
– Не вижу разницы.
– И в этом твоя проблема. Ты не можешь отделить себя от работы. Мы оба знаем, через какой ад ты проходишь, мы оба знаем, что ты слишком много времени отдаешь работе, иногда практически живешь в клинике.
Он прав. Может, быть работой она пыталась заполнить пустоту в личной жизни?
– Но я не похоронила себя на работе, – оправдывалась она, – я даже начала снова встречаться с мужчиной.
– И вовремя. Кто этот парень, я его знаю?
– На прошлой неделе я ходила на свидание с Эллиотом.
– А, тот горилла из группы компьютерщиков? – Он вздохнул, Эллиот был похож на известного комического персонажа. – Наверное, хорошо повеселились.
– Ну да… Было весело. Он пригласил меня к себе.
– Правда?
– И я пошла.
– Ты пошла?!
– Он хотел показать мне технические новинки.
Гай с интересом наклонился к ней.
– И что было дальше?
– Мы слушали новые диски. Играли в компьютерные игры.
– И?
Она вздохнула.
– И после восьми раундов «Зорка» я поехала домой.
Гай, застонав, откинулся на спинку стула.
– Эллиот Лафферти никак не относится к категории горячих любовников. Тебе надо обратиться в службу знакомств. Вот, послушай, я даже выписал для тебя из объявлений: «Умная, привлекательная женщина ищет…»
– Папа! – раздался счастливый детский возглас.
Гай повернулся.
– Вот и мой Уилл! – Смеясь, он вскочил и, подхватив на руки подбежавшего сына, подбросил его вверх. Пятилетний Уилл со счастливым смехом приземлился в надежные отцовские руки.
– Я ждал тебя, где ты был?
– Мама опоздала.
– Опять?
Уилл наклонился к уху отца и заговорщицки прошептал:
– Адель была просто в ярости. Ее парень должен был повести ее в кино.
– Ага. Но нам совершенно ни к чему сердить Адель, правда? – И Гай посмотрел на приближавшуюся к ним жену. – Мы опять испытываем терпение няни?
– Клянусь, я не виновата, это все из-за полнолуния! – засмеялась Сьюзен и отбросила за ухо непослушный завиток огненно-рыжих волос. – Все мои пациенты просто сошли с ума, не могла их выпроводить из офиса.
Гай повернулся к Кейт.
– И она называет это неполным рабочим днем!
Сьюзен любовно потрепала мужа по щеке, в этом жесте было что-то материнское. Сьюзен была некрасива, с коренастой фигурой, приземистой, как у жены фермера, с лицом в веснушках. Но сейчас в улыбке, которую она обратила на сына, светилась ее внутренняя красота.
– Папочка! – Уилл пританцовывал вокруг ног Гая, как эльф. – Подбрось меня еще.
– Позже, Уилл, – сказала Сьюзен, – надо забрать машину папы, пока гараж не закрыли.
– Ну пожалуйста!
– Ты что, не слышала? Он же сказал волшебное слово. – И, с львиным рыком схватив сына, Гай высоко его подкинул, и Уилл заверещал от радости.
Сьюзен посмотрела на Кейт:
– У меня два ребенка. Маленький и большой.
– Я все слышу. – Гай властно обнял жену за плечи. – И за это, леди, вы отвезете меня домой.
– Как насчет «Макдоналдса» сегодня вечером?
– Ясно. Кто-то не хочет готовить ужин.
Помахав Кейт, Гай повел семейство к выходу. Она слышала, как он спросил Уилла:
– Хочешь большой чизбургер?
– Мороженое.
– О такой альтернативе я не подумал.
Кейт могла представить, как они проведут оставшийся вечер. Сначала «Макдоналдс», где с шутками, весело они поужинают, стараясь уговорить Уилла поесть, потом дом, пижама, сказка на ночь, детские тонкие руки обовьют родительскую шею, потребуют поцелуя на ночь.
А я что буду делать дома?
Она вздохнула. Счастливый Гай.
Покинув офис, Дэвид поехал по Нуану-авеню, повернул на проселочную дорогу, ведущую к старому кладбищу. Оставив машину в тени баньянового дерева, прошел мимо мраморных ангелов в более новый сектор, где памятников не было, лишь бронзовые таблички на земле отдавали дань усопшим. У раскидистого баобаба остановился и посмотрел на табличку у ног.
Это было хорошее место, на склоне холма, отсюда открывался вид на город. Здесь всегда дул ветерок, иногда с моря, иногда с долины. Закрыв глаза, Дэвид мог определить по запаху направление. Он не выбирал место. И не мог вспомнить, кто сделал это, может быть, просто оказалось свободное именно здесь. Встав на колени, он смел с плиты сухие листья, потом поднялся и стоял, пока не послышался шелест длинной юбки и постукивание палки.
– Вот и ты, Дэвид.
К нему подходила высокая женщина с серебряными волосами.
– Тебе не надо было приходить, мама. С твоей больной ногой.
Она палкой указала на небольшой белый домик в стороне, на краю кладбища:
– Я увидела тебя из окна кухни. И решила выйти и поздороваться. Не могла дождаться, когда ты приедешь навестить меня.
Он поцеловал ее щеку.
– Прости. Был очень занят. Но я собирался сейчас зайти к тебе.
– Разумеется. – Она перевела взгляд голубых глаз, таких же, как у сына, на могилу. И в шестьдесят восемь ее глаза оставались пронзительного голубого цвета. – Некоторые даты лучше забыть, – мягко сказала она.
Он не ответил.
– Знаешь, Дэвид, Ной всегда хотел брата. Может быть, пришло время подарить ему.
– О чем ты, мама?
– Это естественно, верно?
– Может быть, сначала надо жениться?
– Конечно. У тебя кто-то есть на примете? – с надеждой спросила мать.
– Ни души.
Вздохнув, она взяла его под руку.
– Я так и думала. Пойдем. Раз тебя не ждет шикарная блондинка, выпьешь кофе со старой матерью.
Они двинулись по направлению к домику. Джинкс упрямо отказывалась от советов докторов, которые вообще не рекомендовали ей ходить. Она подвернула лодыжку, играя в теннис, такая женщина вряд ли будет сидеть в кресле за вязанием.
Они поднялись на крыльцо и вошли на кухню. Их встретила пожилая компаньонка матери.
– Вот и вы! – вздохнула Грейси. – Я никак не могу удержать эту женщину дома, – пожаловалась она Дэвиду.
Он пожал плечами:
– И никто не сможет.
Они сели за стол. Кухня напоминала тропики, отовсюду свешивались зеленые растения, их раскачивал легкий ветерок, проникавший из распахнутого окна.
Дэвид отвел от лица ветку.
– Не могу понять, как ты можешь целый день смотреть на кладбище.
– Из окна я вижу своих друзей: вот миссис Гото, вот мистер Карвальо и наш Ной на склоне. Я думаю о них так, как будто они спят.
– Господи, мама.
– Твоя проблема, Дэвид, в том, что ты не можешь перестать бояться смерти.
– Что ты предлагаешь?
– Верни бессмертие. Роди еще ребенка.
– Я не женюсь, мама, и перестань говорить на эту тему.
Она, как всегда, проигнорировала возражение сына.
– В прошлом году ты встретил одну молодую женщину. Где она?
– Вышла замуж. За кого-то еще.
– Жаль.
– О да, бедный парень.
– О, Дэвид! Когда ты станешь взрослым?
Дэвид улыбнулся и сделал глоток из чашки. Еще одна причина, почему он редко посещал мать. Кроме участия в воспоминаниях надо было пить ужасный кофе Грейси.
– Как проводишь день, мама? – вежливо спросил он.
– С каждой минутой хуже.
– Еще кофе, Дэвид? – Кофейник Грейси угрожающе навис над его чашкой.
– О нет! – Он накрыл рукой чашку, и обе посмотрели на него с удивлением. – Я хотел сказать, э-э-э… Спасибо, Грейси.
– У тебя что-то не так, помимо твоей личной жизни?
– Еще более занят, чем обычно.
– Ты слишком серьезно относишься к работе.
– Такова работа.
– Привлекать докторов к ответственности? Просто еще один способ заработать.
– Моего доктора один раз привлекли, – заметила Грейси. – Все эти ужасные слухи о нем, разговоры… Я считала его святым.
– Никто не святой. И менее всего доктора, – мрачно заключил Дэвид. Потом задумался, глядя в окно и вспоминая дело О’Брайен.
Он думал о нем весь день. Или, скорее, о зеленоглазой Кейт Чесни. И решил, что все-таки она лжет. Дело было легче, чем ожидалось. Он уже знал, как вести допрос в суде. Сначала легкие вопросы: имя, образование, практика. У него была привычка расхаживать в зале суда, делая круги вокруг обвиняемого. Жестче вопросы, ýже круги. И когда настанет время самого убийственного вопроса, он окажется с преступником лицом к лицу. И все будет кончено.
Он встал.
– Надо идти. Позвоню, мама.
Джинкс недоверчиво фыркнула:
– Когда? На следующий год?
Он потрепал по плечу Грейси и прошептал на ухо:
– Желаю удачи. Не позволяй ей доводить тебя до умопомрачения.
– Я? Свожу с ума? Ха!
Грейси вышла проводить его, помахала рукой на прощание и постояла, глядя, как он удаляется.
– До свидания, Дэвид, – прошептала она ласково вслед.
Она еще долго смотрела, как он идет и садится в машину, потом грустно сказала:
– Как он несчастлив! Если бы он смог забыть…
– Он не забудет, – вздохнула в ответ Джинкс, – он пронесет горе через всю жизнь и умрет с этим.
Дул сильный северо-западный ветер, когда катер отошел от причала, чтобы развеять над закатным морем прах Эллен О’Брайен. Это было так естественно – развеять пепел над волнами, освещенными закатным солнцем. Священник бросил со старого причала в воду венок из желтых цветов. Цветы, подхваченные течением, медленно поплыли по воде, как символ прощания, и Патрик О’Брайен снова заплакал.
Плач, подхваченный ветром, донесся через толпу до того места, где стояла Кейт. Одинокая и всеми игнорируемая, она приткнулась около причала с рыбацкими парусниками, сама не понимая, зачем пришла сюда. Может быть, чтобы наказать себя? В попытке сказать всему миру, как она сожалеет? Это внутренний голос, страдающий и умоляющий о прощении, велел ей прийти.
Там была и делегация из клиники. Медсестры, жавшиеся друг к другу, несколько акушерок. Кларенс Эвери, чьи седые волосы встали дыбом от ветра, и голова стала похожа на одуванчик. Даже Джордж Беттенкурт явился, но стоял немного в стороне, с неподвижным лицом, напоминавшим маску. Для всех этих людей клиника был больше чем просто работа, это был их второй дом. Вторая семья. Доктора и сестры часто принимали роды друг у друга. Эллен О’Брайен помогла многим их детям появиться на свет. И теперь они провожали ее.
Отблеск заката на чьих-то светлых волосах привлек внимание Кейт, она вгляделась – в конце пирса стоял Дэвид Рэнсом, его голова возвышалась над толпой. Он был в соответствующем печальному ритуалу черном костюме и галстуке, но эмоций выражал не больше, чем каменная стена. Есть ли в нем вообще простые человеческие чувства? Ты когда-нибудь плачешь? Ты когда-нибудь смеешься? Ты когда-нибудь занимаешься любовью?
Последняя мысль возникла неожиданно. Любовь? Она могла себе представить, что такое заниматься любовью с Дэвидом Рэнсомом, – он будет доминировать, подавляя партнера и подчиняя своим желаниям.
Свет последних лучей заходящего солнца окутал его фигуру золотистой мантией победителя. Какой шанс может быть у нее против такого человека?
От порыва ветра зашумели высокие мачты, заглушив последние слова священника. Когда наконец все было кончено, она не нашла сил двинуться с места. Смотрела, как проходили мимо люди. Никто из них не подошел к ней. Один Кларенс Эвери остановился было, попытался что-то сказать, но, так и не осмелившись, побрел дальше. Мэри и Патрик О’Брайен даже не взглянули в ее сторону. Когда мимо проходил Дэвид, в его глазах она уловила искру узнавания, но и он, не останавливаясь, прошагал мимо нее. Как будто она была невидимкой.
Когда она нашла в себе силы двинуться с места, причал опустел. На фоне умирающего заката мачты парусных судов торчали частоколом, как мертвые стволы деревьев. Добравшись до своего автомобиля, она с трудом, окончательно обессилев, начала рыться в сумке, чтобы отыскать ключи, но сумка выпала из рук, и содержимое рассыпалось по асфальту. Кейт не могла заставить себя двинуться с места. Она будто примерзла к асфальту. Она не знала, видит ли кто-нибудь ее сейчас.
Ее заметил Дэвид. Проводив своих клиентов и попрощавшись, он обратил внимание, что Кейт еще здесь. Дэвид был очень удивлен, увидев ее на церемонии прощания. Довольно умный ход с ее стороны, публичное появление и изъявление раскаяния должно было произвести впечатление на О’Брайенов. Но когда увидел, как одиноко побрела она на парковку, понял, какую храбрость она проявила, показавшись сегодня здесь.
Он тут же одернул себя, напомнив, что некоторые врачи сделают все, чтобы оправдать себя перед законом.
О проекте
О подписке