Цитаты из книги «Шмяк!»

– Я в глубокой етой самой, да? – уточнил он. – Несомненно, нам нужно с вами поговорить, – сказал Моркоу. – Хотите адвоката? – Не, я уже поел. – Вы питаетесь адвокатами? – спросил Моркоу. Кирпич тупо смотрел на него, пока мозг не сработал. – Как называются ети, которые хрустят, когда их ешь? Моркоу посмотрел на Детрита и Ангву в надежде получить хоть какую-нибудь подсказку. – Не исключено, что это и впрямь адвокаты, – наконец признал он.

– Кстати, как дела на Сноваповоротной улице? – поинтересовался он, потягиваясь и делая глубокий вдох. – Ета, отлично, сэр, – радостно ответил Детрит. – Шесть алхимиков и полста фунтов свежего «Сполза». Раз, два, и все сидят в «Танти». – Они не догадались, кто стукнул? – уточнил Ваймс. Детрит обиженно взглянул на командора. – Ну, нет, сэр, – сказал он. – Я уж постарался, чтоб они поняли, что ето я их стукнул.

Баррикады… по крайней мере, так они числились в инвентарной ведомости Стражи. Ха. Доски, размалеванные черными и желтыми полосами и поставленные на подпорки, – это не баррикада. Особенно для того, кто побывал на настоящей баррикаде, состоящей из разного барахла, мебели, бочек, страха и отчаянного сопротивления. Нет, эти черно-желтые штуки были всего лишь физическим воплощением идеи. Чертой, проведенной на песке. Они гласили: «Ни шагу дальше. Здесь начинается Закон. Шагни за черту – и ты окажешься вне закона. Шагни за черту со своим здоровенным топором, огромным моргенштерном или тяжелой, чертовски тяжелой шипастой палицей – и мы, немногочисленные счастливцы, вооруженные деревянными дубинками… мы… мы… …в общем, лучше не переступай черту, ладно?»

– Э… а что, если… если я не окажусь прямо перед ним, когда он попытается меня ударить? – спросил Э. И. Пессимал, загипнотизированный словами Вилликинса, и снова уронил меч. – Что, если он зайдет сзади? – Тогда, боюсь, сэр, придется вернуться на исходную и начать все сначала. – Э… и что для этого надо сделать? – Как правило, родиться на свет, сэр, – Вилликинс покачал головой.

– Множество – это примерно сколько? – поинтересовался Ваймс. – Говорят, тысячи. Разумеется, пьяные. – То есть настроены подраться. – Да, сэр. Достаточно пьяные, чтобы натворить глупостей, но недостаточно, чтобы упасть.

– Тогда вот что я вам скажу, сэр, – охотно предложил Шнобби. – Почему бы не оставить эту здоровенную старую раму на месте и не дать ей новое название, например «Украденная картина»? – Нет, – холодно ответил сэр Рейнольд. – Это глупо.

Единственный звук, который издают животные в городе, – это шипение мяса на сковородке. Но создатели детской как будто участвовали в тайном сговоре: везде, куда ни глянь, были ягнята, мишки и пушистые утята. Однажды вечером, после трудного дня, Ваймс озвучил сыну уличную версию:   Где мой папаша? Это мой папаша? – Черт подери! Десница тысячелетия и моллюск! Это Старикашка Рон! Это не папаша!

Ваймс подписал рапорт об арестах, рапорт о происшествиях и даже отчет о пропавшем имуществе. Отчет о пропажах! В старые добрые времена Стража не знала ничего подобного. Если кто-нибудь приходил с жалобой на исчезновение какой-нибудь мелочи, достаточно было перевернуть Шнобби Шноббса вверх ногами и подобрать то, что выпало.

– Не хочешь ли воспользоваться удобной встроенной функцией передачи сообщений? – А что она дает? – с сильнейшим подозрением спросил Ваймс. Бес-органайзеры, которые покупала Сибилла, один за другим с успехом устраняли проблемы, которые проистекали исключительно от пользования ими. – Э… короче говоря, я очень быстро сбегаю с сообщением в ближайшую клик-башню, – с надеждой сказал бесенок. – И вернешься? – с не меньшей надеждой спросил Ваймс. – Разумеется! – Нет, спасибо.

Плут, бедолага, сошел с ума за работой. У него ушло шестнадцать лет, чтобы закончить картину! – Это еще ничего, – бодро ответил Шнобби. – Фред еще не закончил красить свою кухню, а ведь он начал двадцать лет назад!