Цитаты из книги «Безумная звезда»

– Ты ведь не дерево, правда? – спросил Ринсвинд, по-прежнему глядя прямо перед собой. – Не дури. Деревья не разговаривают. – Прости. Просто у меня в последнее время случались кое-какие заморочки с деревьями. Ну, знаешь, как бывает… – Нет. Я валун. В голосе Ринсвинда почти ничего не изменилось. – Прекрасно, прекрасно, – медленно произнес волшебник. – Что ж, пойду собирать луковицы.

– Если хочешь, я скажу ему, чтобы он заткнулся, – предложил Ринсвинд. – А он жаткнетшя? – Нет.

– А он столкнется? – Не совсем, но в… Что это?! Ринсвинд посмотрел вниз. Из темноты неслышно вышел Сундук. В его крышке торчал длинный обломок лезвия от косы. – Всего-навсего Сундук, – сказал волшебник. – Но мы не звали его сюда! – А его никто никуда не зовет, – сообщил Ринсвинд. – Он сам появляется. Не обращайте на него внимания. – А-а. О чем это мы говорили?

В подобных местах существует тенденция оглядываться через плечо на художника-оформителя и заводить пространные разговоры о кожаных лифах, высоких сапогах и обнаженных клинках. Слова типа «полный», «округлый» и даже «дерзкий» продолжают вторгаться в повествование до тех пор, пока автор не начинает испытывать настоятельную необходимость принять холодный душ и пойти прилечь. Что само по себе довольно глупо, поскольку женщина, решившая зарабатывать на жизнь с помощью клинка, не станет расхаживать в виде, напоминающем обложку одного из прогрессивных каталогов белья для узкого круга покупателей.

– Что ж, я расспрашивал самые кости страны! Да, да, глубинные камни и стоящие на них горы. Наступило внезапное ледяное молчание. Все посмотрели на волшебника, который произнес эти слова. Ганмак Трихаллет из Почтенных Провидцев беспокойно заерзал в кресле. – Ага, заливай больше, – сказал кто-то. – Я ж не сказал, что они мне ответили.

– Погоди-погоди, – вмешался Ринсвинд. – Коэн – это такой здоровенный мужик, шея как у быка, а на груди мускулы, словно мешок с футбольными мечами. То есть он величайший воин Диска, легенда при жизни. Помню, как мой дед говорил мне, что видел его… мой дед говорил мне… мой дед… Он запнулся, смешавшись под буравящим его взглядом. – О-о, – сказал он. – Разумеется. Прости.

– Жаткнишь и шкажи мне, што жадумал этот твой идиот-приятель! – Нет, послушай, если я должен заткнуться, то как мне… Нож у горла превратился в горячую полоску боли, и Ринсвинд решил обойтись без логики.

Ринсвинд содрогнулся. Когда Двацветок принимался подобным образом разглагольствовать, им сразу завладевало беспокойство. Слава богам, он не назвал церемонию «живописной» и «оригинальной». Ринсвинд так и не нашел удовлетворительного перевода для этих слов, но самый близкий синоним, который он смог подобрать, означал «неприятности». – Вот бы Сундук сюда, – с сожалением продолжил турист. – Как кстати пришелся бы мой иконограф. Все обещает быть очень оригинальным и живописным.

– Ринсвинд, – произнес чей-то голос. Ринсвинд никогда не слышал, как разговаривают ящерицы, но если бы ящерица говорила, то она изъяснялась бы как раз таким голосом. – Гм, – сказал он. – Да? Голос хихикнул – странный, довольно бумажный звук. – Тебе следовало бы спросить: «Где я?», – упрекнул он.

– Если ты будешь постоянно думать, что каменные плиты не летают, она может услышать тебя и поддаться твоему убеждению. И ты окажешься прав, понятно? Сразу видно, что с современным мышлением вы не знакомы. – Похоже на то, – слабо откликнулся Ринсвинд. Он пытался не думать о камнях на земле. Он старался думать о булыжниках, проносящихся в небе, как ласточки, резвящихся над землей, испытывающих радость полета и взмывающих к солнцу… Он с ужасом осознал, что это ему не очень-то удается.