овощи, на дымящуюся чашку, початый батон, открытую пачку масла. Ему вдруг сильно захотелось есть. Ощущение колоссальной пустоты, сосущее и какое-то лихорадочное, распространялось из желудка по всему телу теплыми волнами и легкими содроганиями
Жереми сжал руку и протянул кулак. Симон с минуту смотрел на него, потом нежно стукнул своим кулаком о кулак отца.
– Я очень хорошо это помню. В тот день все было наоборот:
Это я поместил тебя сюда. Я консультировался со специалистами. Читал медицинскую литературу, искал случаи амнезии, похожей на твою, но ничего не нашел. Врачи говорят, что вряд ли к тебе полностью вернется твоя истинная личность. Но я не теряю надежды…
– В день вашего рождения? – спокойно спросил Симон.
– Откуда ты знаешь?
– Мама сказала.
– Стало быть, она мне поверила.
– Да… в общем… Она всегда говорила, что вам трудно доверять, потому что вы всегда лгали.
Жереми сидел на кровати перед Симоном. Оба молчали. В суровом и непреклонном лице сына Жереми узнавал ребенка, которого так мало знал. Он был красив строгой правильной красотой.