Чертополох для Лиды

Город утопал в позднем мае. Уже летал первый пух, подсохшие лужи желтели пыльцой, пахло липой. Благодать. Демьян шел по улочкам, переступая через корни, там и сям приподнимавшие асфальт. Это был старый район: дома не выше пяти этажей, грубые деревянные двери подъездов. Кое-где окна были распахнуты настежь, и оттуда доносились звуки обычной жизни – вон, на втором этаже гремели посудой, видно, собирали на стол к обеду. Из другого окна кричало радио, шел футбольный матч. На тихом третьем этаже на подоконнике рдели герани, а слабый ветерок колыхал тюль, демонстрируя прохожим люстру-абажур.

Демьян любил ловить моменты такой простой жизни – они щекотали нутро своей нормальностью, сразу хотелось глубже дышать. Все-таки это приятно: проходить мимо устаканившихся, гармоничных чьих-то судеб, где распахивают окна и гремят посудой. Да, благодать.

Он дошел до нужного дома, завернул в подъезд и поднялся на пятый этаж. На каждом лестничном пролете он встречал по скучающему цветку в горшке – где розу, где фикус, где подпорченную невниманием пальму. Такое навязывание жизни – хоть бы следили за этим, что ли. Люди… С пальмы Демьян содрал сухой лист и растер его в порошок – просто ради этого чудесного ощущения на пальцах. Был лист – стала пыль. Превосходно.

А вот и нужная квартира. Звонок не работал, пришлось стучать – звук вышел громкий, он неприятно раскатился где-то внутри квартиры. Демьян поморщился. С той стороны кто-то пошаркал тапками, два раза повернул ключ в замке, и дверь распахнулась.

Хозяином квартиры оказался лысеющий старик с водянистыми глазами. Щеки красные, уши торчат, насквозь пропитан усталостью от жизни – таких много водится на свете. Совсем другим был Демьян – молодой, в костюме, со значком в виде черной головы шакала на лацкане и с золотой серьгой в ухе. Какое-то время старик молча рассматривал гостя с той стороны дверного проема – ну довольно, папаша, не в зоопарке же.

– Вы все-таки пришли, – наконец сказал хозяин, потирая шею так, будто с нее сняли коромысло.

– Пришел. Меня зовут Демьян, – гость шагнул внутрь квартиры. После сухой и солнечной улицы здесь было как в пещере: мрачновато, сыро, и пахло чем-то кислым. Демьян снова поморщился. Ладно, привыкнет.

– А мне говорили, мол, не чуди, не придет, – засуетился Николай Яковлевич, так звали владельца квартиры. А тут вон какой орел прилетел!

Он стал подбирать гостю тапочки, вывалив из обувного ящика в прихожей несколько стоптанных пар и бормоча: «Так, ну это не на ту ногу, это вот гостевые вроде бы, да. Пришел, а!» Старик было не на шутку развеселился, но вскоре смущенно пощипал себя за ухо и угомонился.

Демьян проигнорировал клетчатые тапки с драными мысками, которые услужливо поставил перед ним Николай Яковлевич, и, не разуваясь, прошел в дальнюю комнату.

Вот уж где точно было, как в пещере: окна выходили на северную сторону, и солнце не грело стен. Большой тканевый абажур свисал с центра потолка совсем низко – Демьян чуть не ударился об него головой. Старый сервант с цветастой посудой внутри, на паркете «елочкой» – потертый ковер, незамысловатые дешевые картины на стенах. Обычная стариковская квартира, да еще и пыль везде. И сильно пахнет лекарствами. Демьян с удовольствием вдохнул этот горький травяной аромат, пытаясь определить состав; его вообще интересовало всё, что говорило об отчаянной борьбе за жизнь и способах продлить ее.

У окна на кровати лежала старая женщина, судя по всему, без сознания. Дыхание поверхностное, сердце бьется медленно – его почти не слышно. Понятно, недолго осталось. Обойдя комнату, визитер устроился на краешке кровати, а Николай Яковлевич остался стоять в дверях, как не в своем доме.

– Мы посчитали справедливым ответить на вашу просьбу, – важно прогудел гость, – и вот я здесь. Договор, считайте, заключен.

– Да, спасибо… А… – старик запинался, – а что нужно делать? Не особо я в этих делах силен. А если и того вернее – бессилен.

– Ничего не делать. Нужно подождать. А пока расскажите немного о ней. О том, как вы познакомились, вспомните какие-то знаковые моменты, а лучше – места и предметы.

Старик вздохнул, рассеянно огляделся и сел в кресло у кровати. Посмотрел себе под ноги, потер ладони, пожал плечами и, в конце концов, нерешительно взял старушку за руку. Очень уж долго он собирался с мыслями, но Демьян не торопил.

Тикали часы. Это умиляло: регламентированное время, посаженное в клетку точных цифр и нескончаемых «тик-так». И зачем стрелки такие громкие? Люди…

– Мы с детства в одном дворе бегали, – наконец подал голос Николай Яковлевич, – потом школа, ну все это: сперва за косы дергал, потом портфель носил. Разошлись – я в армию служить, она в институт поступать в столицу рванула. А потом встретились там же, в большом городе, у автомата с газировкой. Случайно. Представляете?

Демьян ухмыльнулся. Представляет, чего уж тут фантастического.

– Денег тогда не было, ветер по карманам гулял. Позвал ее в кино, а как подошли, спохватился – не на что. Гулять отправились. Я ей тогда чертополоха набрал, – старик улыбнулся и с нежностью посмотрел на умирающую жену. Июнь заканчивался, иду я за полевыми цветами – а ничего, кроме чертополоха, не растет. Засада, думаю. Но набрал. С тех пор я ей летом часто его таскал.

Демьян поднялся и подошел к серванту, где стояла старая черно-белая фотография: парень и девушка, обычные ребята. Обычная жизнь, каких миллионы. Ничего примечательного.

– Там вон, – Николай Яковлевич приподнялся в кресле и махнул рукой на сервант, – на полке калейдоскоп лежит. Я ей его смастерил по молодости. Такое страшилище вышло, но она его любила, смотрела постоянно узоры, когда тосковала.

Демьян достал трубу с указанной полки. Помятая грубая картонка, серая, неаккуратная, а внутри гремят стекляшки. И правда, страшилище.

Хотелось послушать еще, но больше обсудить не успели: старушка зашевелилась, что-то невнятно забормотала на языке умирания, а после выдохнула и застыла. Стука сердца Демьян теперь не слышал.

Старик запоздало дернулся, издал тихий короткий вой, зажмурился, сжался в комок, да так и замер. Смерть – это подзатыльник, папаша, тут уж ничего не попишешь.

Демьян вернулся к кровати, взял покойную за руку и сосредоточился. Николай Яковлевич этого даже не заметил, сидел трепещущим комочком с плотно сжатыми веками. Вот странно, вроде старик, повидал, наверное, всякого в жизни, а сейчас сидит как ребенок перед уколом. Ладно.

– Возьмите и вы ее за руку, – скомандовал визитер, – и дальше во всем слушайтесь меня.

Старик рьяно закивал, продолжая жмуриться, и нащупал руку покойной жены. Демьян ухмыльнулся. Люди. Ну что ж, пора!

* * *

Поезд уже подходил к станции. Демьян открыл глаза, очнувшись от дорожной дремы. Вагон был старый, как и всегда, – с деревянными скамьями, большими окнами и маленькими тусклыми лампами. Снаружи мелькали поля в тумане, поезд постепенно замедлял ход.

Рядом на скамейке сидел другой пассажир – молодой парень лет двадцати, кудрявый и лопоухий. Он уронил голову на грудь и, кажется, крепко спал. Демьян тихонько пихнул его локтем в бок.

– Просыпайтесь, уважаемый, наша остановка.

Парень что-то пробормотал, очнулся и часто заморгал, осматриваясь и не совсем понимая, где он.

– Да-да, извините, – ответил он сонно и послушно поднялся вслед за Демьяном.

Вышли в тамбур. Поезд несколько раз чихнул и остановился, двери открылись. Они шагнули на открытую пустую платформу – здесь не было даже навеса. Кажется, какой-то городишко. Туман рассеялся, по-летнему засветило солнце: похоже на позднее утро, в рощице щебечут, вокруг жужжат. Поезд снова зашипел и отправился дальше по своим маршрутным делам.

Лопоухий парень вдруг удивленно воскликнул и стал разглядывать свои руки. Дошло наконец.

– Что же это…

– А это, – оживился Демьян, – мир смерти вашей Лиды. Тот, что создало ее сознание в миг умирания, для переходного момента. И вы, судя по всему, ощущаете себя в нем молодым парнем, Николай Яковлевич. Не удивляйтесь, здесь все может быть странно. А может быть до оскомины скучно. Вы лучше знали свою жену.

– А… – забормотал «старик», – ну хорошо, хорошо… Понятно… Так что же нужно сделать?

– Найти Лиду, конечно. Она, может быть, вас и не помнит. А может, помнит. В любом случае, нужно ее найти в этом городе и привести сюда, на платформу, к обратному поезду. Он придет, когда мы снова окажемся здесь.

Коля помотал головой. Пожалуй, слишком уж сложно для его понимания, но что поделать – сам подписался.

Они спустились с платформы и прошли через рощицу в сторону города. Низенькие домишки в три этажа, широкие улочки; тротуары здесь тоже треснули под мощью выпирающих корней тополей и лип. Не было ни души, ни машины, ни звука – милый пустынный городок, весь в пятнах солнечного света, а над ним – очень высокое голубое небо. Облака всегда высоко, но здесь они были уже где-то на излете из атмосферы. Такое небо бывает в детстве – очень далекое.

– А я узнаю, – оживился Коля, – это же наш городок, росли мы тут. Вот, прямо пойдем – и на площадь, и правее там через пару домов школа наша.

Демьян слушал его вполуха. Нет у них времени на ностальгию, слишком уж все в таких пространствах сумбурно. Он, конечно, как проводник, понимал, что к чему. Но в мире смерти никогда нельзя быть ни в чем уверенным.

И правда – стоило им пройти дальше, к площади, как дома стали выше и город как будто зашумел. Они действительно вышли на площадь, только столичную. Здесь уже гудели и тарахтели старые машины, по улицам ходили люди. Какая-никакая, а жизнь. Странно, но запахов не было, ни одного, отчего весь город казался иллюзией. Как просто лишить веры в реальность, забрав всего одно чувство.

– Ух ты! – Коля вовсю вертел головой. – А как это нас сюда принесло? Вот те на! Автомобили тоже… Те самые, прежние, как в молодости! А кто это, что за люди?

– Просто люди, – Демьян пожал плечами, – мозг запоминает каждое лицо, даже случайного прохожего. Считай, это массовка. Создают видимость реальности.

Они прошли по кромке площади, и длинный дом по правую руку как будто растворился – на его месте появилось поле. Бескрайнее поле, и всё в пушистых фиолетовых «ежичках». Чертополох!

– Ого! – Коля аж присвистнул. – А ты говоришь, не помнит она меня. Еще как помнит!

И он, радостный, поспешил к полю практически занырнул в него и стал срывать цветки. Демьян не возражал и ждал, пока в руках у Коли не оказалась целая охапка чертополоха.

– Я знаю, куда идти, знаю! К автомату с газировкой! Бежим!

Вот это прыть. Ладно. Прежде чем последовать за Николаем Яковлевичем (за Колей же!), Демьян сорвал один из цветков и принюхался – ничего. А чертополох вообще пахнет?

Замелькал вокруг город. Они вернулись к площади, прошли через несколько кварталов – обычные дома, обычные прохожие, обычный летний день. После очередного проулка перед ними открылась еще одна площадь, поменьше. По центру высился обелиск, вокруг него отдыхали, болтали и смеялись люди. Здесь же топтались и курлыкали голуби. Скучно.

На той стороне площади стояло большое здание, похожее на музей или театр, с колоннами и фронтоном с какими-то статуями. У подножия его широкой лестницы женщина продавала мороженое с тележки, а рядом стояли автоматы с газировкой. Нашли.

Коля рассеянно пригладил волосы, выдохнул, ухватился за букет чертополоха обеими руками и зашагал к автомату деревянной походкой – волновался. Демьян закатил глаза – вот же люди. Волосы он приглаживает. Полчаса назад лысым был!

И вот они у большого красного автомата, вроде тех, из которых раньше газировку пили все из одного стакана. Только стакана почему-то не было.

Прошло минут двадцать. Вокруг так же сновали люди, Коля переминался с ноги на ногу.

– Ничего, подождем, придет, – заверил он. Демьян лишь пожал плечами, сунул руки в карманы и стал рассматривать прохожих, чтобы хоть как-то себя развлечь. Течет человеческая река, а ведь это даже не судьбы и не люди – просто воспоминания. Голограммы. Но бегут, деловые, такие важные. Как будто живут. Люди…

А она все-таки пришла.

– Коля! Неужели ты?