– Нет! – закричала девушка, – Замрите оба!

Тая позволила себе удивиться лишь тогда, когда мужчины превратились в живые статуи. Схватила шпагу, бросилась к морю, быстро, размашисто написала на мокром песке: «Ты нужен мне!» И лишь тогда, когда волна жадно слизнула нацарапанные строчки, почему-то немного успокоилась. Странное место…

– Тая! – услышала за спиной голос. Его голос… – Тая! Что ты делаешь? Зачем?

– Не хочу, чтобы вы оба погибли! – Она со всех ног бежала обратно, боясь, что колдовство закончится, мужчины «отомрут» и тогда уж точно убьют друг друга. Детская игра «замри – отомри». Не на жизнь, а на смерть…

– Он похитил тебя и напал на Пауля, – с трудом проговорил Эдвард, когда она подошла ближе.

– А он – тебе лгал. – Голос Арвина был довольный. Сытый. Мурлыкающий. Как у кошки, получившей вожделенную рыбку.

– Как лгал? Когда? Я его никогда раньше не видела. Разве что во сне.

– Это ты, девочка, думала, что это – сон. На самом деле…

– Прекрати! – взорвался Эдвард.

– Что такое? Такой сильный маг, как ты, не мог не знать, что Тая – реальна. Что девочка не может понять, что с ней происходит. Сходит с ума.

– Я не мог!

– Что не мог? Подойти и сказать: вот он я?!

– Да! Зачем я ей… такой.

– Ты ведь знал – она на грани…

Это была какая-то пытка… Больно. Как же больно… За что?

Но сил крикнуть, чтобы эти двое замолчали, просто не было. Едкие вопросы Арвина. Оправдания Эдварда. Жалкие…

– Значит, другие миры действительно существуют? – тихо спросила она.

– Да. – Мужчина из ее снов ответил еще тише. Одними губами.

– И малина?

– Что?

– Малина. Крупнее, чем у нас. Раза в два. И… слаще.

– Это лимарра. В империи Тигвердов.

– Ты оттуда?

– Да.

– То видение, которое было… Когда я потеряла сознание… Это…

– Да, это было там. В империи. Я умирал. Ты меня спасла. Но я не тот человек, что тебе нужен! Ты ничего обо мне не знаешь. Я не могу вторгаться в твою жизнь.

– Да кто дал тебе право решать…

Вокруг Таи белым смерчем закружил песок ее острова.

– Кто вам всем дал право?

Лица мужчин исказились. Песок был везде, колол глаза, забивался в легкие. Стало трудно дышать, но Тая всего этого не замечала! Буря не трогала хозяйку, а остров, будто измученный зверь, пил жадными глотками гнев той, что создала этот мир.

– Решать за меня? Как вы посмели решать за меня?! Как ты посмел?! Почему? И… за что?!

Боль. Боль сдавила горло, слезы брызнули вместе с дождем, хлынувшим стеной с почерневшего неба, песок под ногами мужчин превратился в зыбучую смерть, с сытым чавканьем засасывающую добычу.

– Я люблю тебя… Прости, – сложились губы синеглазого мага. Он смотрел ей в глаза. Спокойно. Без гнева и страха. Прощаясь.

– Эдвард? – Тая пришла в себя. Неужели она все это сотворила? Неужели она станет причиной гибели…

– Спаси их! – раздался голос Арвина в ее голове. – Детей!

Мужчины уже почти скрылись под слоем песка.

– Нет! – закричала, бросилась туда, где они еще мгновение назад были живы. – Нет-нет-нет!!!

Она разрывала песок с остервенением, с отчаянием, сдирая в кровь кожу с ладоней мелкими острыми камешками, хрипя и задыхаясь.

– Пожалуйста… Нет! Пожалуйста! – плакала, пытаясь молить черные небеса.

– Я не хочу этого… Я не хочу!

Зал. Пахнет мастикой и краской, недавно сделали ремонт на деньги спонсора – Арвина Валентайновича Эйша. Сам бизнесмен пришел к ним после занятия, принес длинный черный бархатный футляр. Ловким движением ухоженных рук в массивных перстнях нажал на невидимый замочек – крышка открылась. На голубом шелке лежат шпаги. Старинные, боевые, инкрустированные камнями. Арвин Валентайнович встает, просит их тренера, Николая Алексеевича, помочь ему продемонстрировать.

Арвин Валентайнович фехтует не так, как их учили. Николай Алексеевич ему сильно уступает. А Эдвард – нет. Они на равных. Хотя нет… Эдвард искуснее. Легче. Тае это почему-то приятно. Хотя… ей-то что?

Небо. Яркое, голубое. Терраса. Розовато-белый мрамор. Маленькая белокурая девочка в легком платьице и с ямочками на щеках. Звонкий, заливистый смех:

– Папа, папа!

Женщина. Красивая. Они с девочкой чем-то похожи. Она богато одета. Дама подходит к вазе с фруктами, дает девочке и мальчику постарше какие-то плоды. Тая никогда таких не видела, но почему-то ей кажется, что это очень вкусно. На плечо женщине ложится мужская рука.

– Арвин!

Ягоды. Как малина, но крупнее. А запах! Горсть такая большая, что еле умещается в мужской ладони. Эдвард кормит Таю с рук. Проводит большим пальцем по губам. Целует. Ягоды сладкие, но его поцелуй еще слаще…

Море шумит внизу. Внизу?! Почему? Они же были… Свет! Белый, яркий, слепит глаза. Снег. Розовый. Что это? Кровь с ее ладоней. Откуда тут снег? Как… холодно.

Тая очнулась. Села. Видения исчезли. Она была в горах. Память медленно возвращалась к случившемуся, но тут ветер поднял снежные хлопья, закружил, и в самом центре снежного вихря появился голубоглазый манул… Он был чуть меньше, чем должны быть манулы по ее представлению, и как будто соткан из легких снежинок. Снежный кот посмотрел на нее долгим синим взглядом и медленно пошел прочь, не оставляя следов.

– Стой! – Забыв о холоде и боли, девушка понеслась за ним.

Он шли довольно долго, спускаясь вниз, петляя сквозь небольшие пещеры, где отчетливо был слышен шум моря. Когда они вышли на место дуэли Арвина и Эдварда, солнце уже садилось. На фоне алого заката, привалившись друг к другу спиной, тяжело дыша, сидели двое мужчин.

– Знаешь, кто это? – спросил Эдвард, кивнув на снежного проводника.

– Конечно знаю! Это манул из местных снежинок! – Она плакала, вытирая слезы, не обращая внимания на то, что руки грязные и в крови. Надо было отмыть их снегом, пока Тая и манул были там, наверху…

Но это неважно! Важно, чтобы он не заметил, что она плачет. Плачет от счастья, что он жив! Пусть думает, что ей все равно. Она так и стояла, шатаясь от усталости, сжимая шпагу с такой силой, что кровь капала на песок. Волны ласково бились о берег, будто успокаивая: «Все хорош-ш-ш-шо-о-о-о. Все хорош-ш-ш-шо-о-о-о…»

– Это твой Анук-Чи.

– Прекрасно! Мы будем изучать местную фауну, или все-таки подумаем, как отсюда выбраться? Я есть хочу! – Есть действительно хотелось. А еще кружилась голова, все плыло перед глазами и… Она потеряла сознание.

– Тая!

* * *

– Как ты, солнышко? – тихонько спросила Вероника у сына.

– Да нормально, мам. Не переживай.

Солнце светило в окно как-то неестественно ярко и радостно.

Феликс, стоящий рядом с братом, старательно закивал, подтверждая его слова. Слишком старательно. Ричард делал вид, что его страшно заинтересовала лепнина камина с растительным орнаментом.

Когда Вероника узнала, что с сыном все в порядке, просто на него случайно немножко напали… зелья уже подействовали. До такой степени, что никаких эмоций не осталось. Только, пожалуй, любопытство: что нового изобрели целители империи Тигвердов? Такой реакции на успокоительные она у себя припомнить не могла.

Ричард все решил за нее. Не спрашивая. И поэтому где-то в глубине души пряталась искорка гнева.

Муж принес апельсиновый сок, объявив, что она слишком бледная. Поэтому, пока не выпьет все до дна, он не сможет сообщить ей нечто крайне важное. Любопытство всегда было ее слабым местом. Купилась… Как ребенок! Выпью до дна – и расскажут что-то интересное! Когда она почувствовала горечь, было уже слишком поздно. Осталась всего пара глотков.

Успокаивало только то, что Пашка выглядел вполне себе здоровым. Чуть бледнее, чем обычно. Но все же.

– Как это произошло?

– Ой, мам… Да какой-то урод на Невском.

И глазоньки такие честные-честные… Феликс чуть дернулся, но промолчал. Ричард стал выглядеть еще безмятежнее. Теперь принц Тигверд с интересом изучал набор для камина – кочергу, щеточку и совочек. Очень изящно – чугун с серебряной отделкой.

Не сработало, увы. Мужчины просто-напросто перестарались. То, что от нее, принцессы Тигверд, скрывают истинное положение вещей, было очевидным.

Однако идея подлить в апельсиновый сок успокоительных, равно как и положить Пашку в одну палату с Ирвином, была, надо признать, вполне успешной. Ричард решил, что если вдруг лекарства не подействуют, то при тяжелом больном в любом случае каких-либо выяснений не последует. И он не ошибся.

Вероника старалась говорить тихо, с тревогой поглядывая на неподвижно лежащего Ирвина. Но и настойка подействовала. Еще как. Это ужасное чувство, когда повод для истерики более чем весомый, а сил на эмоции нет…

«Ну, погоди, лорд Верд! Мы еще с тобою поквитаемся. Как любит говорить мой сын, и на нашей улице перевернется самосвал с шоколадными пряниками…»

Дверь в палату тихонько приоткрылась, и молодая рыженькая целительница – Рене, кажется, – завела в палату заплаканную женщину. Высокая. Худенькая. Но если у Рене волосы горели медным пламенем, то цвет волос посетительницы был точь-в-точь как у Ирвина – будто вызолоченная солнцем сухая трава.

– Ирвин. – Она подошла и неловко погладила его по голове.

Веронике показалось – или в глубине бирюзовых глаз целителя мелькнуло недовольство?

– Не переживай, мы маме не сказали. Тильда заманила ее к себе – помочь с близняшками. А я решила приехать…

Ирвин по-прежнему лежал неподвижно. Смотрел в одну точку. Рене хмурилась – видимо, сестру привели, чтобы как-то расшевелить целителя. Но, судя по всему, эксперимент не удался.

Вероника тихонько подошла к Рене, кивнула на дверь, и женщины вышли из палаты.

– Что с ним? – спросила она расстроенную целительницу.

– Непонятно, – вздохнула та. – Физически – он здоров. Магически – на него не покушались. Вариант с воздействием был самый достоверный. Но… И принц Тигверд, и милорд Швангау. И даже сам его величество император – все сказали, что ничего подобного они не видят.

– А плохо ему стало, когда он оказывал помощь Паулю?

– Миледи Вероника, ваше высочество! Вот чем угодно клянусь – угрозы жизни молодого лорда не было!

Вероника задумалась.

– То есть вариант с сестрой – как с самым близким человеком – не удался, я правильно понимаю?

Рене отрицательно покачала головой:

– Маму мы позвать не решились. Проблемы с сердцем.

– А девочку… Ту, которую он спас?

– Учитель… рассказывал вам эту историю?

Веронике показалось, что в голосе целительницы промелькнула ревность. Странно…

– Было дело… – пробормотала она, стараясь не отвлекаться. Ну, не признаваться же девушке, что целитель откровенничал не просто так, а чтобы убедить ее спасать императора, впавшего в запой.

– Бедняжка так и не пришла в себя.

– Она жива?

– Да. Но ни на что не реагирует. Ничем не интересуется. И так уже много лет. Мы все испробовали. И самое страшное, что состояние учителя Ирвина сейчас очень похоже на то, с чем мы боролись все это время в отношении Алисии…

Рене вздохнула. Склонила голову.

Вероника вспомнила страшный рассказ целителя о том, как он вылечил обреченного на смерть ребенка. И, словно в ответ на ее мысли, Рене продолжала:

– Учитель Ирвин говорит, что девочка ничего не помнит. Ей было всего шесть лет. Но мне кажется, это не так. Алисии снятся кошмары. Она не любит красный цвет, в ее комнате не зажигают камин. Мать сама отдала девочку в руки палачей. Умоляла избавить мир от порождения Тьмы точно так же, как когда-то умоляла целителя спасти дочери жизнь. – Голос девушки стал совсем тихим. Последние слова целительница произнесла почти шепотом, но Вероника услышала.

Холод пробежал по позвоночнику. Нет. Она отказывается понимать. Это… невозможно! Если будет об этом думать, просто сойдет с ума. Надо переключиться. Сейчас важно – помочь Ирвину. А Алисия… Она подумает об этом потом, когда и целитель, и сын поправятся.

– Слушайте. – Вероника посмотрела девушке в глаза. – Мне показалось, что присутствие сестры Ирвину в тягость.

– Разве?

– Пойдемте проверим!

Они зашли в палату. Прислушались.

– Я думаю, тебе стоит поехать домой, – говорила сестра. – В поместье сейчас чудо как хорошо. Мы будем гулять…

«Смотри…» – Вероника мысленно прокричала это Рене и даже схватила за руку. Неужели она не видит, как в глазах Ирвина появляются обреченность, тоска?

– Мама будет рада. И…

«А вот тут он точно вспомнил про спасенную девочку – ее, наверное, возят на колясочке…»

– Ты просто устал…

«Вроде бы неудобно громко спрашивать у больного – хочет ли он всего этого, но…»

Выручила Рене. Девушка подошла к сестре Ирвина, приобняла ее. Пробормотала что-то успокаивающее про то, что учитель действительно устал. И вывела из палаты.

– Вы же не хотите в поместье? – тут же спросила Вероника у целителя.

Да! Она не ошиблась! В глазах мелькнуло облегчение.

– Но и здесь вы оставаться не хотите?

Интерес.

– Вероника. – Ричард подошел, приобнял за плечи. – Как бы тебе ни хотелось помочь… Ты же видишь, дорогая. Он не реагирует.

Ричард задумался. Может, не стоило выливать два пузырька? Хватило бы, наверное, и одного. Но когда он увидел сына с пробитой головой, когда понял, что Тая пропала…

Вероника. Она так симпатизировала этой девочке, читала ему ее стихи. А сын? Как он ей скажет? Перед глазами тут же вставала картина: с любимого лица уходит краска, из глаз – блеск, и он еле успевает поймать жену, падающую в обморок.

Нет. Так он не желает.

Дверь бесшумно открылась, вошли целительницы: рыженькая (почему Вероника никак не запомнит, как ее зовут?) и леди Бартон. Обе внимательно прислушивались и одобрительно кивали…

Вероника накрыла руку мужа своей, слегка сжимая в благодарность за поддержку. Пристально всматриваясь в неподвижный взгляд целителя, она продолжала задавать вопросы:

– Петербург? – Теперь даже Ричард заметил легкое отвращение в глазах больного.

– Капризничаете, Ирвин… Море, может быть? Горы? Необитаемый остров?

Пауза. Вероника напряженно всматривается в глаза Ирвина и довольно кивает:

– Точно! Уверена, я угадала. У вас такие же мечты, как и у Ричарда. Не удивлена.

– Гхм… А как ты это себе представляешь? – не удержался принц Тигверд. – Он же…

И главнокомандующий кивнул в сторону лежачего больного.

– Тебе что, – разозлилась Вероника, – острова жалко?

– Вообще-то у нас много целителей. Мы вполне можем организовать дежурство около Ирвина, – поджала губы леди Бартон.

– Я могу присмотреть, – тихонько проговорила Рене.

– Ричард… Пожалуйста!

– Я не вижу в этом никаких проблем. Все что угодно, лишь бы ты была счастлива… – и образцово-показательный муж приложился к ручке ее высочества. И почему так хочется пригрозить сковородкой? Вроде все для нее, Вероники, для любимой. Наверное, она злится за апельсиновый сок с успокоительной настойкой. Наверное…