Она была благодарна мистеру Холмсу и доктору Ватсону за то, что те помогли ей и ее подругам, – а члены клуба «Афина», в свою очередь, помогли знаменитому детективу раскрыть убийства в Уайтчепеле. Несколько падших женщин были убиты в том районе, и у каждой не хватало какой-то из частей тела: ног, рук, головы. Цепочка доказательств привела их к логическому выводу, что Хайд жив и причастен к убийствам и что он действует по указке этого чудовища – Адама. Мэри содрогнулась, вспомнив о первом создании Виктора Франкенштейна – монстре, который полюбил Жюстину такой жестокой, извращенной любовью, что пытался воссоздать ее из частей тел других женщин, а затем заменить ее мозг тем, который мог бы полюбить его в ответ. Какое облегчение, что он нашел свою смерть в огне!

Зато Хайд (она никак не могла признать его своим отцом) бежал, ни много ни мало, из Ньюгейтской тюрьмы, и миссис Рэймонд, продажная директриса Общества Магдалины, тоже сумела ускользнуть от закона. Эти приключения, а также многие другие, подробно изложены в книге «Странная история дочери алхимика» – первой в серии приключений клуба «Афина», которую можно приобрести у любого хорошего книготорговца всего за два шиллинга.

Мэри: – Это довольно ловкий ход с твоей стороны – вставить в текст рекламу. Но ты не упомянула о мистере Прендике, который тоже работал на Адама и создавал зверолюдей.

Кэтрин: – Не хочу о нем думать.

И вот она снова идет по Бейкер-стрит, и в ушах у нее звенит от криков уличных торговцев: «Лук! Чудесный лук! – Яблоки! Полпенни кучка! Яблоки! – Ботинки старые, чиненые, совсем как новенькие!» И вновь ей нужен совет мистера Холмса.

Она перешла Бейкер-стрит и позвонила в дверь под номером 221Б. Дверь распахнулась почти сразу же – за ней стояла миссис Хадсон.

– А, мисс Джекилл, доброе утро! Входите же. Они сегодня что-то необычно тихо сидят, значит, работают над чем-то, – правда, одному Богу известно, над чем.

– Благодарю вас, миссис Хадсон, – сказала Мэри. – Миссис Пул передает вам привет и рецепт джема из айвы, который, как мне было сказано, составляет государственную тайну. – Она достала из сумочки рецепт… ах, нет, это же письмо. А за письмом… ну да, вот он – сложенный вдвое листочек бумаги, исписанный почерком миссис Пул. Она протянула рецепт миссис Хадсон. – А теперь, если позволите… – Обычно она любила обменяться любезностями с миссис Хадсон, но в это утро ей было некогда.

– А как поживает Элис? Я связала ей пару чулок, если вы будете так любезны передать ей, мисс…

– Ну конечно, миссис Хадсон! Я их позже у вас заберу! – Мэри торопливо поднялась по лестнице на второй этаж.

Она постучала в дверь квартиры и вошла. В рабочие дни по утрам дверь всегда оставляли незапертой, чтобы она могла войти, даже если Холмса с Ватсоном не будет дома. Обычно в это время они заканчивали свой завтрак, но изредка случалось так, что они уходили расследовать какое-нибудь дело мистера Холмса. В некоторых из этих расследований она тоже принимала участие – не так часто, как хотелось бы, и Ватсон не упоминал ее имени ни в одном из своих рассказов, лишь изредка – как некую безымянную «леди». Леди, чье случайное замечание напомнило Холмсу о забытой улике (Ватсон умолчал о том, что в это время она держала на мушке баронета, который и оказался убийцей), или та, что столкнулась с удирающим клерком в самый подходящий момент (в действительности столкновение было, разумеется, намеренным). Ее это не обижало… почти. Что подумала бы миссис Пул, если бы она стала персонажем «Рассказов о Шерлоке Холмсе» в «Стрэнде»?

Миссис Пул: – Да уж! Ваша бедная матушка в гробу перевернулась бы. Правду сказать, и книжки мисс Моро ничем не лучше. Ладно еще шататься по Европе, но писать об этом… Не дело это для настоящих леди, вот что я вам скажу.

Беатриче: – Как и агитация за право голосовать, миссис Пул, однако же вы пошли со мной на митинг суфражисток, и вас там даже чуть не арестовали.

Миссис Пул: – Ну так что ж – мужчины управляют этой страной последнюю тысячу лет, и к чему это привело? Пора бы и женщинам сказать свое слово.

Гостиная выглядела почти как всегда – организованный беспорядок, еще лучше организованный с тех пор, как она взяла на себя хранение записей о делах мистера Холмса, заметок для его монографий, досье знаменитых преступлений… Полки были забиты книгами, а те, что не уместились, громоздились на полу. В одном конце комнаты стоял длинный стол, заставленный инструментами для научной работы, которые Холмс использовал в своих расследованиях, включая бунзеновскую горелку и микроскоп. На полках за столом стояли банки для хранения препаратов, а в них плавали части человеческих тел – в основном уши. У окна – фотоаппарат на треноге. В другом конце комнаты, на каминной полке, выстроились черепа различных биотипов, все человеческие, кроме последнего – тот принадлежал обезьяне. В это утро на нем красовался дирстокер мистера Холмса.

На софе лежал сам хозяин комнаты – мистер Шерлок Холмс – и курил трубку. Доктор Ватсон сидел в кресле и читал «Таймс».

– А, доброе утро, мисс Джекилл, – сказал Холмс. – Конец недели у нас выдался довольно беспокойным, и нам не хватало вашей помощи. Это было дело мистера Лидгейта, мясника из Хаунслоу – его обвинили в том, что он убил собственную дочь и разделал, как тушу на бойне. Ватсон сделал все возможное, но мне пригодилась бы женская рука, чтобы достать орудие убийства из водосточной трубы, куда его засунул убийца. Пришлось воспользоваться каминными щипцами, и все равно мы чуть было не упустили его в канализацию.

– И, разумеется, ваши догадки тоже пригодились бы, мисс Джекилл, – сказал Ватсон. – Могу вас заверить, мы ценим вас не только за маленький размер руки. Каминные щипцы ни в коей мере не могут вас заменить.

– Сегодня утром вы оба в превосходном настроении, – сказала Мэри. – Из чего я логически заключаю, по методу самого мистера Холмса, что вы раскрыли дело бедного мистера Лидгейта и передали убийцу в руки инспектора Лестрейда. Вероятно, перевязав его ленточкой, как рождественский подарок.

– Ха! Она нас вычислила, – сказал Холмс, садясь на диване, и улыбнулся, что с ним случалось нечасто. Мэри уже давно сказала им, что не нужно вставать, когда она входит в комнату – ведь не встают же они, когда приходит Чарли или другие мальчишки с Бейкер-стрит. Она не сможет работать у них, если они будут без конца подскакивать, как яблоки в корзинке. – Да, мы перевязали его красной ленточкой и собственноручно отвезли в Скотланд-Ярд. И это был не Лидгейт, как вы наверняка догадались, а его преподобие, местный священник, который совершенно помешался к тому времени, как мы до него добрались: твердил, что его долг – отделять овец от козлищ, и бедная Амелия Лидгейт была козлищем, готовым для заклания. Очевидно, он застал ее с одним из своих викариев в компрометирующем положении и решил, что небеса избрали его орудием Всевышнего. Не сомневаюсь, что он совершил бы и новое преступление: мания уже владела им безраздельно.

– Его наверняка отправят в Бродмур, – сказал Ватсон.

– Но сейчас у нас нет никаких срочных дел. Кое-что есть… но нет, пока не стоит даже обсуждения. Значит, сегодня мы можем поработать над исследованием ушей, которое я надеюсь представить на собрании Антропологического института. Уши, как вы знаете, моя особая страсть.

– И в самом деле, как можно не проникнуться страстью к ушам? – сказала Мэри, стараясь не улыбаться. Она не была до конца уверена, шутка это или нет, – он очень редко шутил. Теперь самое время показать ему письмо и попросить совета… и отпуска. Ведь до отъезда в Вену осталось немногим больше недели.

– В чем дело, мисс Джекилл? Выкладывайте. Вы что-то хотели сказать.

Холмс выжидательно глядел на нее. Ее всегда немножко тревожило, что он словно видит ее насквозь. Может, выражение лица ее выдает?

– И сядьте же, – добавил Ватсон. – Погодите, дайте я уберу отсюда эту стопку книг. Вы еще даже шляпку не сняли, а Холмс уже сел на своего любимого конька.

Мэри сняла шляпку и надела на череп на каминной полке – на тот, что представлял собой высший интеллектуальный тип. Перчатки положила на полку, сумочку поставила рядом, предварительно достав из нее конверт с письмом Люсинды Ван Хельсинг.

Затем она села в кресло, которое освободил для нее Ватсон, и не знала, с чего же начать. Конечно же, мистер Холмс заметил, что сегодня что-то изменилось – обычно она снимала жакет и сразу же принималась за работу. С чего начать? С начала, как сказал Король Червей Алисе в Стране чудес.

Холмс бросил на нее острый, проницательный взгляд – словно ястреб, приметивший добычу.

Диана: – Ой, ради бога!

Беатриче: – Но у него и правда такой взгляд. Это довольно пугающе, если не знать, какой он добрый и благородный человек.

Диана: – Когда ни в кого не стреляет.

– Когда я была маленькой, – начала она, – у меня была гувернантка, мисс Вильгельмина Мюррей. Она появилась в доме вскоре после смерти моего отца, а уехала незадолго до того, как мне исполнилось четырнадцать. Когда болезнь матери начала прогрессировать, и ей нужна была постоянная сиделка, я больше не могла позволить себе гувернантку, а мисс Мюррей между тем предложили место в престижной школе для девочек на севере, и я убедила ее принять это предложение. Когда она уехала, мы стали переписываться, и я всегда считала ее своим другом.

Мисс Мюррей была ее единственным интеллектуальным собеседником, единственным человеком, который по-настоящему поддерживал ее в стремлении развивать свои умственные способности: она предлагала ей книги для чтения, рассказывала о мире, лежащем за порогом дома. Кем бы она была сейчас, если бы не миссис Мюррей? Уж конечно, не той Мэри Джекилл, какой она стала.

– После событий прошлого лета, когда мы раскрыли череду уайтчепелских убийств, и в доме поселились другие девушки, и мы организовали клуб «Афина», – я написала ей. Рассказала обо всем. Мое письмо дошло до нее нескоро: она уже не работала в той школе и даже жила не в Англии. Письмо нашло ее в Вене, по причинам, которые она не захотела объяснять. Но к ее письму было приложено вот это. – Она поднесла к глазам лист бумаги, исписанный тонким почерком иностранки, и стала читать вслух:

«Дорогая мисс Джекилл,

наша общая подруга мисс Мюррей рассказала мне о вас и о клубе «Афина». Вы меня не знаете, так что с моей стороны это огромная вольность – вот так запросто обращаться к вам за помощью в отчаянном положении. Я – дочь профессора Ван Хельсинга, доктора и ученого, связанного с рядом крупных университетов как в Англии, так и на континенте. Также мой отец – один из самых видных членов некоего научного общества под названием Société des Alchimistes. Мисс Мюррей заверила меня, что вы знаете об этом обществе, что члены вашего клуба хорошо осведомлены о его деятельности. Итак, дело в том, что я, вопреки моей воле и порой без моего ведома, стала объектом определенного рода экспериментов моего отца. В результате этих опытов я… стала меняться. И мне страшно. Единственный человек на свете, который мог бы меня защитить, – моя мать – сейчас содержится в закрытой лечебнице для умалишенных. Я еще несовершеннолетняя, у меня нет собственных денег или друзей, к которым я бы могла обратиться за помощью. Я не знаю, что мне делать. Пожалуйста, если можете, помогите мне. Умоляю вас.

Люсинда Ван Хельсинг

Вена, Австрия».

Закончив читать, Мэри подняла взгляд и посмотрела на Холмса, а затем на Ватсона. У Холмса сузились глаза, ладони были сложены вместе под подбородком, трубка лежала на столе рядом с ночной туфлей, служившей ему пепельницей. Трубка еще дымилась – значит, на столе останется еще одно паленое пятно, и миссис Хадсон опять будет укоризненно качать головой. Ватсон глядел на Мэри изумленно и растерянно.

– Боже мой, мисс Джекилл! Выходит, они снова взялись за свое. Это еще один из их отвратительных экспериментов. Но ведь, по последним сведениям, Ван Хельсинг жил в Амстердаме, где был университетским профессором, одновременно в юриспруденции и медицине. По крайней мере, это то, что нам удалось выяснить. Как же его дочь оказалась в Вене?

– Когда вы получили это письмо? – спросил Холмс.

– Чуть больше недели назад. Я не принесла его сразу, потому что нам нужно было сначала обсудить это между собой – ну, знаете, в клубе «Афина». Уверена, что вы понимаете, мистер Холмс. – На самом деле она была в этом далеко не уверена. Она внутренне готовилась к тому, что он будет недоволен.

Он нахмурился.

– Деятельность Société des Alchimistes интересует меня не меньше, чем вас, мисс Джекилл. Я желал бы, чтобы вы принесли мне это письмо сразу же, а не ждали больше недели, тем более что оно касается Ван Хельсинга, которого мы знаем как видного члена этого общества. Вам следовало принести письмо немедленно.

– Нет, мистер Холмс. – Она села еще прямее, если только это возможно (наша Мэри всегда сидит прямо). Она ждала такой отповеди, но он должен понять и принять тот факт, что она принимает решения сама. – Ваш интерес – интерес детектива: вы хотите защитить общество от новых преступлений. А у нас – то есть у клуба «Афина» – интерес личный. Люсинда Ван Хельсинг – одна из нас, и мы намерены ее спасти. Мы собираемся ехать в Вену – я сама планирую поехать, и Жюстина с Кэтрин отправятся со мной.

Краем глаза Мэри видела, как Ватсон поднял руку и открыл рот – кажется, он хочет что-то возразить?

– Доктор Ватсон, если вы хотите прочитать мне нотацию о том, что юные леди ни в коем случае не должны ехать в Вену, чтобы спасти такую же девушку, попавшую в беду, я напомню вам о той ночи, когда мы стояли у товарного склада лондонских доков, готовясь спасать Жюстину от Адама Франкенштейна. Думаю, мы проявили себя превосходно. Поэтому, пожалуйста, не трудитесь.

Ватсон со смущенным видом сгорбился в кресле. Может быть, она слишком резко на него набросилась?

– У меня нет намерения читать вам нотации, мисс Джекилл, – сказал Холмс. – Так вы позволите мне договорить?

Вид у него был… пожалуй, такой, будто все это кажется ему прежде всего забавным.

– Конечно, – сказала Мэри. По крайней мере, он, кажется, не сердится. Но ничего забавного в этой ситуации не было.

– Если бы я был свободен, я бы предложил сопровождать вас, мисс Моро и мисс Франкенштейн. Разумеется, с вашего позволения. – Он поклонился, однако эта демонстрация покорности не вызвала у Мэри доверия. С каких это пор он стал таким скромным? – Однако мне необходимо быть здесь. Есть одно дело – не связанное с Société des Alchimistes, то, о котором я упоминал ранее. Мне предложил им заняться мой брат, Майкрофт.

Брат? У Холмса есть брат? Мэри только теперь пришло в голову – у него ведь, конечно же, есть или были и мать, и отец – как у самых обыкновенных людей. А как же иначе – не из яйца же он вылупился, в конце концов!

Диана: – А может, и из яйца. Лично я бы нисколько не удивилась!

Иногда так легко могло показаться, что он – что-то вроде ходячей говорящей машины. Не столько человек, сколько устройство для обработки информации.

– Я еще точно не знаю, в чем оно состоит, – продолжал он, и Мэри поняла, что на миг потеряла нить разговора. Как непохоже на нее!

– Майкрофт не похож на меня – ни внешне, ни по своим склонностям. Он не мотается туда-сюда по свету, не напрашивается на неприятности, как выражается инспектор Лестрейд, не собирает сведения в среде преступных элементов. Нет, он словно паук в своей путине. Сведения приходят к нему сами, а он их хранит в тайне, зачастую лишь до той поры, когда придет время действовать. Причем он никогда не действует сам, только руками других – несколько раз бывало, что и моими. Если развернуть метафору – паук всегда чувствует, когда в паутину попадает какое-то насекомое. Вот это и есть то, о чем Майкрофт дал мне знать, – легкое подрагивание нити, не более. Но если мой брат просит меня не уезжать из Лондона, я всегда знаю, что предстоит нечто важное. И Ватсон тоже нужен мне здесь, особенно учитывая, что мне придется обходиться без вас… Кто-то из вас мне совершенно необходим. Поэтому нет, Ватсон, вам не придется осуществить ваше рыцарственное намерение сопровождать мисс Джекилл и других афинянок в Mitteleuropa^[1], хотя я вижу, что оно написано у вас на лице. Может быть, вас немного утешит то, что мисс Раппаччини, по всей видимости, тоже остается здесь.

Ватсон, кажется, вновь собирался возразить, но Холмс продолжал:

– Однако, мисс Джекилл, я все же могу вам помочь. У меня есть для этого кое-какие возможности, даже в Вене.

– В самом деле? – Что же это за возможности у него там? Не может же нерегулярная команда Бейкер-стрит добраться до самой Австро-Венгерской империи.

Холмс поднялся и подошел к письменному столу со сдвижной крышкой, стоявшему у камина, – тому самому, за которым обычно работала Мэри. Он был всегда открыт, хотя часто ей приходилось расчищать его от стопок книг и бумаг, чтобы было где расположиться. Холмс нажал на декоративную планку между двумя ящиками, и она открылась, – Мэри и раньше подозревала, что это потайной ящик, но никогда не пыталась открыть его сама. Она была не из тех, кто сует нос в чужие потайные ящики, не то что некоторые…

Мэри: – Диана! Перестань лягаться! Я пишу роман, а ты перебиваешь мне ход мыслей. Холмс достал оттуда какую-то бумагу. Что это?

Какое-то время он стоял и молча смотрел на нее, а потом протянул Мэри. А, фотография. Мэри взяла ее за края. Это оказалось что-то вроде афишки, извещающей о театральных спектаклях.

Актриса в сценическом костюме, изображающая… наверное, кого-то из персонажей Шекспира? Королеву, судя по средневековому платью и короне. Корделия? Леди Макбет? Она была очень красива.

– Кто это, мистер Холмс? – Меньше всего Мэри ожидала увидеть, что он хранит в потайном ящике женскую фотографию. Если только это не убийца какая-нибудь…

– В то время, когда я встретил ее, ее звали Ирен Адлер. Теперь она миссис Нортон. Я очень недолго знал ее в Лондоне, но потом, через много лет, она написала мне. Ее муж был прикомандирован к нашему посольству в Вене, и после его смерти она решила остаться там и не возвращаться в Англию. Говорила, что в Англии осталось слишком много горьких воспоминаний. У нас завязалась переписка, которую мы и поддерживали с тех пор, хотя писали друг другу нечасто. Но если я напишу ей и изложу вашу ситуацию, уверен, она вам поможет. Письмо должно дойти до нее к вашему приезду. У нее есть связи в местных артистических и интеллектуальных кругах.

Он взял у Мэри фотографию и снова стал рассматривать ее. Лицо у него было непроницаемое. Затем, коротко покачав головой (несомненный итог бессознательной работы мозга), вернул ее на место, в потайной ящик.

Что за тайна скрывается за этим? Что бы ни связывало его с этой женщиной, это не обычное деловое знакомство. Мэри никогда не видела его таким задумчивым, почти нерешительным. Он был непохож на себя. Даже Ватсон смотрел на него как-то странно.

– Благодарю вас, мистер Холмс. – Она толком не знала, что и думать. – Мы собираемся ехать в начале будущей недели – постараемся уладить все дела как можно скорее, – а само путешествие займет еще две недели. Если вы дадите мне также ее адрес и рекомендательное письмо, я разыщу ее – в случае, если письмо не придет вовремя или затеряется. Я, конечно же, с благодарностью приму ее помощь.

Чем, интересно, актриса может ей помочь? Хотя теперь она, наверное, уже не актриса. Наверное, если ее муж служил в посольстве, у нее могут быть связи в правительстве или в университете, которые помогут им отыскать Люсинду Ван Хельсинг. В любом случае англичанка в Вене – это полезное знакомство. Жюстинин немецкий был лучше, чем она скромно полагала, но далеко не свободный.

– Верно я предполагаю, что мисс Моро сейчас в Перфлите?

Он уже снова стал самим собой – дело и только дело.

Мэри молча кивнула. Он и так прекрасно знал, где она. Он ведь сам предложил Кэтрин наносить регулярные визиты Джо Эбернейти, так как самого Холмса, Ватсона и Мэри слишком хорошо знали в Перфлите, тем более в лечебнице. И разве он не следит за клубом «Афина»? Кто-нибудь из мальчишек с Бейкер-стрит постоянно околачивается неподалеку от Парк-Террейс, 11. Мэри не всегда их и замечала, зато Кэтрин сразу чуяла по запаху. Утром она упомянула, что возьмет с собой Чарли. А тот наверняка послал Холмсу весточку о том, куда направляется.