Отсутствующий горизонт

Пустыня песчаных барханов, заснеженная пустыня крайнего севера, и пустыня океана, отличаются только относительностью твёрдой почвы под ногами. И в своих размышлениях, наш разум всегда ищет именно этой почвы, дабы не утонуть в зыбучих песках, или волнах изумрудной воды собственных недоразумений.

Висталь брёл в ночи по этой песчаной пустыне, и ему вспоминалась одна история. Это происходило недалеко от Южного полюса. Висталь встретил здесь человека, который в то время, был единственным человеческим существом, на тысячи миль заснеженной пустыни. Руаль Амундсен, исследователь и путешественник, чья воля могла сравниться, лишь с волей мифического бога, сына титана Иапета, и Океаниды Климены.

Зачем…, ради чего человек покидает уют своего дома, и устроенность быта в социуме, и отправляется в самые неприветные, и опасные места планеты? Мотивов множество…, и все они, переплетаясь, образуют причудливые локоны самооценки, творческих порывов, самоотдачи и независимости. Но, в конце концов, срастаются в единую мощную «косу тщеславия».

Тщеславие – самый мощный мотив, из когда-либо гнездившихся в сплетённых гнездах, висящих на верхушках деревьев нашего душевного леса. Оно способно превратить в рудименты, даже такие ведущие мотивы человеческого духа, как страх, или даже любовь. Что уж говорить о более слабых мотивах, коими заполнена душа всякого обывателя…, как, впрочем, и всякого великого поэта, или философа.

Именно этот, нивелированный, опошленный, и приниженный ныне мотив, провоцировал всегда, и провоцирует ныне, всякого сильного духом человека, на самые невероятные поступки…, и делает из него настоящего героя, чьё имя начертывается на скрижалях истории.

Каждый выбирает свой путь…, коих в жизни, великое множество. И важно понять, и оценить свои способности, и выбрать именно тот, на котором ты достигнешь своей цели. В отвалах истории немало чудаков, так и не распознавших своего пути, и порвавших себе вены, уже на старте. А многие просто ушли, и не вернулись, сгинув на полях мирового океана, и уйдя в забвение в памяти людей.

Самый сложный путь, в тоже время, самый достойный и почитаемый…, он же, и самый долговечный для людской памяти. Всё зависит от притязательности твоего тщеславия. Миллионы тешили себя ежеминутными удовлетворениями, всевозможными способами выходя на свет, и попадая на мгновение, в луч прожектора социального взора. Но здесь конъюнктура меняется столь быстро, сколь незначительны, и поверхностны сами поступки. Пошлость – удовлетворяется пошлостью…, мгновенный труд – мгновенным признанием. Всё закономерно…, и награда, как правило, всегда соответствует напряжениям, и достижениям. Великое тщеславие требует и Великого удовлетворения…, а значит, Великого достижения, и соответственно, самозабвенного труда, и самоотдачи. Масштаб Великой личности тем и отличается, что в нём спит самый мощный, и самый беспощадный «дракон тщеславия» …, разбудив которого, уже не усыпить…, и он, либо погубит своего носителя, либо возвысит до небес! Либо сделает и то, и другое.

Каково же было удивление Руаля Амундсена, когда на бескрайней снежной пустыне, он встретил Висталя, идущего навстречу. Нечто подобное наверно, испытали англичане, во главе с Робертом Фалконом Скоттом, когда пришли на Южный полюс, и обнаружили там Норвежский флаг, Водружённый прежде Амудсеном.

Признаться, я немало удивлён встрече с вами! Кто вы, и что делаете здесь? Не беспокойтесь, уважаемый Руаль, я не был на полюсе, и не претендую на первооткрывателя. Откуда вы знаете моё имя? Я знаю много такого, что не снилось никаким прорицателям, и провидцам, чьё ремесло всегда вызывало недоверие у учёных людей. Но, так-как истина, на самом деле, отличается от заблуждения только признанием в ней большинством, неумолимой очевидности, то и всякое недоразумение может быть оправдано этим большинством, и возведено в ранг истинности.

Они зашли в небольшую палатку из оленьих шкур, и присев на ящики с провиантом, продолжили беседу. Так кто вы, и как попали сюда? Я путешественник, и меня зовут Висталь. Мои скитания по планете управляются только провидением…, но в то же время, куда не забросила бы меня судьба, необходимость моего местонахождения неоспоримо фатально, и никак не связана со случайностью, в кою верит большинство обывателей земли.

Вы не верите в случай? Но ведь он подстерегает всякого, чья жизнь протекает в рамках земного бытия. И мы молимся богу, чтобы он как можно меньше посылал нам неприятных сюрпризов, и вёл нас своей незримой рукой, между холодных скал рока.

Случайность, это неосознанная закономерность. В этом мире всё предрешено, и не бывает никаких отклонений. Ибо всякие отклонения входят в общий лейтмотив этой предрешённости. Мир фатален от самой микроскопической своей субстанциональности, до космодействительности. Как сказал поэт; «И слова не вставить, и гвоздя не забить…» Мы уповаем на случай, точно также, как уповаем на бога…, и в своих слабостях ищем опорные точки, словно лиана ищет крепкого ствола поблизости, чтобы, отперевшись на него, подняться ближе к солнцу.

Я всегда рассчитывал только на себя, и никогда не искал помощи. Потому я и разговариваю сейчас с вами. Если бы вы были обыкновенным обывателем, судьба вряд ли свела бы нас, тем более, на этих бескрайних снежных просторах. В том то и дело, что ваша воля выходит далеко за рамки обыденности, и несёт в себе ту звезду, что освящает путь всем остальным, и дарит надежду на собственное настоящее, а не надуманное величие.

Вы меня смутили…. Разве можно говорить такие вещи в глаза, ведь ваши слова опошляют сказанное, ибо сразу отдают блеском лести. Если бы вы меня знали чуть лучше, у вас бы и мысли не возникло в льстивости, или преднамеренной лжи в моём сердце. Такие как вы – авангард человечества…, но без этого человечества вы – никто. Ибо пастух без стада, уже не пастух, а слоняющийся по полю бездельник. Самодостаточный учёный только кажется самодостаточным. Его мысли должны непременно отражаться от чего-то…, в противном случае они пропадут в бездне, как пропадает луч света, улетающий в бескрайний космос, и не находящий на своём пути препятствия, от которого он мог бы отразиться. И даже любовь, как бы нам не казалось обратное, не живёт в сердце без отражения. И засыхает, словно стебель без воды, и солнца. Но найдя объект отражения, расцветает словно лотос, поражая своей красотой, и божественной силой.

Чем больше вокруг пустыни, тем меньше её внутри.... У человека нет никаких иных оснований для сравнения, кроме тех, что предлагает ему судьба. И он не знает, на самом деле, что хорошо, а что плохо, пока для того не возникнет прецедент, и ему не представится возможность для сравнения. Только будучи достаточное время в пустыне, каждый может найти здесь себя. И встретившись с самим собой, обрести то сокровенное, что спрятано за семью печатями, и не достижимо в обыденной жизни.

То, что горизонт невозможно перешагнуть, есть Величайшая метафора жизни. Недосягаемость жизненных перспектив, невозможность достижения целей, и есть сама эта жизнь. Добраться до полюса, где никогда не было человека, конечно величайшая задача. Но она такая же иллюзия, как и всякая иная, коими наполнена жизнь всякого обывателя…, и лишь масштаб определяет величие, и ценность этой цели. Но масштаб – вещь относительная…, и убеждённость в том, что именно эта задача является главнейшей из всех задач, ставившихся пред собой человеком, является лишь убеждённостью направленного на определённые вектора сознания, разума. Всякий убеждает себя в том, что именно его ремесло является главным, и приоритетным из всех. В этом смысле гончар, ничем не отличается от политика…, художник – от учёного, а бродяга – от философа. В своих убеждениях, каждый из них непоколебим, и знает точно, что человеку надо.

Я достигну своей цели, что бы это мне не стоило! – Так говорит одержимость. И человек, словно раб, вынужден подчиняться этой надменной и горделивой Стихее. И самая Великая, самая горделивая, и надменная из всех, зовётся Истиной. Как некогда продекларировал в своей песне: «Туда, где голую святыню, не прячет истины гордыня…» Он хочет быть рабом Великой цели, и быть причастным к самой, на его взгляд, благородной задаче. Не растратить свою жизнь, свою единственную жизнь – впустую. Не быть похороненным в неизвестной могиле, заросшей на века бурьяном. Не пропасть в отвале истории, где миллиарды душ свалены, и забыты. Так стегает тебя собственный дух «плетью тщеславия», и в тоже время, обжигает «холодным пледом жалости» к себе самому. И стимулируемый, этими архаическими мотивами, он бежит по жизни словно мул, нагруженный подчас, неподъёмными «тюками-намерениями».

Кто, на самом деле, живёт более счастливой жизнью, учёный-исследователь, или какой-нибудь бармен из «Золотого якоря»? Вопрос, на самом деле, не столь очевиден, как это может показаться на первый взгляд. Ибо, не имея в душе возможностей, а значит, и стремлений к определённому ремеслу, для человека не будет и поводов, ни для радостей, ни для сожалений на этом поприще. Только собственная, развившаяся в душе стезя, приносит счастье…, впрочем, как и горе, своему хозяину.

Предвосхищение рождается только в связи с возникающими возможностями. И разочарование, или чувство победы, всегда зависимы от этого предвосхищения. Если ты не мечтаешь о чём-либо, то тебе не грозит, и разочарование. Ели же в твоём сердце родилась, и развилась Великая мечта, достижение которой требует сил, и времени, то только такая мечта, способна принести тебе настоящее счастье. Но ты должен понимать, что, на самом деле, «счастье землеройки», нисколько не меньше «счастья космонавта». И только с высоты относительного, более сложного самочувствия космонавта, «счастье землеройки» кажется низменным, и таким маленьким, и незначительным. С точки же зрения «землеройки», её счастье – самое надёжное, и значительное. Ибо простота этого счастья, меньше зависит от проведения…, и имеет меньше шансов на упразднение, какой-нибудь роковой случайностью.

Кто, на самом деле, проживал более достойную жизнь, Эдмунд Хиллари, с его другом, и партнёром Тенцингом Норгеем, или человек, всю жизнь незаметно, и планомерно спасающий людей, работая доктором в провинциальной больнице, и пишущий на досуге, Великие произведения литературы? Ответ, – также не очевиден. Ибо всякое ремесло, всякое стремление, имеет собственные масштабы, только в сравнении, и в соответствии с тем, чаще всего глубоко надуманным резонансом, коим окружена всякая громкая цель, после её достижения.

Иметь в своём сердце Великую цель, значит стать рабом этой цели…, и, растворившись в её бесконечно разрастающемся теле, превратится в рудимент, – в инструмент для её достижения. Всю жизнь, словно вол, тащит плуг по полю, такой «очевидный счастливчик». Он уже давно и не мечтает, ни о какой свободе. Он подчинён своему «царю в голове», и при малейшем отхождении, от его повелевающей воли, испытывает на себе «плеть презрения», и наказывающие моральные лишения. Просто жизнь, для такого «счастливчика», превращается во что-то недостойное, что-то мелкое, обывательски обыденное, не несущее в себе никакой ценности.

Только редчайшие личности сохраняют в своём сердце обе стороны, и способны ценить, как простоту собственной жизни, так её Великие цели. Не стать ни Мисологосом, ни Ортодоксом, не оставаться на одном поле, и не уйти с головой в море собственной одержимости…, и в тоже время, получать удовлетворение, как от собственных внутренних возвышенных институтов, так и обывательского бытия – Великая победа воли! И это, пожалуй, главный показатель настоящего психического здоровья. Люди слабы, прежде всего, психологически. И любая дорога, по которой идёт человек, волей-неволей обрастает заборами, и ты уже не видишь за ними ничего.

Мы увлеклись беседой…, а между тем, обыденность и действительная реальность бытия, с непреодолимой фатальностью окружающая теперь нас, заставляет делать определённые поступки, и обеспечивать выживаемость собственному телу. Я желаю вам достигнуть своей Великой цели, и не пропасть, тем самым, в отвале истории, уважаемый Руаль.

Благодарю вас! Наш разговор, я ещё долго буду анализировать в своей голове. И Висталь, пожав руку путешественнику, вышел наружу. Снежная пустыня вокруг, казалось, не оставляла ни единого шанса на выживание, для такого изнеженного существа, как человек. Но его разум – достойный соперник, и достаточно адекватный противник, для любых враждебных природных стихий. Ибо, по большому счёту, сам является частью этой природной стихии.

Руаль двинулся на Юг, к своей заветной цели…, а Висталь побрёл на север, – туда, где с этой снежной пустыней соприкасалась пустыня моря…, отчерчивая линию, которую, в отличие от горизонта, можно было перешагнуть.

Идя же ныне, по песчаной пустыне в ночи, Висталь вспоминал другие пустыни, в которых ему довелось побывать. Но эта встреча в снежной пустыне, запала ему в душу более остальных.

Что губительнее, для человеческого существа, холод, или жара? Что опаснее, для его жизни, и для его психического здоровья, – пустыня мороза, или пустыня жары? Это, наверно, известно только тому, кто бывал всюду. При случае, спрошу у Фёдора Конюхова. Он бывал во всех стихиях, и ему, одержимому путешествиями, известно многое, что недоступно обывателям. Человек, чья жизнь – сплошное путешествие, страдает, когда ему приходится находиться в одном месте, достаточно продолжительное время, также, как страдает привыкший к статичной, оседлой жизни человек, вынужденный ступить на путь скитаний. Вопрос привычки, – не праздный вопрос, но вопрос самой жизни, её главных консолей.