Наш разум создаёт сущности не только в пространстве, но и во времени. Разделяя продолжительность на отрезки он, тем самым определяет между ними границы и отношения. И возникающая при этом парадигма порождает порядок, – системность, некую закономерную последовательность, – музыку пространственно-временного континуума. Он создаёт среду для собственного пребывания, замыкая старые кольца, и порождая новые.

Так называемая «теория струн», выдвинутая учёными нового времени, подтверждает теорию внешнего мира, как целиком и полностью создания нашего разума, (дитя воли), воплощающегося в плоды его жизнедеятельности. И при всей нелепости основной поставленной ею цели, – найти единую теорию всего, всё же, важность этой теории в осмыслении мироздания, – невозможно переоценить. Вибрационность, Волнообразность, Музыкоподобность, присущая всему, что мы можем воспринимать и изучать, строить и открывать, красноречиво говорит о том, что всё это исходит из основ генетической музыкальности нашего существа, его волнообразной природы, и способности внешних объектов резонировать с нашим существом, в определённом аспекте гармоничных сочетаний, в определённом ряде музыкально-волновых, как динамических, так и статических конструкций. То есть только в резонансе взаимоотношений. Частота колебаний – основа основ всего окружающего мира. Она отражает нашу мыслительную способность синтезировать время и пространство, в некую полифонию восприятия, в целостную музыкальную законченность реальности. Ведь частота всякой волны, как известно, есть мера воплощённого синтеза времени и пространства, – архилейтмотив этого синтеза.

Музыка, есть воплощённая в звуках сущность нашей души, её «диссонансно-консонансной» формативной основы. В ней всегда олицетворено желание и удовлетворение – как соответствующая адекватная форма соотношений разно полярных модуляций её жизненной концепции. Ведь если смотреть обобщённо, то становится очевидным, что всякая её жизнедеятельность состоит из воплощённых, как динамических, (в сочетающихся звуках), так и статических, (в формах лицезрения и созерцания), а по большому счёту временных и пространственных матричных отражений, присущих модальности душевного агрегата вообще, и воле в частности, сменяющих друг друга в волновых соразмерностях, олицетворяющихся в наших ощущениях в разнообразные формы желания и удовлетворения. И если смотреть глобально и обобщённо на наш мир и нашу действительность, то также становится очевидным, что всякая функциональность присущая мирозданию, живёт и существует только в этом поле, только в этой форме соотношений и модуляций. И это её свойство черпается именно из преисподней нашего душевного агрегатива. Присущая нашей душевной структуре организованная и гармонично упорядоченная модальность, переносится на внешний мир, и его отдельные явления, отражается и отпечатывается в формах реальной действительности.

Мир внешней действительности, есть суть вибрационное резонирование нашего душевного агрегатива, с близкими формами внешнего бытия, с обязательной «настройкой», то есть превращения чуждых вибрационных форм этого бытия, в свою полифонию, придание определённых форм вибрирования, чуждым голосам сакральной природы хаоса. Там, где наша душа не находит музыки, где резонанс невозможен, там она не находит ничего, там она не получает удовлетворения, а значит и не видит никакой существенности, как для себя, так и для мира в целом. Всё, что вне её музыкообразности, по большому счёту, и – не существует. И новая, так называемая «М-теория», или «мембранная теория», возникшая из совокупления двух различных теорий, – «теории супергравитации», с её одиннадцатью измерениями, и «теории струн» с её десятью измерениями, также не противоречит концепции мироздания, как воплощённого отражения «музыкообразности» нашего душевного и разумного «либидо», стремящегося к власти над миром хаоса, и работающего беспрестанно над порабощением и приведением к своим порядкам, к своей гармонии всего внешнего мира.

Оценка же собственного воззрения, его отклоняющегося в одну из сторон воззренческого агрегатива, либо преимущественно к областям пространственного, либо более к областям временного, зависит от общего возможного колебания разумения для отдельной личности, познающей мир собственной действительности, в его целокупности. Ведь «мембранность» всего сущего, или «струнность», – разница лишь в доминирующем отклонении созерцания к одному из двух обозначенных и культивируемых нашим разумением, полюсов действительности, её разделяемого на монады синтетического пространственно-временного континуума, сконцентрированного и воплощённого в определённую матрицу мироздания. Плоскость, – издающая музыку, или натянутая тетива. – Поле, или линия, – разница заключается лишь в доминантах отклоняющегося созерцания и осмысления, между монадами пространственной или временной оценки. Созерцании и осмыслении, либо по преимуществу, отклонённому в сторону пространственного, (с идеальной обобщённостью), либо в сторону временного, (с рациональной последовательностью). Где основанием служит всё тоже отделение и противопоставление разумных форм воззрения. И такие колебания происходят в нашем разуме постоянно. Они, воплощают собой всё ту же волновую характерность, присущую всему материальному в мире вообще, и нашему организму, в частности.

«Сингулярность», (как начало всего), – то, что учёные ищут, создавая всевозможные теории, находится в наших головах. И вовне её – не отыскать. Все попытки тщетны, они обречены на вечные скитания. Найти начало всего вовне, начало времени и пространства, всё равно, что найти конечную материальную субстанциональность природы, найти конец, или начало, (что одно и то же), действительности. Что может быть нелепее и абсурднее. «Сингулярность» и есть олицетворение пустоты сакральной природы, где абсолютно сбалансированы силы гравитации и антигравитации, где абсолютно уравновешенны центробежные и центростремительные силы, где нет нарушения баланса, а значит и невозможно стремление, воплощающееся и олицетворяющее всякую действительность.

Самые великие фантазёры и сказочники – это учёные. Но их сказки часто превращаются в реальность, благодаря строению нашего разума. Он стремится к резонансу, и на этом поприще редко не находит отклика. Какой бы не казалось нелепой та, или иная теория, разум обязательно подберёт к ней свой ключ, и обязательно вступит с ней в резонанс, – вопрос лишь времени. И от этого резонанса родятся новые «дети-теории».

Теория, объединившая общую теорию относительности Эйнштейна и теорию квантовой механики, создала бы новый синтезированный мир. Теория восьмимерной супергравитации, – имела бы все шансы. Но это никогда не решило бы проблемы мироздания. Ибо как всегда породило бы больше вопросов, чем ответов. Приведённые в гармонию – регрессивное воззрение и прогрессивное, (квантовая механика, и теория относительности), породит новое воззрение, а за ним и новый мир, с увеличивающимися в арифметической прогрессии загадками и тайнами.

Нарушение абсолютного баланса сакральной природы, как некоего начала, предшествующего так называемому «большому взрыву», и последующего возникновения Вселенной, в которой цепная реакция столкновения «волнообразных мембран», это далеко не конец и не начало, это лишь один из диссонансов и консонансов, предоставленных самому себе, нашим разумом. За ним обязательно последует новый диссонанс, который потребует необходимо своего консонанса. И так – до бесконечности. Нам не познать мир до конца, ибо он не имеет этого конца по своей природе. Конец его, – вне нашей действительности, вне нашего познания, вне нашего музыкального ряда, воплощённого в эту реальную действительность. Эта музыка играет в нас, пока мы живы, и мечтать о законченности «сюиты собственного познания» всё равно, что мечтать остановить «Колесо Иксиона». Perpetum mobile – суть нашего сознания, и его уходящего за горизонт возможного полифонического ряда.

Синтетические суждения

С точки зрения идеального:

Абсолютного доминирования в природе – не существует. Слон может раздавить змею, но и змея может убить слона. И всякая оценка доминирования в наивысшей степени субъективна и глубоко условна. Преимущество локального характера, встречающееся повсеместно на всех уровнях бытия, для нас всегда определяется причинами стечения обстоятельств, а попросту говоря, «закономерным случаем». И оценивается такое преимущество субъективным взором наблюдателя, настроенным на определённое пространственно-временное мировоззрение локального момента, на определённый фокус собственной оценки и идентификации этого момента, при котором собственно и возникает такая абсурдная полимера как случайность. Как, впрочем, и вытекающая из этого более объективная, но такая же абсурдная полимера как несправедливость.

Условно говоря, оценка той или иной доминанты, то есть её ценность, как правило, определяется в узких рамках локального осмысления, в выложенных и закреплённых алгоритмах чувственных воззрений, в его сугубо ограниченных масштабах, превращаемых нашим разумом в категории, то есть в обобщённости. Где на самом деле, в случае смены угла зрения, (расширения, либо сужения масштаба этого воззрения), доминирование и его ценность может легко меняться, и даже как правило меняется. А за этим, и выше обозначенные «полимеры», как правило меняют свои полюса.

Изначально всякое преимущество обусловлено точкой границы, или линией противостояния главных монад действительности, трансцендентальных основ нашего разумения, – времени и пространства, с их обусловленными наполненностями. Пространственно-временной континуум, с его основополагающим для всякого действительного бытия синтезом противостояний, (воплощающемся в нашем разуме в сбалансированную реальную действительность), определяет всякую доминанту в оценках этой реальной действительности. И наш разум, выбирая определённую точку, или линию этого фронта, создаёт зону собственного созерцания, создаёт собственные оценки и выявляет константы для собственного определения в рамках этой зоны, причём, всегда глубоко заинтересованно. Латентно или явно, тонко или грубо, но всегда искушенно – корыстно. И пусть корысть разума так же далека от корысти тела, как сам мозг с его разумом далёк от телесности с её инстинктами, – (между ними пропасть, ибо здесь живут иные категории, здесь «тонкая корысть» представляется подчас самым возвышенным мотивом), но всё же это именно повсеместно так. И особенно это положение проявляется в идеальных полях созерцания и осмысления, где для нашей оценки собственных мотивов подчас, казалось бы, не остаётся места корысти и всякой заинтересованности, но всё же именно интерес правит здесь всем балом, оставляя за кулисами лишь собственную тень.

Что могло бы иметь в мире абсолютное доминирование, – доминирование безусловное? Как вообще такое может быть? Лишь в фокусе нашего сознания, в его иллюзорной тонкой материи, может возникать подобная фантазия об абсолютной доминанте. Может быть, такое доминирование и было бы возможным, если бы мир имел свою абсолютно законченную форму и свою фундаментальную существенность, вне зависимости от антропоморфной оценки наблюдателя. Если бы он существовал как данность, а не как относительное отражение. Если бы он был, вне зависимости от субъективного наблюдения, вне его субъективного оценочного взгляда, если бы он был, сам по себе, независимо от нашего «ноуменального зеркала». Доминирование, как абсолютная воззренческая концепция, такое же заблуждение, как всякая абсолютная концепция. В мире не существует нерушимых замков, вечных отношений, и незыблемых законов. Всякая иерархическая лестница – условность, необходимая нашему разуму для собственного целенаправленного бытия. Как же выстраивается такая лестница?

Итак, всякая оценка определяется заинтересованным взглядом наблюдателя, и всегда дифференцированно. Наш разум, – все, что резонирует с его устоявшейся концепцией, – приплюсовывает, и всё что входит в противоречие, – отбрасывает. И так он поступает всегда и во всём. То, что усиливает его основную линию, он оставляет и старается вплести в «общую косу реальной действительности». То, что ослабляет – немедленно абстрагирует, нарекая ненужным, и даже вредным. Он выстраивает мозаику воззрения, и она должна непременно складываться в некую законченную гармоничную форму, – в пространственно-временную полифонию. В противном случае он вынужденно страдает, не получая своего удовлетворения. Страдает либо от явной незаконченности музыкального ряда, либо от несоответствия, беспорядка, а значит близости холода хаоса.