– И с тобой, – ответил Ранессин из глубины подушек.

Когда Диниван вышел в коридор, служка проковылял к двери, чтобы ее запереть.

Коридор был освещен еще хуже, чем спальня Ликтора. Диниван с беспокойством щурился, пока не увидел четырех стражников, стоявших по стойке «смирно» около окутанной тенями стены, мечи в ножнах на боку, пики зажаты в руках в латных рукавицах. Он с облегчением выдохнул и направился в их сторону по длинному коридору с высоким сводчатым потолком, размышляя, не стоит ли призвать еще четверых. Он знал, что не перестанет беспокоиться за безопасность Ликтора, пока Прайрат не отправится обратно в Хейхолт, а предатель Бенигарис – в свой герцогский дворец.

Диниван потер глаза, направляясь к стражникам. Он действительно очень устал, будто его выжали, как кусок тряпки, и повесили на веревку сушиться. Он решил зайти в свой кабинет и забрать оттуда кое-что, а потом отправиться спать. До утренней службы осталось всего несколько часов…

– Эй, капитан, – обратился он к стражнику, на шлеме которого увидел белое перо. – Думаю, тебе стоит позвать… позвать… – Диниван не договорил и удивленно уставился на солдата. Его глаза блестели, словно булавки в глубине шлема, но были направлены куда-то за спину Динивана, как и глаза его товарищей. Все четверо не шевелились, точно превратились в статуи. – Капитан? – Диниван прикоснулся к руке стражника и обнаружил, что она стала жесткой, как камень. – Именем Усириса Эйдона, – пробормотал Диниван, – что здесь произошло?

– Они тебя не видят и не слышат, – раздался знакомый скрипучий голос. Диниван резко повернулся и увидел алую вспышку в конце коридора.

– Дьявол! Что ты сделал?

– Они спят. – Прайрат рассмеялся. – А утром ничего не вспомнят. Как злодеям удалось проскользнуть мимо них и убить Ликтора, будет загадкой для всех. Возможно, кое-кто посчитает, например Огненные танцоры, что произошло нечто вроде… черного чуда.

Ядовитый страх, мешавшийся с гневом, начал подниматься вверх из желудка Динивана.

– Ты не причинишь вреда Ликтору.

– И кто меня остановит? Ты? – презрительно рассмеялся Прайрат. – Ты можешь попробовать все, что захочешь, человечек. Кричи, если пожелаешь, – никто не услышит ничего из того, что произойдет в этом коридоре, пока я отсюда не уйду.

– В таком случае я сам тебя остановлю. – Диниван достал из-под своего одеяния и выставил перед собой Дерево, висевшее на цепочке у него на шее.

– О, Диниван, ты выбрал не то призвание. – Алхимик сделал шаг вперед, и свет факела озарил его лысую голову. – Вместо того чтобы стать секретарем Ликтора, тебе следовало выступать в роли личного шута Бога. Ты не можешь мне помешать. Ты даже не представляешь, какую мудрость я обрел и какие силы мне подчиняются.

Диниван даже не пошевелился, когда Прайрат начал к нему приближаться, и стук его сапог эхом пронесся по коридору.

– Если ты считаешь, что, продав свою бессмертную душу за гроши, ты поступил мудро, я счастлив, что этого у меня нет. – Он чувствовал, что страх набирает силу, и старался говорить так, чтобы не дрожал голос.

Змеиная улыбка Прайрата стала еще шире.

– Это твоя ошибка – твоя и робких дураков, которые называют себя Хранителями манускрипта. Орден манускрипта! Собирающая сплетни компания ноющих, жалких ничтожеств, претендующих на звание ученых. А ты, Диниван, хуже всех. Ты продал свою душу за предрассудки и пустые заверения. Вместо того чтобы раскрыть глаза и увидеть тайны бесконечности, ты спрятался среди ползающих на коленях и целующих кольцо служителей церкви.

Динивана наполнила ярость, моментально прогнавшая страх.

– Отойди! – крикнул он, выставив перед собой Дерево, которое, казалось, вдруг ослепительно засияло, как будто само дерево начало гореть. – Ты не сделаешь больше ни шага, слуга гнусных господ, если только не убьешь меня сначала.

Глаза Прайрата широко раскрылись в наигранном удивлении.

– Ого! Оказывается, у маленького монаха есть зубы! Что ж, будем играть по твоим правилам… и я покажу тебе, что у меня они тоже острые.

Прайрат поднял руки над головой, и его красное одеяние начало развеваться, словно по коридору промчался порыв ветра. Пламя факелов будто ожило, а в следующее мгновение погасло.

– И запомни… – прошипел Прайрат из темноты. – Я теперь владею Словами Изменения! И никому не служу!

Дерево в руке Динивана вспыхнуло еще ярче, но Прайрат оставался погруженным в тень. Голос алхимика зазвучал громче, он начал скандировать слова на незнакомом языке, от одного звука которого у Динивана заболели уши, а на шее как будто затянулась веревка, причинявшая ему невыносимые страдания.

– Во имя Высшего Бога… – крикнул Диниван, но по мере того как песнопение Прайрата приближалось к кульминации, оно, казалось, разбивало слова его молитвы еще прежде, чем он их произносил. Диниван начал задыхаться. – Именем… – Его голос смолк, а в тенях перед ним заклинание Прайрата превратилось в ворчливую, задыхавшуюся пародию речи, когда алхимик подвергся какой-то мучительной трансформации.

Там, где только что стоял Прайрат, раскачивалась неузнаваемая подвижная тень, которая извивалась, растягивалась в сложные, замысловатые петли, становившиеся все больше и больше, пока они не заслонили собой даже свет звезд, и коридор погрузился в кромешный мрак. Легкие свистели, точно кузнечные мехи, а потом смертоносный, древний холод окутал коридор невидимой стужей.

С криком наполненной ужасом ярости Диниван бросился вперед, пытаясь ударить невидимое чудовище священным Деревом, но обнаружил, что его, точно тряпичную куклу, схватил какой-то массивный и одновременно жутко нереальный отросток. Они принялись сражаться, заблудившись в ледяном мраке. Диниван вскрикнул, когда почувствовал, как нечто начало проникать в его наполненную ужасом сущность, скреблось в голове пылающими пальцами, пытаясь открыть сознание, точно банку с джемом. Он отбивался изо всех сил, стараясь удержать в метавшихся мыслях образ святого Эйдона, и ему показалось, будто он услышал, что существо, схватившее его, вскрикнуло от боли.

Но тень становилась все более плотной и сильнее сжимала его тело, жуткий, ломавший кости кулак из бесформенной массы и свинца. Кислое, холодное дыхание, подобное кошмарному поцелую, коснулось щеки Динивана.

– Именем Господа Бога… и Ордена… – простонал Диниван.

Животные звуки и жуткое тяжелое дыхание начали затихать, ангелы наполненного болью, обжигающего света проникли в голову Динивана, принялись там танцевать, приглушая мрак, оглушая его своей безмолвной песней.

Кадрах вытащил безвольное тело Мириамель в коридор, на ходу давая клятвы самым разным святым, богам и демонам. В коридоре было темно, только тонкие лучики звездного света проникали сквозь окна у него над головой, но не увидеть скорченное тело священника, похожее на брошенную куклу и лежавшее посреди коридора в нескольких шагах от них, было невозможно. Так же как не услышать крики и визг, доносившиеся из спальни Ликтора в конце коридора, где на полу лежала расколотая тяжелая деревянная дверь.

Шум резко прекратился после того, как прозвучал сдавленный вопль отчаяния, постепенно превратившийся в булькающее шипение. На лице Кадраха появился ужас. Он наклонился, взял принцессу на руки, потом перекинул через плечо и неуклюже согнулся, чтобы подобрать сумку с вещами. Затем он выпрямился и, покачиваясь, поплелся прочь от сцены катастрофы в конце коридора, стараясь не упасть.

За углом коридор стал шире, но и здесь не горел ни один факел. Кадраху показалось, что он видит окутанные тенями фигуры стоявших на посту стражников, неподвижных, точно статуи. В коридоре со сводчатым потолком у него за спиной послышались неторопливые шаги, и Кадрах поспешил вперед, проклиная скользкие плитки пола.

Коридор снова свернул, и они оказались в большом вестибюле перед входом во дворец, но, когда Кадрах собрался пройти под аркой, он налетел накакое-то препятствие, твердое, точно кусок железа, хотя в дверном проеме ничего не видел, только воздух. Оглушенный, потрясенный, он споткнулся и повалился назад, и Мириамель соскользнула с его плеча на твердый пол.

Звук приближавшихся шагов стал громче. Кадрах, охваченный паникой, вытянул перед собой руку и наткнулся на противоестественную стену, невидимое, но жесткое и неподдающееся нечто. Оно было прозрачнее хрусталя, и сквозь него Кадрах ясно видел все, даже самые мельчайшие детали освещенной факелами комнаты за диковинным препятствием.

– Прошу тебя, сделай так, чтобы он ее не заполучил, – пробормотал монах и принялся отчаянно водить руками по странной стене, пытаясь найти хоть какую-то щель в невидимом препятствии. – Прошу тебя, пожалуйста!

– Подожди! – прошипел он вдруг. – Думай, идиот, думай!

Он тряхнул головой, сделал глубокий вдох, выдохнул и снова набрал в легкие воздух. Потом поднес ладонь к препятствию и тихо произнес одно-единственное слово. Мимо него промчался порыв холодного воздуха, взметнув гобелены на стенах, и барьер исчез.

Он протащил Мириамель по полу в одну из арок, выходивших из большого зала. Они скрылись из вида как раз в тот момент, когда Прайрат в своем красном одеянии появился в проходе, где мгновение назад находилось непреодолимое препятствие. Вдалеке зазвучали сигналы тревоги.

Красный священник остановился, как будто его удивило отсутствие барьера, однако повернулся и сделал знак рукой в ту сторону, из которой пришел, словно хотел стереть оставшиеся следы созданного им препятствия.

Его голос прогремел, отражаясь от стен во всех направлениях.

– Убийство! – закричал он. – В Дом Бога пробрались убийцы!

Когда эхо его голоса стихло, он мимолетно улыбнулся и направился в сторону апартаментов, которые ему выделили как гостю Ликтора.

Неожиданно ему в голову пришла мысль, он остановился в арочном проходе и, повернувшись, окинул комнату взглядом. Потом еще раз поднял руку и пошевелил пальцами. Один из факелов рассыпался искрами, и в следующее мгновение длинный язык пламени набросился на гобелены, висевшие в ряд на стенах. Древнее плетение вспыхнуло, огонь взметнулся вверх к балкам потолка, а затем начал быстро распространяться от стены к стене. В коридоре за ним разгорались новые пожары.

– Следует уважать предзнаменования, – ухмыляясь, сказал самому себе алхимик, и, радостно посмеиваясь, покинул дворец.

А коридоры Санцеллана Эйдонитиса начал быстро наполнять рокот испуганных и смущенных голосов.

Герцог Изгримнур поздравил себя с тем, что предусмотрительно прихватил свечу, в коридоре царил кромешный мрак. Где стража? И почему не горят факелы?

Но что бы тут ни произошло, Санцеллан вокруг него просыпался. Изгримнур услышал, как кто-то громко крикнул про убийство, сердце быстрее забилось у него в груди, и тут же зазвучали громкие голоса, на сей раз дальше. Несколько мгновений он размышлял, не стоит ли вернуться в свою крошечную келью, но потом решил, что, возможно, переполох ему только на руку. Вне зависимости от причины тревоги – а он не сомневался, что это действительно убийство, – он сумеет отыскать секретаря Ликтора, не отвечая на утомительные вопросы стражей Ранессина.

Свеча в деревянном подсвечнике отбрасывала высокие тени на стены вестибюля, а когда шум стал громче и опасность, что его обнаружат, неминуемой, Изгримнур стал искать выход из зала и выбрал один из сводчатых проходов.

Вскоре на втором повороте он оказался в широкой галерее и увидел, что на полу среди кучи порванных штор лежит какой-то человек в сутане, а на него равнодушно взирают вооруженные стражники.

«Может, это статуи? – подумал Изгримнур. – Но, будь я проклят, статуи такими не бывают. Посмотри-ка, один из них наклонился к соседу, как будто что-то шепчет ему на ухо. – Изгримнур посмотрел на невидящие глаза, блестевшие внутри шлемов, и почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. – Да спасет нас Эйдон. Черная магия, вот что тут произошло».

К своему ужасу, он узнал человека, лежавшего на полу, как только его перевернул. Даже в свете свечи Изгримнур видел, что лицо Динивана посинело, тонкие полоски крови вытекли из ушей и высыхали на щеках, точно красные слезы. А все тело напоминало мешок со сломанными ветками.

– Элизия, Матерь Божья, что здесь произошло? – громко простонал герцог.

Диниван открыл глаза, так напугав герцога, что тот чуть не выпустил голову священника из рук. Взгляд Динивана блуждал несколько мгновений и остановился на Изгримнуре. Возможно, причина была в свече, которую держал в руке герцог, но ему показалось, будто в глазах Динивана вспыхнул странный свет. Впрочем, он знал, что этот свет очень скоро погаснет.

– Ликтор… – выдохнул Диниван, и Изгримнур наклонился поближе к нему. – Позаботьтесь… о… Ликторе.

– Диниван, это я, – сказал он. – Герцог Изгримнур. Я пришел сюда, потому что ищу Мириамель.

– Ликтор, – упрямо повторил священник, его окровавленные губы отчаянно сражались со словами.

Изгримнур выпрямился, продолжая сидеть на полу.

– Хорошо.

Он принялся беспомощно оглядываться по сторонам, чтобы подложить что-то под раненую голову священника, но не нашел ничего подходящего. Тогда он опустил Динивана на пол, встал и прошел до конца коридора. Он уже знал, какая из комнат принадлежала Ликтору – возле нее валялись огромные куски двери, и даже мрамор на дверном проеме был обожжен и осыпался. И еще меньше сомнений вызывала судьба Ликтора Ранессина. Изгримнур окинул взглядом уничтоженную спальню и быстро вернулся в коридор, только сейчас заметив, что стены испачканы кровью, будто нанесенной на них громадной кистью. Изуродованные тела главы Матери Церкви и его юного слуги едва ли походили на человеческие: над ними настолько жестоко поглумились, что даже закаленное сердце старого солдата Изгримнура дрогнуло при виде такого количества крови.

Когда герцог вернулся к Динивану, он заметил, что в дальнем сводчатом коридоре появились языки пламени, но заставил себя не обращать на них внимания. Он потом решит, как будет отсюда выбираться. Он взял холодную руку Динивана.

– Ликтор мертв. Вы можете помочь мне найти принцессу Мириамель?

Священник несколько мгновений тяжело дышал, и герцог видел, что свет в его глазах постепенно гаснет.

– Она… здесь, – медленно проговорил священник. – Зовут… Малахия. Спросите комнатного слугу. – У него перехватило дыхание, но он почти сразу продолжал: – Увезите ее… в… Кванитупул… «Чаша Пелиппы». Там… Тиамак.

Глаза Изгримнура наполнились слезами. Этот человек должен был уже умереть. И только стальная воля заставляла его цепляться за жизнь.

– Я ее найду, – пообещал он. – И позабочусь о безопасности принцессы.

Неожиданно Диниван его узнал.

– Передайте Джошуа, – задыхаясь, сказал он, – я боюсь фальшивых посланников.

– Что это значит? – спросил Изгримнур, но Диниван молчал, а его свободная рука, точно умирающий паук, медленно ползла по груди, беспомощно касаясь ворота сутаны. Изгримнур осторожно достал Священное Дерево и положил ему на грудь. Однако священник из последних сил покачал головой, снова пытаясь достать что-то из-под своего одеяния. Изгримнур вытащил на свет цепочку с подвеской – золотым свитком и пером. Замок сломался, когда он ее потянул, и цепочка осталась лежать на влажных волосах Динивана, похожая на крошечную блестящую змейку.

– Отдайте… Тиамаку, – прохрипел Диниван.

Изгримнур его уже почти не слышал из-за гула голосов и треска пламени в коридоре. Герцог убрал цепочку в карман монашеского одеяния и поднял голову, удивленный неожиданным шевелением поблизости. Один из неподвижных стражей, озаренный пульсировавшим светом пожара, закачался и через мгновение с грохотом повалился вперед на пол, шлем покатился по плиткам, а сам он застонал.

Когда Изгримнур снова посмотрел на Динивана, свет жизни уже погас в глазах священника.