– Но я же не рассказываю ничего особенного.

– Это тебе так кажется. Ты рассказываешь о своём привычном мире. А для меня твой мир – непривычный, незнакомый, нелогичный, полный того, что не укладывается в голове.

– Для меня твой мир тоже незнакомый, – подумав, сказала Даша. – И мне интересно, как проживается внутри то, что я наблюдаю со стороны. Проживается тобой и такими, как ты. Такими же существами. Мужчинами.

– Что же тебя интересует?

– Ну… – Она прикусила губу. – Влюбленность, первый секс, ревность, ссоры, драки, всякие мальчишеские забавы вроде гонок на мотоциклах, прыжков с парашютом, проникновений в заброшенные дома и закрытые зоны – вот это всё.

– Я не прыгал с парашютом. Мотоцикл у меня есть. И права на его вождение тоже есть. Заброшенные дома? Да, могу рассказать одну историю.

Он умолк, припоминая. Даша терпеливо ждала.

– Когда я был подростком, мы жили в одном из старых районов Москвы, не буду уточнять, где именно. Наш восьмиэтажный кирпичный дом – такие дома часто называют сталинскими – стоял на оживлённой улице, но двор был тихим и зелёным. Мы допоздна гуляли в этом дворе. По другую сторону дороги сохранилось несколько деревянных домов, предназначенных под снос. Люди из них уже выехали. Надо ли говорить, что эти дома, темнеющие среди буйной зелени покинутых дворов, манили всех любителей жанра хоррор. И вот однажды мы с приятелем тоже не устояли. Наш выбор пал на дом, самый дальний от проезжей части и самый ближний к парку. Большой двухэтажный дом с мансардой, мрачный и зловещий. Настолько зловещий, что никто не посмел разбить оконные стекла, все они были целёхонькие, в отличие от стёкол соседних домов. Мы с Лёшкой отправились туда ближе к вечеру, пока еще не стемнело, прихватив электрические фонари. Первый этаж обошли довольно быстро, пожалуй, с излишней поспешностью. Воздух во всех помещениях был затхлый и стылый, с таким специфическим, едва уловимым душком, какой появляется в местах, где совершались преступления или пошаливали призраки.

– Что? – не сдержалась Даша. – Какие еще призраки?

Дэмиен пожал плечами, и она уловила этот жест.

– Ну какие… Обыкновенные призраки. Ни разу не видела, что ли?

– Нет. И никогда не верила в их существование. А ты видел?

– Прости, Флинн, меня это настораживает. – Он выдержал паузу, чтобы придать вес тому, что собирался сказать. – В твоей жизни отсутствует волшебство.

Обдумав его слова, Даша решила согласиться. Тем более, что надеялась услышать пару историй о волшебстве.

– Так вот, – продолжал он, довольный ее сговорчивостью. – Мы поднялись на второй этаж, и там, осмотрев две комнаты, где громоздились ржавые пружинные кровати с металлическими спинками, полуразвалившиеся деревянные тумбочки, продавленные кресла с драной обивкой, в третьей, помимо всякой рухляди, обнаружили людей. Сложно представить, что могло бы напугать нас больше. Мы замерли на пороге, оцепенев от ужаса, молча глядя на мужчину и женщину, выхваченных из тьмы ярким направленным светом наших фонарей. Свет на короткое время ослепил их, и, полулёжа на драном матрасе, они беспомощно моргали, но вскоре очнулись, приняли более-менее вертикальное положение и, поддерживая друг друга, двинулись в нашу сторону. Хотя это сильно сказано. Скорее всего, перед нашим вторжением они нагрузились под завязку, наркота или алкоголь, в той ситуации было сложно понять, да и опыта соответствующего у нас не было, но их движения напоминали танец сомнамбул при замедленной съёмке. Таким образом они могли идти к нам целый год.

– Они были молодые?

– Мне запомнилось, что да. Женщина со спутанными светлыми волосами до плеч, в длинной вязаной кофте и узкой юбке выше колен, и мужчина, обросший, небритый, в клетчатой фланелевой рубашке и грязных джинсах неопределённого цвета. Я как будто сделал моментальный снимок. А потом случилось то, что надолго выбило меня из колеи, хотя, если вдуматься, ничего противоестественного собой не представляло. Лёшка сбежал. Просто повернулся и, ни слова не говоря, рванул прочь по коридору. Повторяю, само по себе это не было ничем противоестественным или предосудительным. Человек испугался. Испугаться может каждый. Но если бы он схватил меня за руку и потащил за собой или просто подтолкнул со словами: «Бежим отсюда!», его поступок не застрял бы во мне занозой. Мы же пришли в этот дом вместе, правильно? Но он поступил так, будто пришёл один. Перед лицом опасности, подлинной или мнимой, мое присутствие вдруг утратило актуальность. Я словно перестал существовать.

– Понимаю. На твоём месте я чувствовала бы то же самое.

– После его побега ситуация изменилась. Женщина сложилась пополам в приступе рвоты, мужчина принялся укладывать ее обратно на матрас, и оба перестали обращать на меня внимание. Тут только я заметил, что вокруг матраса валяются использованные одноразовые шприцы, вдоль стены выстроились длинные ряды пустых бутылок и пивных банок, в углу кучей навалены какие-то тряпки, одеяла или одежда. Решив, что делать там больше нечего, я попятился в коридор. Осматривать дом в одиночку было не так интересно, как с товарищем, но из подросткового упрямства (Товарищ струсил? Что же, обойдёмся без него) и желания доказать самому себе, что способен довести до конца задуманное, я продолжил обход. В мансарду вела скрипучая деревянная лестница, ступени которой почернели от влаги и местами довольно сильно потрескались. Держа перед собой фонарь, я поднимался всё выше и выше, и с каждым шагом меня всё больше накрывал нестерпимый смрад, превративший и так не особо свежий воздух в подобие протухшего бульона. Дверь в единственную комнату под крышей была приоткрыта. Что там, за ней? Дохлая кошка? Дохлая крыса? Много дохлых крыс? Все мои предположения оказались неверны.

– Кажется, я угадала, – содрогнувшись, пробормотала Даша.

В груди возникло неприятное напряжение. Пальцы дрогнули, и она торопливо поставила рюмку на стол.

– Посреди комнаты лежал раздувшийся труп. С крюка в потолке свисала верёвка с петлёй на конце. В двух шагах от трупа валялась табуретка. Всё выглядело так, будто человек (я не понял, мужчина это или женщина, и не стал разглядывать) повесился или его повесили, а потом был вынут из петли и оставлен на съедение крысам в мансарде заброшенного дома. Эта картина еще долго вставала у меня перед глазами, когда я лежал поздно вечером в постели. Вставала, не давая уснуть. Кашляя и на ходу протирая слезящиеся глаза, я кубарем скатился по лестнице, выскочил на улицу, бегом пересёк двор и, только оказавшись в сквере неподалёку от проезжей части, рухнул на скамейку, чтобы немного прийти в себя. Как я не потерял фонарь, ума не приложу. Сердце у меня стучало так, что было трудно дышать. Всё тело под одеждой взмокло от пота. Подумав о том, что Лёшка, наверное, уже дома, сидит на кухне за ужином и знать не знает о кошмарном обитателе мансарды, я чуть не заплакал. Бегство избавило его от груза иррациональных страхов, ведь он ничего не видел, а мне было даже не с кем обсудить увиденное. Обсуждать это с ним после того, как он запросто слился из нашего совместного приключения, казалось невозможным. – Дэмиен подлил немного вина Даше и себе и, передохнув, продолжил: – Ближайшую ночь я спал не очень спокойно, но спал. А следующая началась с того, что меня посетил призрак, и после его исчезновения я уже до утра не сомкнул глаз.

Даша глотнула из рюмки. Вино было по-прежнему сказочно вкусным и ароматным, только слегка согрелось. Не сильно, совсем чуть-чуть.

– Призрак шагнул ко мне в комнату с балкона. Ночи стояли тёплые, и балконная дверь была открыта настежь, хотя сомневаюсь, что дверь остановила бы его, даже будучи закрытой. Не помню, что я почувствовал, увидев его, и о чем подумал. Я просто оцепенел. Это был призрак мужчины, рослого, грузного, с растрёпанными тёмными волосами и короткой тёмной бородой. Позже у меня возникла необъяснимая уверенность, что он художник. Глядя на меня в упор, он поднял руку и провёл ладонью поперёк своей шеи. Этот жест, вероятно, намекал на способ, каким он самовыпилился из этого мира. Или его выпилили. Вот, собственно, и всё. Призрак растаял в воздухе, а я, дрожа с головы до ног, лежал и таращился на то место, где он растаял. Час или два голова у меня не варила совершенно. Потом я начал потихоньку вспоминать, что слышал и читал о призраках. Потому что все мы, разумеется, что-то о них слышали и читали. Я вспомнил, что призраки являются людям тогда, когда хотят получить помощь, передать послание или инструкцию. Например, «мое мертвое тело находится в багажнике ржавого «Москвича-2140» белого цвета, припаркованного во дворе дома такого-то по улице такой-то, умоляю, похороните меня по-христиански, иначе не обрести мне покоя». Где находится мёртвое тело явившегося мне художника, я знал точно. Но что с этим знанием делать?

Вечер был тёплый, и первое, что сделала Даша, оказавшись сегодня в доме, – открыла настежь одну из створок большого трехстворчатого окна. Внезапный порыв ветра надул, приподнял штору и заодно впустил в гостиную чуть больше света с улицы, чем проникало до сих пор. Это позволило Даше разглядеть почти идеальный овал лица сидящего напротив мужчины, ровные черные брови, подчёркнутую тенями чеканную резкость черт. Брюнет. Взволнованная, она напряженно всматривалась в размытый силуэт на фоне светлой крашеной стены.

Дэмиен поднёс рюмку к губам, сделал небольшой глоток, удовлетворённо хмыкнул. Взгляд его поблёскивающих в сумраке глаз был устремлён на Дашу.

– В конце концов я нашёл решение. Точнее, нашёл того, кто мог помочь мне найти решение, мог разделить со мной тяжесть этой ноши. Почему я сразу не подумал о нем? Наверное, поглупел от стресса. Я вспомнил о своём старшем товарище, который жил в соседнем подъезде и почти каждое воскресенье уделял два-три часа общению со мной, несмотря на разницу в возрасте. Со сверстниками, насколько я мог судить, он не очень ладил. Да, встречаются такие парни с чудинкой… Мы играли в шахматы, чинили мой велосипед, болтали обо всем на свете. Он никогда не вел себя как наставник, не брал покровительственный тон. Не знаю, что он получал от общения со мной. Я получал очень много, хотя осознал это гораздо позже, а тогда просто ждал с нетерпением выходных и, разумеется, гордился нашей дружбой. Итак, вспомнив об Игоре, я немного успокоился, а наутро позвонил ему и попросил о встрече. Если он и удивился, то не подал виду. Сказал, что может подойти к семи часам вечера на наше обычное место возле голубятни в глубине двора. Ожидая его, я мысленно подбирал слова, которые могли бы передать весь мой страх, все мое смятение и при этом не заставить собеседника считать меня малолетним дурачком, насмотревшимся мистических триллеров. Призрак на балконе? Что дальше? Зомби? Вампиры? Но Игорь выслушал меня с огромным вниманием, и по тому, как загорелись его глаза, я понял, что это не притворство. «Что мне делать?» – спросил я, закончив рассказ. «Предлагаю следующее, – подумав, ответил Игорь. – Завтра с утра я иду туда, в этот дом… нет, тебе со мной идти не обязательно… И если наш покойник всё еще там, сообщаю в полицию. Скажу, что заглянул от любопытства. Пишу роман, захотелось ощутить атмосферу заброшенного дома. Когда погибшего так или иначе опознают и захоронят, его душа обретёт покой». План был, конечно, малость шизофренический, но другого я предложить не мог. Как ни странно, он увенчался успехом. Стражи порядка поначалу отнеслись к информации с подозрением, но убедившись, что она соответствует действительности, задали Игорю еще несколько вопросов и отпустили на все четыре стороны. Призрак меня больше не посещал.

В наступившей тишине Даша подумала, что прошло, наверное, уже часа полтора, если не два, но ей не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался. Работа? Да, завтра опять идти на работу, после работы заниматься домашними делами, но сейчас все это было так далеко – как будто на другой планете.

– В твоей жизни было много необычного? – спросила она, подставляя свою рюмку.

Она отдавала себе отчёт в том, что пьяна, и это было приятное опьянение. Интересно, если невзначай коснуться его руки, когда он будет наливать вино, что он скажет?

Он ничего не сказал. Молча поставил бутылку и, дотянувшись до Дашиной руки, легонько провёл кончиками пальцев по тыльной стороне ее ладони, ласково сжал пальцы. Кожа сухая и тёплая. Приятно.

– Не очень много, – ответил он, помолчав. – Чтобы необычное происходило, нужно позволять ему происходить. Понимаешь, о чём я? Раскрываться ему навстречу. Не все это умеют. Я не считаю, что умею, но иногда получается. А ты? – Он по-прежнему не выпускал ее руку. – Неужели с тобой никогда не происходило ничего необычного? Совсем-совсем никогда?

Теперь он сидел, подавшись вперёд, их разделял только стол.

У Даши участилось дыхание.

– Может, и происходило. Только я отказывалась в это верить.

– Постарайся поверить сейчас. Вспомнить и поверить.

– Ну, – начала она неуверенно, – некоторые мои сны сбывались. Но мне кажется, это нельзя отнести к необычному. Это бывает у всех.

– Поделишься?

– Если тебе интересно. Но сначала скажи, как у тебя складывались отношения с твоим Лешкой после его бегства из заброшенного дома? Вы продолжали общаться?

– Дня два или три он обходил меня стороной, а потом, видя, что я не проявляю признаков враждебности, начал вести себя как ни в чем не бывало.

– И ты по-прежнему доверял ему свои секреты, пускался с ним во всякие мальчишеские авантюры?

– Нет. С доверием было покончено. Мы продолжали тусоваться во дворе, покуривать за гаражами, срываться в кино с уроков, спорить чей велосипед лучше, но разговоры о чем-то важном, о чем-то настоящем из нашего общения ушли. Я утратил способность говорить откровенно. Сначала с Лёшкой, а потом и со всеми остальными. Я вообще разучился доверять. – Он помолчал. – Вроде бы не такое уж страшное преступление совершил мой приятель. Подумаешь, мальчишка испугался и сбежал. Но я-то не сбежал. Убедившись в том, что можно было не сбегать и при этом остаться в живых, я не был склонен относиться с пониманием к его поступку.