6

Еще три винодельни. Еще один ресторан. Сегодняшняя жара настолько измотала россиян, что после работы они засиделись в обеденном зале, где – в отличие от всех предыдущих ресторанов, которые они успели посетить за эти дни, – работал кондиционер. С греческой стороны при них остался только Янис. Поскольку перевод с греческого на русский уже не требовался – все присутствующие говорили по-английски, – Никос уехал с Георгиосом и Леонидасом. Тарелки из-под салатов и горячего были уже убраны, на длинном столе, накрытом белоснежной скатерью, стояли бокалы, в которые по мере убывания подливалось белое сухое из Флорины, мелкие квадратные блюда с засахаренными фруктами и пепельницы, заполненные окурками почти до краев. Все разговоры, как обычно, вращались вокруг вина и винограда, пока Ольга, уже изрядно захмелевшая, не рассказала историю про свою школьную подругу, которая с детства имела проблемы со слухом, после родов полностью оглохла, а ее муж, видя такое дело, в течение года нашел себе другую, молодую и здоровую.

– Вначале стеснялся появляться с женой на людях. А когда появлялся, без конца оправдывался, мол, она не всегда такая была, осложнение после родов, не обращайте внимания. Потом начал вечерами пропадать, домой приходил уже заполночь, только чтобы переночевать… И наконец заявил: «Все, дорогая, развод!»

К столу подошел официант. Вопросительно посмотрел на Константина. Так бывало почти всегда – официанты, бармены, сотрудники отеля, другие работники сферы обслуживания выбирали именно Константина, чтобы обратиться к нему, даже несмотря на присутствие своих соотечественников. Алина долго гадала почему и в конце концов задала вопрос Ростиславу. «Ничего удивительного, – усмехнувшись, ответил тот. – Костик у нас – ходячая харизма».

Константин попросил кофе для всех и пачку сигарет для себя лично. Харизма, вот оно что. Глядя, как он сидит в привычной своей, грациозно-расслабленной позе, положив ногу на ногу, левую руку перевесив через спинку стула, в правой держа бокал с оставшимся на дне глотком вина, Алина страдала от невозможности прямо сейчас запустить пальцы в его темные волосы, сжать, потянуть… потом спуститься к плечам… быстрым движением обрисовать рельеф мускулов и вонзить ногти в бронзовую от загара кожу… Стоп! Стоп! Что за мысли во время обеда? Ваше время – ночь. Нарушители священной заповеди «никаких романов на работе». Ловцы запретных желаний.

За всеми этими переживаниями она пропустила приличный кусок дискуссии. Кажется, Виктор только что спел песню в защиту мужчин.

Ольга раздраженно передернула плечами.

– Мне трудно представить, что человек из хорошего и порядочного вдруг превратился в сволочь последнюю. Он либо был дурным, либо сам себя не знал, не мог сказать наверняка, как поведет себя в критической ситуации.

– Нет людей хороших и дурных, – сказал Константин. – Есть хорошие и дурные поступки. С точки зрения социума или отдельных индивидов. Причем оценки эти далеко не всегда совпадают.

– Ты имеешь в виду…

– Каждый человек способен на абсолютно любой поступок. Мы можем лишь предполагать, но не знать наверняка. Потому и смотрим на дела.

– Но ведь дела, поступки…

Он кивнул.

– Многие поступки мы оцениваем как хорошие или дурные в зависимости от того, насколько поведение совершающего их человека соответствует нашим ожиданиям, действует ли он в наших интересах или наоборот.

– Это, извиняюсь, черт знает что! – возмутилась Ольга. – И как жить? Кому доверять? На кого положиться?

– Доверие – это всегда риск, – заметил Константин.

– Должны же быть какие-то, ну…

– Этические ориентиры?

– Правила человеческого общежития…

– Ты сказал «многие», – вмешалась Алина, – многие поступки, не все.

– Да. К вопросу об этических ориентирах. С правилами человеческого общежития их путать не надо… В истории, которую ты рассказала, речь идет о банальном предательстве. – Он исподлобья взглянул на Ольгу и распечатал прибывшую вместе с кофе и мороженым пачку сигарет. – Знаешь, что такое предательство? Нарушение слова, клятвы, обещания – любого взятого на себя добровольно обязательства – без ведома и согласия другой заинтересованной стороны. С последующим отказом компенсировать так или иначе вред, причиненный партнеру. Кто угодно может отколоть такой номер. Скажу больше, если немного подумать и не врать себе, каждый из нас, здесь присутствующих, наверняка вспомнит пару-тройку собственных поступков, попадающих под это определение.

– Не слишком ли ты скор на расправу? – зевнул Виктор, всем видом демонстрируя несогласие с такой принципиальной позицией. – Прикинь, мужик живет с женщиной, вдруг она становится беременна, девять месяцев выедает ему мозг, а после родов еще и глохнет. Капец! Он со всех сторон виноват. Ведь это его ребенок вылупился так неудачно, что изувечил бедняжку? Жена теперь инвалид, общение с ней затруднено. Родственники с ее стороны мужика ненавидят, родственники с его стороны – жалеют. Перед коллегами и приятелями неудобно. Как долго сохранится в таких условиях любовь-морковь? Даже самая неземная. – Он увидел глаза Ольги и Алины и кашлянул. – Это я к чему. Вы тут все ополчились на мужа, а ему было каково? Об этом кто-нибудь подумал?

– Каково ему, – улыбнулся Константин, – это совершенно не важно. Во время церемонии бракосочетания мужчина и женщина в присутствии свидетелей обещают друг другу быть вместе «в радости и печали, в богатстве и бедности, в болезни и здравии». В нашем случае налицо факт нарушения данного обещания. Вот и все.

– Его можно понять, – вставил свой комментарий очнувшийся от пьяной дремы Ростислав.

Константин протянул руку, взял ополовиненную бутылку и подлил вина ему и себе.

– Всех можно понять, Слава. Военным преступникам, наверное, тоже было несладко. Многих мучила совесть, они страдали, переживали и все такое. Их что, следует простить и оправдать? Предательство остается предательством и преступление остается преступлением, несмотря на то, что совершивший его человек испытывал физический или психологический дискомфорт.

Тот отсалютовал Константину бокалом.

– Жизнь вообще непростая штука. Будем здоровы!

Мороженое оказалось чересчур жирным. Алина отдала свою порцию Константину, и все добродушно заулыбались, как будто стали свидетелями нежностей между молодоженами. Но Константин оказался на высоте. Невозмутимо съел все мороженое, которое ему досталось, произнес короткую речь во славу выпитого вина и объявил, что обед окончен. Когда вся компания подошла к машине, Янис открыл перед ним дверь.

Следующий день был как две капли воды похож на предыдущий, при этом тянулся и тянулся невыносимым кошмаром, так что уже в девять вечера она мечтала о глубоком сне, а вовсе не о страстном сексе, к которому склоняла ее харизматичная личность. Может, все закончится быстрее, если уступить?.. Но не тут-то было. Ее пощадили только тогда, когда она сама запросила пощады – так скорбно и жалобно, что насильник чуть не прослезился.

Лежа с ним рядом на измятой простыни и затягиваясь от одной сигареты, Алина чувствовала, что никогда еще не была так счастлива.

– Где твой браслет? – вдруг спросил Константин.

Алина машинально схватилась за правое запястье.

– Черт. – В груди образовалась неприятная пустота. – Ты давно заметил?

– Перед обедом. Хотел еще тогда сказать, но Славка меня отвлек. А потом я забыл.

– Черт, – повторила она, чувствуя, что вот-вот разревется, – я так любила этот браслет.

– Я подарю тебе новый браслет, Аля, не расстраивайся.

– Спасибо, Костя, но все равно жаль. Я купила его в одной из маленьких ювелирных лавочек Плаки в Афинах. И он был такой один. Авторская работа. К тому же терять золото – плохая примета. Не могу сказать, что я в это очень верю… – Она вздохнула и беспомощно посмотрела на него. – Как думаешь, его не удастся найти?

– Может, и удастся. Мы были сегодня в трех местах: в поместье Хрисохоу, в поместье Карида и на винном заводе Цафтариса. Вспомни, когда и где ты последний раз видела браслет на своей руке.

Алина задумалась.

– Когда мы осматривали музей семьи Хрисохоу, он еще был. Я увидела свое отражение в витрине и подумала…

– Фотографии, – перебил Константин. – Давай посмотрим сегодняшние фотографии.

– Точно!

Следующие двадцать минут они сидели рядышком на кровати, как школьники, и увлеченно разглядывали все, что Константин нащелкал за день камерой, встроенной в смартфон. С превеликим удовольствием, к которому подмешивалось некоторое смущение, Алина смотрела на экран и видела себя… глазами сидящего рядом мужчины. Да, он говорил ей всякие приятные вещи, что свидетельствовало о неравнодушии. Он занимался с ней сексом. Конечно. Но степень его неравнодушия, если можно так выразиться, она оценила только сейчас.

Вот как ему удается выбрать такой ракурс, остановить такое мгновение, что девушка в кадре, независимо от того, чем она занята, выглядит ослепительной красавицей? И если это не любовь, то что тогда любовь?

Конец ознакомительного фрагмента.