Глава 2. Домашний уют

Все, что мне нужно, – это комната, где можно положить шляпу и нескольких друзей.

Д. Паркер

Лима Воронина была девушкой совершенно обыкновенной, каких в России миллионы: среднего роста, стройная, русоволосая, сероглазая. Из толпы ничем примечательным не выделялась, обожала джинсы и удобные свободные рубашки, носила кроссовки в любое время года, курила, пила пиво и работала менеджером отдела распространения в одном небольшом частном издательстве. Жила она в пусть небольшой и не новой, но все-таки собственной квартире, купленной несколько лет назад вскладчину: частично на покупку пошла доля тех денег, что были выручены с продажи домика бабушки и дедушки после их смерти, частично «спонсорская помощь» родителей, частично собственные сбережения Лимы. Работать она пошла сразу же после школы, решив, что достаточно училась и теперь совершенно не желает тратить еще несколько лет на вуз или, скажем, колледж. При этом из родительского дома она не ушла – ее пока все устраивало, – так что какие-никакие деньги, сэкономленные на съеме жилья, откладывать удавалось.

Родители Лимы были людьми доброжелательными, веселыми, сердечными и обожающими всяческие компании, застолья, праздники. В их квартире всегда было людно и шумно, звучали песни и смех, пахло вкусной едой, и единственное, чего не было никогда, – это тишины. Разве что совсем поздней ночью, когда очередные гости расходились по домам, а до прихода новых было еще очень далеко, наступало затишье, и в эти моменты приходило ощущение того, что чего-то не хватает. Девушка очень долго не понимала, чего именно, и только когда переехала на отдельные квадратные метры, осознала: все эти годы ей не хватало тишины. Тишины и личного пространства, куда поминутно не вторгался бы кто-то, пусть даже изначально приятный и любимый. Теперь, будучи сама себе хозяйкой, Лима ревностно относилась к собственной свободе, гостей приглашала редко и в небольшом количестве. При всей ее общительности и широком круге знакомств квартира оставалась местом уединения, этакой берлогой зверя-одиночки. Родители ворчали по поводу того, что дочь не поддерживает стиль жизни, в котором они ее воспитали. Столь резкой смены жизненного уклада понять они не могли, но другого варианта, кроме как смириться с ее выбором, у них не оставалось.

Лима своих родителей очень любила. Особой близости между ними не было, но отношения поддерживались стабильно ровными, хоть и несколько поверхностными. В тайны она их не посвящала, лишний раз за советом не прибегала, но всегда знала, что в родительском доме ее ждут и рады, когда бы она ни пришла и что бы в ее жизни ни приключилось.

Папа, Юрий Викторович, шутник и балагур, всю жизнь проработал водителем автобуса на междугородних рейсах, объехал половину страны, а после развала Союза и падения «железного занавеса» – еще и пол-Европы. Он многое видел, многое помнил, у него была уйма знакомых, друзей и приятелей практически в любом городе, куда бы ни забросила его судьба. Каждый раз в преддверии Нового года в почтовый ящик Ворониных сыпались поздравительные открытки с разномастными штемпелями, их складывали в отдельную коробочку и не спеша рассматривали и читали под елочкой во время новогодних праздников. Соответственно, и они сами также рассылали поздравительные открытки родным и знакомым, а иногда, если рабочий маршрут позволял, Юрий Викторович доставлял их лично.

– Знаешь, Лимка, – частенько говорил он дочери, – в этом мире есть только одно настоящее богатство: люди. Если ты это усвоишь, никогда не будешь ни бедной, ни несчастной, ни одинокой. Находи и береги своих людей, поддерживай с ними связь – и они будут с тобой и в горе, и в радости. – Потом он лукаво подмигивал и добавлял: – Правда, это не всегда будут одни и те же люди.

Мама, София Сергеевна, трудолюбивая, сильная женщина, происходила из крестьянской семьи. Работа всегда спорилась в ее руках, и в детстве Лима искренне верила в то, что нет на свете такого дела, которое мама не умела бы делать. Будучи портнихой, она шила тогда еще маленькой дочери красивые платья, которых в советские времена в магазинах было не купить, шила элегантные и необычные наряды себе и подругам. Потом, в «лихие 90-е», когда ничего, в том числе и оплачиваемой работы, не было вообще, мама Лимы подрабатывала шитьем на заказ, и частенько эти деньги помогали семье оставаться на плаву. В последние несколько лет, когда обстановка в стране стала налаживаться, женщина плотно закрепилась в ателье, владелицей которой была ее давняя, еще со времен Союза, клиентка, и шила сложные и эффектные наряды, которые стоили довольно дорого. Единственное, чего у Софии Сергеевны не было, – это коммерческой жилки. Друзья не раз говорили ей о том, что она сама могла бы организовать собственное ателье и зарабатывать совсем другие деньги, но женщина все время отнекивалась и переводила разговор на другую тему.

– Оставьте вы меня в покое с вашими ателье, – говорила она. – Я ничего в этом не понимаю. Я понимаю, как снять мерки и построить хорошую выкройку. Я знаю, как сшить одежду так, чтобы она сидела, как влитая. Я умею скрыть недостатки фигуры и подчеркнуть ее достоинства. Я на своем месте, и меня все устраивает. А вы организуйте хоть ателье, хоть гостиницу, хоть бордель, если вам так будет угодно.

Вообще-то она почти никогда не ругалась, но в подобных случаях собеседники прощали ей и резкий тон, и «бордель»: они понимали, что уже надоели Софии Сергеевне со своими советами, вот она и злится. Она имела на это право. Однако совсем избавиться от подобных советов пока не удавалось.

Имя для Лимы папа и мама выбирали вместе. Когда она родилась, Советский Союз принимал на правах страны-хозяйки XXII Олимпийские игры – те самые, где «до свиданья, наш ласковый Миша»¹, огромный поток иностранных гостей, дружба, любовь и все такое. В тот год в ЗАГСах страны зарегистрировали большое количество новорожденных девочек с именем Олимпиада, это был просто какой-то бум. Родители Лимы сначала тоже хотели дать это имя дочери, но потом папа решил одновременно и последовать моде, и выделиться. Так девочка стала Олимпией, в семье и для друзей – Лимой или Лимкой. Родственники и знакомые, особенно сельские, сначала были ошарашены таким необычным именем и не могли его понять.

– Вы там совсем с ума посходили, в городе своем, – ругался новоиспеченный дед Сергей, отец Софии. – Вы бы хоть о ребенке подумали! Как ей жить дальше с этим именем?

– А что не так, пап? – не понимала дочь. – Хорошее имя, современное, красивое.

– А то, что ее в школе дразнить начнут. И житья девчонке не дадут. – Дед недовольно морщился, видимо, вспоминая что-то свое. – Назвали бы вон какой-нибудь Светой или Наташей – хорошие русские имена. И красивые.

Юрий и София отшучивались, не озвучивая перед родней вслух свои мысли. Они считали, что и Света, и Наташа – имена красивые, распространенные и привычные, но уже несколько банальные. И девочку свою они продолжали звать так, как зарегистрировали. Постепенно все привыкли и тему больше не поднимали.

Правда, частично дедушка Сергей оказался прав: в детском саду, а потом в школе необычное имя все-таки притягивало внимание, но особенных хлопот владелице не доставляло. Девочка унаследовала характеры родителей: была общительна, весела и жизнерадостна, умела находить общий язык с окружающими, а тем, кто все-таки продолжал ее задирать, она без колебаний била лицо, и связываться с ней уже не хотелось. Став взрослой, Лима окончательно прочувствовала прелесть необычного имени, и, знакомясь, скажем, с новым кавалером, искренне наслаждалась его удивлением и с удовольствием принимала комплименты. А еще можно было быть уверенной, что уж ее-то ни с кем не перепутают.

Однако при всей необычности имени и довольно легком и уживчивом характере, отношения с противоположным полом у нее не особенно складывались. К двадцати двум годам она встречалась всего с тремя парнями, в то время как многие из ее приятельниц уже успели выйти замуж, а кто-то даже стал мамой. Первый кавалер возник в ее жизни в старших классах школы, и они вместе ходили на рок-концерты. Второй был ее коллегой в издательстве, он работал дизайнером и увлекался фотографией. Именно с его легкой руки у Лимы появились фотопортреты, на которых она сама себе нравилась, хотя раньше искренне считала, что нефотогенична. А третий, отбивший ее у предыдущего и ставший ее первым мужчиной в самом интимном смысле слова, был недавно переехавшим в ее подъезд соседом, продавцом бытовой техники и заядлым спортсменом. Он обладал телом потрясающей красоты, подтянутым, стройным и сильным, от одного вида которого у девушки перехватывало дыхание, ухаживал за собой и вообще много внимания уделял своему внешнему виду. Правда, и этот роман не продлился долго – их отношения каким-то непостижимым образом перешли от любовных к дружеским и таковыми оставались до сих пор. И Лима чувствовала, что именно в таком качестве с Ваней ей комфортнее всего.

Работа, дававшая не слишком большой, но все-таки стабильный и постоянный доход, давно была для девушки привычной и знакомой. В издательстве «Весна» Лима работала вот уже несколько лет, начав с должности упаковщицы, потом поработав какое-то время оператором на телефоне, курьером и наконец закрепившись в отделе распространения в качестве менеджера. Оказавшись на этом месте и погрузившись в новую работу, через пару месяцев она предложила начальнику отдела несколько нововведений, позволивших значительно упростить и работу с типографиями, и доставку газет, которые выпускало издательство, и даже в некоторой степени ускорить процесс обработки тиражей и сдачи заказов в печать. Это добавило девушке призовых очков в виде большего доверия и лояльности со стороны руководства, а также повышения зарплаты, что для нее, разумеется, было совсем не лишним. Ко всему прочему, в один прекрасный день директор Владимир Валерьевич, сухощавый мужчина около тридцати лет, с неопределенно-азиатскими чертами лица, задержал ее, когда она принесла документы ему на подпись, и в витиеватых выражениях, которые он очень любил, посоветовал Лиме все-таки поступить на заочное отделение в какой-нибудь вуз.