– Позвони ты этой Бобковой, пусть она поедет к тебе. Главное, чтобы пробы твои случились прямо сейчас. Потом снимешь ее где-нибудь в массовке – она подойдет, я обещаю, и все. А? Ну, пожалуйста, пожалуйста! Бодина, гада, нет, а все это – из-за него. Так, тихо, не падать! – совсем уж не к месту добавил Грин, и только потом Дима запоздало догадался, что последняя фраза предназначалась не ему, а таинственной женщине, которая собиралась «им всем» мстить. Вот такой он, наш Гриня – дома у него одна девушка, а на улице другая, и чтобы одну привести домой, другую надо заставить уйти. Нормально?

– Ладно, давай номер, – нехотя согласился Кара, сам не понимая до конца, зачем он это делает. Может, из чувства вины или по привычке. Или чтобы сохранить иллюзию их дружеских отношений. Но если быть честным, главная причина была в том, что девушки «из-под Грина» всегда были первоклассные, и раз уж так – раз уж есть шанс, что девушка хочет переспать с продюсером, отчего бы этим не воспользоваться.

* * *

– Что же мне с тобой, с дурой, делать! – воскликнул я, вздыхая. Девочка Ира набралась и вела себя совершенно неприлично. Текила еще не закончилась, а я уже знал, что некто по имени Петр, самый лучший и самый прекрасный человек на свете, решил «попробовать» еще раз со своей женой, в связи с чем девочка Ира осталась сама по себе.

– А что они решили попробовать? – ухмыльнулся я, ерничая. – Не думаю, что к их возрасту осталось так уж много вещей, которые они не пробовали. Ему сколько, ты сказала? Сорок?

– Не смей! – выкрикнула Ира. – Ты его совсем не знаешь. Ты и мизинца его не стоишь.

– Это смотря по какому курсу! – обиделся я, но попытался быть выше этого. – Слушай, все женатики такие. Пора бы уже понимать!

– Он совсем другой! – сказала она и снова начала рыдать. Я присел рядом, пытаясь понять, что делать с ней дальше. И потом, чисто по-человечески было ее жалко. Конечно, в то, что этот Петр был действительно самой первой-препервой любовью этой колючки, мне верилось с трудом. Все-таки ей двадцать пять. Большая девочка, хоть и выглядит как маленькая. Но вела она себя именно так, словно ее никогда до этого не бросали. Рыдала, потом огрызалась, потом шептала, что не знает, как будет жить дальше. Когда Оксанка меня бросила – нам было по шестнадцать, и она уезжала в Германию, как нам казалось, навсегда, – меня вот так же трясло. Думал, помру, а не помер. Но переживал долго, больше года. Да и до сих пор такой, как Оксанка, не могу найти. Если б нашел – тут же бы побежал жениться. Нет, это я вру. Жениться – это не для меня.

– Ничего-то ты не понимаешь, детка.

– Сам ты детка! – не замедлила огрызнуться она. Вот она, современная молодежь, никакого воспитания.

– Текилу отдай.

– Сам ты ничего не понимаешь. Женщину не можешь выгнать. Хочешь, я сейчас в три счета твою Сашу-Машу прогоню?

– Спасибо, конечно, но после этого меня в «Стакане» четвертуют.

– В «Стакане»? – Ирина растерянно подняла на меня заплаканные глаза, потом почему-то покосилась на стоящую между нами бутыль.

– Это мы так «Останкино» называем, – пояснил я. Но на смешном, красном от слез лице не появилось и тени понимания. – «Останкино» – это такое место, где снимают почти все программы для телевизора. В простонародье «Стакан». Ты там никогда не была?

– Я и телевизор-то не смотрю, – равнодушно пожала плечами девица, чем потрясла меня до глубины души.

– Прямо как моя мамочка! Что, никогда-никогда? – в полнейшем шоке переспросил я. Ирина выпрямила спину и повернула голову, красиво изогнув шею. Черт, а эта девчонка куда лучше, чем кажется на первый взгляд. Одна пластика чего стоит. Ее, действительно, есть смысл попробовать на камеру. В ирландском килте.

– Никогда. Перевод времени.

– А на что тебе столько времени? Чтобы чужую текилу пить? – ухмыльнулся я.

– А тебе жалко? – она скорчила рожицу и снова вцепилась в бутылку. Если до этого момента у меня не было никаких серьезных претензий к этому богоподобному Петру, то тут мне захотелось надавать ему по морде. Впрочем, не мне негодовать по поводу мужчин, бросивших женщин. Не в тот момент, когда Дима Кара выманивает одну из моей собственной квартиры.

Мы сидели и сидели. Я еще раз поподробнее выяснил все, что касается Ирининого отношения к телевидению, поражаясь этому феномену. Ирина не только не смотрела телевизор сама, но и не хотела в него попасть. Такое я, откровенно, видел впервые. Чтобы молодая, симпатичная девчушка не заводилась от одной только мысли о том, чтобы попозировать перед кучкой неопрятных операторов в наушниках и в тапках.

– А ты, значит, продюсер? – хихикала она. – И что, ты считаешь, что это круто?

– Ну, в общем… Да, а почему нет?

– И в чем крутость? Чего полезного миру ты делаешь?

– Миру – может, и ничего. Зато самому себе делаю массу полезного. И потом, если уж говорить начистоту, у меня работа интересная и творческая. И я могу придумать и показать что-то, а потом люди посмотрят и узнают что-то новое.

– Ну что? Сколько любовников было у Лолиты Милявской? – расхохоталась она. Я надулся. Нет, ну обидно! За отчизну!

– Почему любовников? Мы однажды делали документальный фильм о всех частных галереях России. Очень познавательная программа.

– А про животных вы ничего не делали? – вдруг спросила она. – Про то, как их истребляют?

– А ты что – из Гринписа? – тут же загорелся я. Это было первое, что я узнал об этой девочке помимо того, что она крепко и навсегда влюблена в Петра, который решил взять еще одну попытку. С женой, не с Ириной.

– Я – из Таганрога, – фыркнула она и поежилась. Честно говоря, погода хоть и была хорошей, но не настолько, чтобы торчать весь день на улице. Да и солнце ушло с нашей лавочки, заставив нас зябнуть. Я посмотрел на часы и подумал, что Димуля, наверное, уже выманил Бобкову из дома. Димуля… Можно было бы, конечно, позвонить и узнать, как там у нас дела, но я не очень-то хотел снова слышать его голос.

– Слушай, ладно, пойдем ко мне.

– К тебе?

– У меня еще дома есть текила.

– Я даже не сомневаюсь. И парочка женщин, – Ирина снова хмыкнула и шмыгнула носом.

– Да, и ты обещала мне с ними помочь. Если ты мне не поможешь, я никогда от них не избавлюсь. А ты – это просто бесценный клад для такого, как я.

– Это почему? – моментально насторожилась она.

– Честно говоря, я не так часто встречаю женщин, которые не смотрят телевизоров, не интересуются продюсерами и влюблены в другого. Я могу смело брать тебя с собой и не бояться последствий. С тобой можно просто выпить.

– Глупость какая, – заявила она, но как-то подозрительно послушно встала и пошла за мной. Мы зашли в магазинчик на Алексеевской, где приобрели некоторое количество еды, в том числе совершенно нетипичное количество овощей и фруктов – Ирина настояла.

– А ты никогда не задумывался, что есть животных – это варварство?

– Ну да. Ты еще и вегетарианка, – я хлопнул себя по лбу, перекладывая в тележке все эти яблоки и сливы. Ирина стояла в стороне и думала о чем-то. Или о ком-то. Похоже, что она не сильно горела желанием идти с мной. Я не был ей особенно симпатичен, а голова ее была полна вселенских страданий по Петру. Но ей, видимо, было просто и банально некуда идти, а я уже не казался опасным или враждебным. У нее дома, видимо, тоже имелась своя собственная мина замедленного действия.

– Я бы не хотела, чтобы меня съели, – заметила она..

– А кто ж тебе угрожает?

– Думаешь, корова не испытывает тех же чувств, что и люди? – спросила она и снова задрала свой веснушчатый нос. Я ничего не смог поделать и подумал, что никогда в жизни у меня не было девочки с такими вот веснушками и натуральным, сумасшедшим рыжим цветом волос. Бабник! Доведут меня бабы! Одно было хорошо, это то, что сама Ирина не испытывала ко мне никакого интереса. Это было хорошо, но необычно и немного обидно.

– Никогда не интересовался тем, о чем думают коровы.

– Ни о чем хорошем, когда тебя ведут на убой, – заявила она, пытаясь меня напугать или усовестить. Я же демонстративно достал из холодильника самый большой кусок охлажденного мяса и закрыл глаза, якобы вдыхая его «бесподобный» аромат. Когда я открыл глаза, Ирина смотрела на меня с диким возмущением, и ее зеленые глаза горели самым настоящим огнем. Я улыбнулся и подмигнул ей.

– Ты ужасен, тебе не говорили?

– Послушала бы ты, что обо мне говорят девушки, – рассмеялся я, подталкивая чуть шатающуюся (текила!) девушку в сторону касс.

– Я так понимаю, что у меня вполне могут оказаться шансы послушать, – она тряхнула головкой, и перед моими глазами снова пролетел ярко-золотой вихрь волос. Эх, что ж такое!

– С вас восемь тысяч рублей, – радостно сообщила кассирша. Я порылся в карманах. Кошелек я оставил дома, скрываясь бегством, так что жил на то, что было рассовано по карманам – не так и мало, если покопаться как следует. В заднем кармане джинсов нашлась пятитысячная купюра – хорошо. Во внутреннем кармане моего синего пиджака (классная штука) лежали сто евро, но они мне не могли помочь в простой кассе магазина. В рубашке валялось еще несколько купюр, оставшихся от прошлого похода за текилой. Я рассеянно пересчитал их и сунул кассирше. Где-то еще должна была быть кредитная карта – скорее всего, осталась в другом пиджаке. Привычка таскать деньги во всех карманах тоже появилась в «Стакане», когда вечно нужно было куда-то идти по нашим бесконечным коридорам и лестницам, и лень было таскать с собой всюду портфель. Теперь вот зато всегда можно найти средства к пропитанию, просто поковырявшись в одежде.

– Ваша сдача, – снова расплылась в улыбке кассирша. Я забрал какие-то бумажки и затолкал их обратно в карманы. Только тут я заметил, что Ирина смотрит на меня каким-то странным взглядом. Испуг напополам с изумлением.

– Что-то не так? – спросил я, но она только покачала головой. Потом все-таки решилась и спросила:

– А что тут стоило таких ужасных денег? Я на такую сумму могу месяц жить!

– Ну, это не в Москве, – заверил ее я.

– Но ты же почти ничего не купил, Григорий Александрович. Или это так дорого берут за мясо трупов?

– Мясо трупов? Фу, какие выражения! Так и будешь меня по имени-отчеству звать? – разозлился я.

– А почему нет? Ты же меня явно намного старше?

– Так и Петр тебя тоже намного старше! – возмутился я, вываливаясь из магазина. – Ты же его, небось, по имени-отчеству не зовешь.

– Вот ты гад! – моментально нахохлилась Ирина.

– Ладно, ладно, не злись. Мне просто не нравится, когда меня так зовут. Мне кажется, что меня это старит.

– А ты хочешь быть вечно молодым?

– И вечно пьяным, – кивнул я и осклабился. – Кстати, большая часть этого счета была выставлена нам за спиртное. Я всякую гадость не пью.

– Зато ты всякую гадость ешь.

– Так, хватит! Давай-ка не умничай, а двигай ножками. А то я тебя сейчас заставлю это мясо и готовить.

– Ни за что! – Ирина даже покраснела от такого предположения, что она, при каких бы то ни было обстоятельствах, будет готовить мясо. – Готовь его сам.

– Тебе никогда не говорили, что ты фотогенична?

– Даже не думай! – пригрозила она, в то время как я открывал дверь в свой родной подъезд, полный страха перед Сашей-Машей, в уходе которой я совершенно не был уверен.

– Ну, прошу, мой «текильный брат». Проходи.

– Значит, тут ты живешь, Григорий Александрович. – Ирина на секунду задержалась у порога, а потом спокойно вошла в дом, кстати, к совершенно незнакомому, по сути, мужчине, который предложил ей всего-навсего фруктовый стол, выпивку и кров. А мало ли что, вдруг подумалось мне. А если бы я не был таким вот честным и благородным, какой я есть. А мало ли, у меня были бы какие-то другие, дурные намерения. Между прочим, не могу сказать, что их у меня вовсе нет. Во всяком случае, я получаю определенное удовольствие от одной только возможности созерцать, как естественно и порывисто движется моя Ирина, с грацией дикой кошки. Этот Петр – все-таки шельма, отхватить такую девчонку и «пытаться» что-то там с женой.

Нет, я совершенно не уверен в целомудрии и честности своих намерений, но Ирина, спокойная, как вода, влилась в мой дом без тени страха и недоверия. Мне бы хотелось думать, что это оттого, что я произвожу такое вот положительное впечатление на девушек. Но все-таки должен заметить, что такое поведение – опасно, очень опасно. Мало ли кто мог оказаться на моем месте. Подумаешь, бросил вас какой-то там Петр. Нельзя же идти к кому попало в дом. Ну нельзя же быть такими дурами!