Глава четвертая. Свинская эктомия

– А что, ваш муж не придет? – спросила меня Елена Михайловна доброжелательным тоном вежливого незнакомца на вечеринке. И достала из холодильника приличных размеров кусок свиного окорока. Услышав вопрос, я вздрогнула. Меньше всего я хотела обсуждать дела моего мужа с матерью Игоря. Меньше всего я хотела вообще говорить о Сереже.

– Не сможет, к сожалению, – сказала я максимально естественно. Просто жена, которая переживает, что будет праздновать Крещение без мужа. Кухня была уютно завалена продуктами для будущего пиршества, на подоконнике стояли ровные ряды газировки и немножко бутылок с красным вином. Пахло тмином, уксусом, а больше всего терпким молотым перцем, который щекотал ноздри и заставлял нас время от времени чихать. Коляска, в которой мирно дрыхла Василиса, стояла на балконе, а Вовка в комнате пялился в телевизор. Обычно его невозможно остановить, он носится как угорелый, за исключением случаев, когда я включаю его обожаемые «Тачки» – их он может смотреть по кругу без остановки.

Забавно, что вместе с ним «Тачки» смотрели еще два «дитятка» – Игорь и его отец. Мы же, «девочки», трудились на кухне.

– Он все еще в командировке? Ну нельзя же так много работать! – сказала Елена Михайловна, протирая мясо бумажными полотенцами. Затем она включила воду в кухонном кране и принялась мыть руки. Мы собирались сделать нечто вроде шашлыков, только без угля, в духовке. Шашлыки по-московски – так сказал Игорь Апрель, великолепный парень моей сестры. Кусок был огромным – целая свиная нога с копытцем – и смотрелся неуместно на столешнице стандартной кухни. Фая и Игорь ждали, когда достроится их новостройка в Новых Черемушках, а пока мы с трудом помещались в их съемной, стерильно чистой однокомнатной квартире.

– Да, Лиза, сколько можно работать! – поддела меня Фаина, и я только фыркнула в ответ. С возрастающим изумлением я смотрела на продолжающую мыть руки Елену Михайловну. Она мыла их медленно, методично, палец за пальцем, каждый сантиметр кожи.

– Хирург. Она хирург, – тихо бросила мне Фая. – Не то что Сережа.

– Да ну тебя, – беззлобно отмахнулась я, а Фая рассмеялась. Безработица для моего мужа была состоянием нормы, как говорит Малышева в своей программе «Жить здорово», но сестра никогда не упускала повода напомнить мне о том, как и насколько я не права, что решила жить с Сережей.

Она даже не представляет, насколько моя любовь зла.

– Хорошее мясо, – пробормотала Елена Михайловна и принялась за мясо. Сделала она это весьма необычным способом. Сначала она протерла столешницу каким-то неведомым раствором нечитаемого запаха и вытерла все насухо. Затем она положила огромную разделочную доску строго параллельно краю столешницы, а рядом – так же параллельно – чистенькое полотенчико. Там, на полотенчике, она идеально ровно разложила несколько ножей разного размера, салфетки, а рядом поставила стакан с водой, несколько баночек со специями. Я, как загипнотизированная, смотрела на эту красоту. Столько опыта, столько методичности, я бы даже сказала, мелодии в ее движениях.

– Только с костью, – пожаловалась Фая.

– Ничего, вырежем. А как вы познакомились? – спросила вдруг Елена Михайловна, задумчиво проведя пальцем по ножам, словно пытаясь понять, какой из них подходит для разрезания окорока с точки зрения Дзен.

Плохая это была идея. Очередная ужасная идея нашей мамы – собрать всю нашу шумную, как бы дружную семью за одним столом. Вести разговоры, от которых я больше всего хотела уклониться. Сережа. Он работает, он в командировке. Он, может быть, прямо сейчас удобряет какую-нибудь пасеку. Или где там растет героин. А тут – на ужине – будут все. Мы сами, мои дети, отец и мать Игоря, наша с Фаиной мама – она тоже обещала приехать, и даже вроде не одна, с подругой. И все они будут задавать вопросы. Я постаралась ничем не выдать свою реакцию и только еще яростнее набросилась на картошку с картофелечисткой.

– Фая, как вы познакомились с Игорем? – перевела стрелки я.

– Нет, Лиза, расскажи нам про свою Большую Любовь! – поддела меня сестра, но Елена Михайловна, эта милейшая женщина с грацией молодого длинношеего жирафа, смотрела на меня чистыми зелеными глазами – теми самыми, «апрельскими» – полными неподдельного интереса.

– Большая любовь? – Елена Михайловна заговорщицки улыбалась. Она выбрала тонкий очень острый нож с изогнутым лезвием и принялась делать точные глубокие надрезы в районе копытца. – Мы со Славой учились вместе. Школа, потом институт. Знаете, у нас такой вот любви не было, мы слишком хорошо друг друга знали, чтобы испытать что-то такое – большое и внезапное. Когда ты с человеком рядом в одних и тех же коридорах учишь анатомию, тут все проявляется, знаете ли, постепенно. – Елена Михайловна рассказывала, а попутно трудилась над окороком.

– И что же? Когда вы поняли, что это судьба? – спросила Фая.

– Судьба? Я тебя умоляю. Мы вообще ничего такого не поняли. К концу института я забеременела, хотели брать академический отпуск, но родители – бабушка Игоря по Славиной линии была категорически против. Мы поженились, бабушка заботилась об Игоре до самого детского садика. Стали жить. Работали много. Игорек болел. Заботы. Какая там судьба!

Елена Михайловна резала мясо быстро, рассекая его в каких-то самых правильных точках, и окорок прямо на глазах распадался на куски совершенно одинакового размера, настолько идеально ровные, словно выполненные на японском заводе по производству роботов. Я смотрела, не отрываясь: ее руки были какими-то… нечеловеческими. Руки высшего существа, инопланетянина, лазерный меч джедая.

– Но когда-то вы поняли все-таки, что это любовь? Не могут же люди просто так забеременеть, если они даже вместе учат анатомию, – влезла Фая, и они обе – моя сестра и мама ее парня – расхохотались. Я знала, что Игорь Апрель пришел в мир как результат любви двух врачей, что их семья – медицинская династия и что он для своих родителей стал чем-то вроде разочарования, сменив хирургию на психиатрию, а затем и вовсе уйдя с головой в психологию и мотивационные тренинги. Игорь был книгой за семью печатями, и даже его родители, мне кажется, не понимали до конца, что он за человек. И на черта ему сдалась эта психиатрия!

– Любовь, конечно, была, но мы как-то не сразу это даже поняли, – пожала плечами Елена Михайловна. – Нет, конечно, мы всегда нравились друг другу. Очень нравились. Но только без безумия, без этих, знаете, катастроф и разбитых сердец.

– Как у Игоря с Анной? – неожиданно жестко спросила Фая. Елена Михайловна даже растерялась на секунду, она явно никак не ожидала услышать этого имени. Призрак прошлого, которому просто не было никакого места за нашим столом.

– Вы знаете про Анну? – Елена Михайловна была озадачена. И, кажется, встревожена. Интересно, почему? В конце концов, речь идет всего-навсего о юношеской влюбленности ее сына. Дела давно минувших дней.

– Я знаю про Анну, да, – просто ответила Фая, продолжая невозмутимо мыть овощи в раковине. – Большая Первая Любовь, верно? Куча трагедий, сплошной Шекспир.

– Вот именно об этом я и говорю. Большая Любовь – она же требует самоотдачи, времени и сил. Ты будешь переживать ее как большое приключение, будешь страдать, не спать по ночам, думать только о ней. Я примерно правильно описываю? В нашем случае нашей Большой Любовью стала сосудистая хирургия. Мы переживали нашу любовь к медицине так же тяжело, как если бы она была жестоким ветреным любовником. Переживали вместе, – Елена Михайловна ловко орудовала своим кухонным скальпелем, и я невольно поймала себя на мысли, что вот так же она вскрывает человеческие тела, чтобы проникнуть в то, что было природой тщательно скрытым.

– Между прочим, это звучит очень романтично. Влюбленные в медицину влюбленные.

– Мы ничего такого не понимали. Но, в целом, да, возможно. Мы были настолько вместе, что просто не представляли, что может быть как-то иначе. Помню, уже после ординатуры мы со Славиком поехали на конференцию по сосудистой хирургии в Париж, и это была та еще поездочка. В общем, неважно. После того как конференция закончилась, мы ехали в Ле Бурже. Приехали и уже там, на месте, поняли, что на самом деле нас привезли в другой аэропорт, который Шарля де Голля. Нет, времени у нас было еще полно, только вот такси уехало, мы одни, французского не знаем. Кое-как сориентировались, нашли какую-то электричку, пока ее ждали, сели в кафе неподалеку – там было полно таких вот кафе для туристов. И вот, сидим мы, пьем кофе, а мимо нас проходит какой-то чернявый такой арапчонок с губной гармошкой. И как только понял, бес его знает, мы же сидели и молча пили кофе. Но он вдруг подошел к нам и как затянул эту песенку дурацкую Серова… как же там… ах да, «я люблю тебя до слез». Такого корявого русского я вообще никогда не слышала. Мы со Славиком смеялись, как сумасшедшие, и все дорогу до Ле Бурже друг друга дразнили, напевали это «я люблю тебя до слез». Вот тогда, мне кажется, я все про нас и поняла. Так, мясо ваше готово, господа. Кто будет мариновать?

– Ничего себе! – воскликнула Фая. Завороженная историей, она пропустила настоящее шоу – то, как профессиональный сосудистый хирург нарезает мясо на шашлыки. Теперь она стояла перед результатом. Идеальные кубики мяса выстроились ровными рядами для дальнейшей обработки.

– Тебе, Фая, никогда нельзя подпускать Елену Михайловну к своему шкафу, – усмехнулась я, продолжая работу. – Ее же инфаркт хватит. Миокарда.

– Это еще почему? – рассмеялась мама Апреля.

– Не по чему! – холодно бросила Фая, выразительно, почти с ненавистью глядя на меня. Да уж, у Елены Михайловны, наверное, вещи лежат в идеальном порядке, сложенные не только футболка к футболке, джинсы к джинсам, но и по цвету, по ткани, по размеру и, бог весть, по какой еще категории.

Повезло Фае со свекровью. Впрочем, никто еще не поженился.

– А по-моему, это и есть Большая Любовь, – заявила сестра, сбрасывая все мясо в большой зеленый таз. – То ли дело мы с Игорем. Он со мной, можно сказать, от отчаяния, – весело добавила она, заполучив удивленный взгляд Елены Михайловны.

– Не до такого уж отчаяния он дошел, – хихикнула я.

– А, да ладно. Мы вчера ездили на стройку, наш дом уже практически готов, и вот мы смогли зайти, посмотреть квартиру. Как ты знаешь, ее мы не вместе выбирали, ее Игорь один выбирал, когда еще только думал присматривать себе жену. Возраст, понимаешь, то-се. В общем, пора. Не то чтобы сильно хотелось, но пора… – Фая говорила спокойно, ровно, и я хорошо знала, что она вовсе не пытается набить себе цену или каким-то образом пожаловаться на судьбу. Фаина жила, занижая ожидания, опуская так называемую планку прямо на пол, закапывая в землю. Она предпочитала считать, что все, что случилось хорошего, случилось скорее по недоразумению и по чьему-то небесному недогляду.

Такое хорошее, как появление Игоря в ее жизни.

– Нет, он просто знал, что встретит тебя и полюбит, – вмешалась мама Игоря. Вопреки всей логике мира, моя сестра Фаина ей нравилась, я это видела. Повезло, повезло. Удивительно, насколько хорошо ее тут приняли, хотя обычно моя сестра не ладит с живыми людьми. Другое дело – машины. Наверное, именно поэтому она и пошла в программисты, там не нужно контактировать лично, там достаточно понимать машинный код.

– Хорошо, я не спорю. Я ему во снах снилась в белом платье, и он поэтому пошел и купил квартиру в Новых Черемушках, в ипотеку. Сон в руку. Не в этом дело. Я же сейчас про Большую Любовь говорю. Так вот, приходим мы на объект – так его тамошний менеджер называл, поднимаемся по бетонным лестницам, пылища, ужас. Я боялась, что грохнусь. Не верится, что скоро там будут люди ходить, стучать по батареям, чтобы музыку делали тише.

– Фая!

– Ладно, ладно, это я так. Лирическое отступление, – кивнула она и примирительно махнула рукой. – Ты чисти картошку-то. В общем, заходим мы в квартиру. Игорь начинает меня водить по бетону и рассказывать, что тут будет. Тут, мол, холл, тут – с намеком так – детская, там ванна с душем и санузлом, второй санузел для гостей. В общем, я поняла, что красиво жить нам с ним никто не запретит. А потом в кухне вижу огромное окно – в три аршина размером – и в пол почти. Ох, как мне понравилось, не представляете. Думаю, поставим тут диван, будем сидеть, кофей пить и смотреть на Новые Черемушки сверху вниз, как короли. А Игорь вдруг, знаете ли, как-то помрачнел, взгляд отвел и головой качает. Говорит – это место для цветов.

– Для каких цветов? – удивилась Елена Михайловна.

А я не удивилась, история с цветами мне была хорошо известна. На работе, в кабинете Игоря, там, где он принимал своих пациентов, был целый домашний цветник. Изначально Игорь привез эту кучу горшков из Владивостока. Ему этот цветник достался, когда его девушка, его Большая Любовь, в которой он души не чаял, бросила его после десяти лет чудесных, безоблачных отношений и уехала к своему жениху в Израиль.

– Для цветов Анны, конечно. Цветы Анны – они важнее всего, им и место у самого лучшего окна, – тихо сказала Фая, в ее голосе звучала горечь.

– Цветы Анны? – ахнула Елена Михайловна. – Он хранит ее цветы?