комнате было тепло и глухо, как в подполе, никаких звуков.
Только Маня дышала тяжело, со всхлипами, как будто каждый вздох давался ей с трудом.
– Ты что?
– Нет. Ничего. Со мной все в порядке.
Эта глупейшая фраза – со мной все в порядке! – вывела его из себя, и он хотел сказать, чтоб она не смела болтать таких глупостей, но не сказал, потому что в следующую секунду вдруг выяснилось, что связно говорить он не может.
Ну, просто не может, и все тут.
Он точно знал, что говорить необходимо – женщина в первую ночь с чужим мужчиной нуждается в уговорах, объяснениях, признаниях, иначе ничего не выйдет.
И с этим он тоже не справился – ни с объяснениями, ни с признаниями.
У него сохло во рту, стучало в ушах, и он не мог вспомнить никаких слов. Как именно их говорят, он не мог вспомнить тоже.
Как они добрались до ее номера в «Англии», как все получилось – как целовал, раздевал, укладывал на широченную кровать – он и этого не помнил.
Он уговаривал?.. И пришлось ли ее уговаривать?..
Сейчас она с трудом дышала рядом с ним, двигалась, жила своей, горяченной, бредовой, судорожной, жизнью. Она обнимала его руками и ногами, кусала за ухо – он дергал головой, потому что она делала ему больно, – ее руки трогали его спину, отчего по позвоночнику пробегала длинная колючая дрожь, и ее губы были везде.
Он понятия не имел о том, что женские губы могут быть такими… настойчивыми.
Весь его опыт свидетельствовал – нет-нет, не тихо шептал, а вопил! – о том, что это он должен быть настойчивым. Он, а не