Евгений держал руль, а дядька, опустив ноги с педалей на землю, изумленно таращился на спутника Лили.

– Женька? – спросил он наконец.

– Арсений?

Оказывается, эти двое знакомы.

– У меня сегодня выходной, вот, решил отдохнуть… – Арсений теперь с любопытством таращился на Лилю. – Прошу прощения…

– Ничего страшного, – засмеялась молодая женщина.

– Арсений, ты поосторожнее! – добродушно сказал Евгений. – Зачем же людей-то давить…

– Вы отдыхаете тоже? А где Ирочка, где Ленечка? – спросил Арсений.

– Нет, я без них сегодня. Но ты не поверишь, я не отдыхаю, я работаю. Это моя коллега, Лиля. Лиля, это мой сосед, Арсений. Мы с Лилей сценарий фильма придумываем…

– Хорошая у вас работенка… – пробормотал дядька, улыбаясь неискренне.

– Ну давай, бывай.

Лиля с Евгением направились по аллее в глубь парка, Арсений же покатил дальше, в сторону Нескучного.

– Чехова вдруг вспомнила, – хихикнула Лиля. – Помнишь, у него в одном рассказе речь идет о некоем мужчине, который «выражение лица имел душеспасительное»?

– Точно… А я все не мог подобрать эпитета. У Арсения и вправду выражение лица «душеспасительное». Он хороший мужик, добрый. Чудноватый, да… Наверное, теперь бог знает что обо мне думает. Я в парке, без семьи, гуляю с хорошенькой блондинкой… В то, что мы с тобой работаем над сценарием, Арсений, похоже, не поверил!

– А вдруг он и расскажет твоей жене именно это – что видел тебя гуляющим в парке с какой-то блондинкой… со мной то есть? Твоя жена ревнива?

– Нет. Она в курсе, где я и что делаю. Она и про тебя, и про мою работу знает. Удивительно другое, – всплеснул руками Евгений. – Ну это надо же… Москва – такой огромный город, а вот встретились с соседом, столкнулись с ним лоб в лоб буквально!

– Ты переживаешь? Тебе все равно неловко из-за того, что этот душеспасительный Арсений мог о тебе подумать?

– Нет, нет! Я просто удивляюсь. Столкнуться со знакомым в Москве… А ты устала, – вдруг встрепенулся он. – Я вижу, ты еле идешь. Давай посидим где-нибудь.

Лиля возражать не стала. В самом деле, они уже столько прошли!

… Пока пили горячий кофе на берегу пруда, по которому отдыхающие катались на катамаранах, поговорили немного о сценарии, потом болтали просто так.

Евгений нравился Лиле чем дальше, тем сильнее. Еще ни с кем она не чувствовала такой духовной близости, полного взаимопонимания. Она говорила «а», он – «б».

– А почему тебя Чащин назвал в нашу первую встречу «Лили Марлен»? – поинтерсовался Женя.

– Ты не знаешь «Лили Марлен»?

– Смутно. Это кино, что ли? Режиссера Фассбиндера…

– Да, есть такой фильм, тысяча девятьсот восемьдесят первого года, про певичку кабаре. Но изначально «Лили Марлен» – это песня времен Первой мировой войны. Там рассказывается о девушке, которая встречается с солдатом. У них свидания под фонарем. Он уходит на фронт и клянется никогда ее не забывать. Что-то такое немецкое, ужасно сентиментальное… – пояснила Лиля. – А так, конечно, просто привязка к имени. Раз я Лиля, можно в Лили Марлен переделать. Тебя он, кстати, как-то за глаза назвал «наш Онегин».

– Лиля, ты и вправду не способна держать язык за зубами, все секреты готова выболтать! Ты опасная женщина, – засмеялся Евгений.

Кажется, она тоже ему нравилась – смотрел ласково, улыбался. От него шло тепло.

Хороший, очень хороший! – в восторге билось Лилино сердце. Но почему в восторге? А потому что мало нынче хороших, умных, интересных людей, которыми хочется восхищаться.

…Отдохнув, Лиля с Евгением отправились дальше, по набережной Москвы-реки, вдоль которой тянулась пешеходная зона, казалось, бесконечная – гулять и гулять еще, вместе с толпой других праздношатающихся, то и дело уворачиваясь от велосипедистов…

По дороге придумали, что у Паши должна быть невеста. Стриптизерша по профессии. Да, а что, ситуацию знакомства надо максимально усложнить!

Ведь ничего удивительного в том, что знакомятся два одиноких человека, нет. Познакомились, поженились, живут в счастье, радуются. Это прекрасная история для жизни, но никак не сюжет фильма. Потому что, глядя на экран, зритель должен волноваться за героев – ну как они, такие разные Он и Она, могут сойтись, полюбить друг друга? Нет, это невозможно! Или – возможно?.. И задача сценариста – максимально удивить зрителя.

Лиля с Павлом, в разговорах о своих героях наконец добрели до метро «Полянка» и там расстались.

Далее Лиля отправилась домой. Встретила дочь после школы, хотела в кои-то веки приготовить ужин к приходу мужа, Сергея, но тут коршуном налетела Раиса Петровна, и между женщинами завязался спор о том, что лучше – котлеты или салат…

Лиля всерьез собиралась выиграть спор (она была за салат, на ночь не стоит есть тяжелую пищу), но тут позвонила Вера с воплем: «Лилька, ты должна меня выслушать, это катастрофа!» – и Лиля сдала свои позиции. Котлеты так котлеты.

У подруги действительно разразилась катастрофа, как поняла Лиля из телефонного разговора.

Дело в том, что Вера обнаружила в телефоне Распопова, своего мужа, эсэмэски подозрительного содержания.

– Лиля, мы должны встретиться! – рыдала подруга. – У меня, кроме тебя, никого нет… И поговорить не с кем! Алешка не считается, я его своими проблемами не хочу грузить…

Алеша, сын Веры от первого брака, уже довольно взрослый молодой человек, жил отдельно от матери.

Пришлось Лиле ехать. Там – слезы, рыдания, жаркие монологи Веры – подробное изложение их с Распоповым семейной жизни, в последнее время полной внезапных исчезновений, тайн и недоговоренностей. И вот сегодня все тайны раскрылись – у мужа Веры есть другая женщина.

– Я его спрашиваю: Распопов, у тебя это серьезно? А он мне: я не знаю. Ну как это «не знаю»!

Автор популярных романов на БДСМ-тему, работающая под псевдонимом «Ганна Борн», не находила себе места от отчаяния.

Лиля утешала ее, пыталась настроить на деловой лад («Да ты не руби сплеча, понаблюдай за ситуацией – может, он сам бросит любовницу!»), но ничего не помогало.

Пожалуй, единственный выход – сидеть рядом с Верой, и слушать ее, и вздыхать в ответ.

Лиля и слушала, не отрывая взгляда от знаменитой родинки Веры. А ведь обычная родинка, нормального цвета, формы, объема… Да, довольно крупная, без пикантности и не столь аккуратная, как у Синди Кроуфорд, например. Но вместе с тем ничуть не напоминающая те ужасы, о которых обычно рассказывалось в статьях про какую-нибудь меланому. Только вот как отвлекает внимание, как мешает… Может, в очередной раз сказать подруге, чтобы та удалила родинку? Нет, это глупо, Вера считает родинку своей «изюминкой» и ни за что с ней не расстанется… И еще глупее подозревать, что Распопов изменил Вере из-за того, что ему надоело глядеть на эту родинку. Хотя кто знает, жизнь состоит из мелочей, странных совпадений, и даже самый «нормальный» человек может легко зациклиться на какой-нибудь ерунде, если она маячит перед ним с утра до вечера.

А еще, глядя на родинку подруги, Лиля думала о своем муже, о том, как тот, наверное, уже вернулся с работы и опять не нашел жену дома. С Викой она тоже почти не общалась, с родной дочерью. Еще Лиля думала о работе – надо в ближайшее время сдать Чащину готовый синопсис (план будущего сценария), а они с Евгением еще не весь сюжет продумали.

Время, драгоценное время утекало сквозь пальцы, и повернуть его вспять – невозможно. Каждый день – единственный в своем роде, уникальный. И вот он опять потерян.

Но как бросить Веру? Как можно уйти сейчас, бросив на прощание равнодушное, холодное «мне некогда»…

Лиля сидела на диване, напротив рыдающей подруги, и кивала. Да, да… Это ужасно… Да, это кошмар. Второй неудачный брак. Пятнадцать лет семейной жизни (с Распоповым) – тоже коту под хвост… Сорок два года (Вере)! Счастья нет и не будет!

А еще краем сознания Лиля думала о Евгении. Как он говорит, слушает, кивает. Касается ее руки. Улыбается.

Он ведь очень красивый. Тонкий и томный, чуть смуглый, с длинным тонким носом – восточный принц. Абсолютно европеизированный, в котором ничего почти не осталось восточного, даже имя русское, и лишь наметанный глаз угадывает в изгибе его бровей намек на ориентальный орнамент. А еще Евгений – человек, который понимает ее, который и есть отражение ее, Лили.

Он ведь думает так же, как она.

Они смеются одним и тем же шуткам.

Им безумно интересно друг с другом.

Нет-нет, никакая это не любовь, это другое – удивительное совпадение ума и души.

* * *

Весь вечер Евгений провозился с сыном, Ленечкой, – забрал его из сада, потом гулял с ним долго во дворе, кормил ужином… Сын обожал отца, во всем его слушался и старался подражать в каждом жесте. Лучшим комплиментом от окружающих для Лени было – «ты как папа».

Застенчивый, стеснительный, сын сторонился сверстников, считая время, проведенное с отцом, самым интересным. Они даже ссорились редко. Нет, бывало, конечно, – когда Евгений, пытаясь воспитывать Леню, становился строгим и требовательным. В этих случаях Леня горько рыдал, и таким отчаянием веяло от мальчика, что строгость ломалась на корню.

Стоило только слезам появиться на глазах Лени, как Евгений чувствовал себя негодяем и мгновенно заканчивал «воспитание». Да и зачем оно, если Леня и без того слушался.

С удивлением Евгений наблюдал за отношениями других отцов и сыновей. В чужих семьях дети и родители ссорились, испытывали злость, даже ненависть друг к другу. Нередки были и наказания, унижения, битье, оскорбления со стороны отцов… А сыновья отвечали ненавистью и раздражением.

Как люди могли жить в этом аду и, главное, зачем?

Но с другой стороны, разве лучше то, что Леня совершенно не приспособлен к сегодняшнему миру, не может противостоять грубости и жестокости? Что делать Евгению, как воспитывать сына?..

Около восьми вечера вернулась Ира. Не просто уставшая, а какая-то замученная, с тенями под глазами. Ничего не стала говорить, даже от чая отказалась, легла спать. Евгений решил не дергать ее, не приставать с вопросами. Надо будет – сама потом расскажет.

Остаток вечера мужчина играл с сыном, потом уложил его спать.

– Женя! – вдруг позвала его из спальни Ира. – Ты куда?

– Никуда, – ответил он. – Я за компьютер. Поработать надо.

– Погоди… Иди сюда.

Евгений вошел в спальню, закрыл за собой дверь.

Ира лежала под одеялом напряженная, тугая – точно натянутая струна.

– Скорее, – сквозь зубы, едва слышно, произнесла она, протягивая руки. Прелюдий Ира не признавала. Зачем? Когда ее одолевало желание (что бывало нечасто), она превращалась в амазонку. Скачущую наездницу, на бешеной скорости совершающую чудеса джигитовки. Сверху, снизу, сбоку, еще нечто немыслимое, невероятное, напоминающее акробатику.

Ира в свое время какими только видами спорта ни занималась… Танцовщица, знаток йоги, владеющая всеми возможными асанами, гимнастка с великолепной растяжкой.

Но то, что происходило сейчас, перешло все границы. Евгений на какое-то время, зараженный азартом жены, перестал соображать, стал ее партнером в этих диких плясках.

– Быстрее… Еще… Еще… – сквозь зубы, с искаженным лицом, кусая губы, бормотала Ира. Даже страшно за нее стало – разве может это маленькое, почти девчоночье тело выдержать подобные истязания? А вдруг эта нежная кожа изотрется, лопнет, брызнув во все стороны алой кровью?..

– Еще. Так. Быстрее. Сильнее, – отрывисто командовала Ира. Потом закатила глаза, и ее тело забилось в мощных судорогах.

Евгений сполна отхватил и свой кусок удовольствий.

Но потом наслаждение, такое острое вначале, принялось таять, таять, становясь пустотой. Он ужаснулся: что же такое они делали сейчас, изуверство какое-то! Неужели Ире не больно было? Даже неприятно теперь самому. Против воли откуда-то из темноты пришла мысль «всякий зверь после соития печален…».

Открыл глаза – Ира смотрела на свою ладонь. А на ладони – темная полоса. Кровь?

– Ты что? – встревоженно спросил он.

– Все в порядке, – тихо, довольно произнесла Ира. – Наконец-то! Я уж думала, что беременна. Весь день с этой мыслью ходила, с утра мучилась, думала, удавлюсь тогда. Ты меня буквально спас, Женя.

– Чем это я тебя спас?

– Ты знаешь, – отрезала она.

– Ира, если ты думаешь, что эти безумные скачки могут спровоцировать…

– Да ничего я не думаю. Я просто знаю, что мне это помогает всегда, и точка. Считай меня дикой и необразованной! – Ира чмокнула мужа в лоб и повернулась на бок.

– А как же эти твои… таблетки? – растерянно спросил Евгений.

– Женечка, ты наивный. Стопроцентной защиты нет… Помнишь Лизу Старыгину, работала со мной раньше? Забеременела третьим со спиралью, родила четвертого после перевязки труб… Вот так-то.

Уснула Ира буквально через мгновение после того, как произнесла последние слова.

Евгений еще несколько минут лежал рядом с женой, потом встал и отправился в соседнюю комнату.

Включил компьютер, но почему-то, вместо того чтобы сразу взяться за работу над сценарием, полез в Интернет, набрал в поисковике – «Лили Марлен». И вот он, перед ним, текст старой немецкой песни, да еще в переводе Иосифа Бродского:

 
Возле казармы, в свете фонаря
Кружатся попарно листья сентября.
Ах, как давно у этих стен
Я сам стоял, стоял и ждал
Тебя, Лили Марлен…
 

Слова показались Евгению довольно банальными. И весь сюжет песни – каким-то устаревшим, скучным по смыслу. Тебя, Лили Марлен. С тобой, Лили Марлен. Моя Лили Марлен. Меня, Лили Марлен… Их либе дих. То есть «я люблю тебя».

Скучная, пустая немецкая песенка, которая ни уму, ни сердцу, что-то вроде архаичного «ах, мой милый Августин!». И только магия гениального поэта, Бродского, украшала эту простенькую песню.

Кто она, эта Лили Марлен? Румяная крепкая девица с белыми локонами, круглыми коленями, упругими икрами. Пахнущая парным молоком и дешевыми духами.

Кстати, Лиля полностью попадает в этот образ, недаром Чащин ее так и прозвал – Лили Марлен.

Какая она, Лилия Селуянова?

Очень смешливая. Сентиментальная (вон как природу обожает!). Но и бойкая одновременно. Простодушно-циничная, грубоватая – умеет ответить шуткой на шутку.

Выглядит вульгарно. Ну ладно, не вульгарно, а на грани вульгарности – эти завитые белые локоны, оранжевая помада… Костюм какой-то старомодный. Туфли на толстых каблуках, которые надоедливо стучат об асфальт…

Довольно-таки крупная. Не полная, нет, но ширококостная. Из тех, про кого говорят «кровь с молоком». Крестьянская порода.

В нее невозможно влюбиться, невозможно потерять из-за нее голову. Интересно, какой у нее муж? Наверное, тоже крупный такой дядька, лысый, с угрюмым взглядом, отличный семьянин. За жену убить может, но на людях чувства не проявляет. Их любовь тоже проста и незатейлива. А может, и затейлива, напоминает эротические сценки из комедийного фильма…

Лилю невозможно сравнить с Ирой. Ира – тонкая, трепетная лань. Лиля – колхозная кобылка.

Но вот чего у Лили не отнимешь – она все же умна. Начитанная, эрудированная. С ней можно работать, вместе сочинять сценарий – Лиля знает свое дело, подхватывает его мысли, легко придумывает свои решения… Она профессионал.

Но влюбиться в нее – нет, невозможно.

Евгений вздохнул, открыл почту.

Письмо от режиссера:

«Дорогой Онегин, нечего тянуть кота за хвост, сроки поджимают. Жду вас с Лилькой завтра у себя, с готовым синопсисом. Ежели синопсиса завтра не будет, я шлю вас в жопу и ищу других сценаристов.

Ваш Герман Чащин».

– Добрый ты наш, а главное – удивительно вежливый… – усмехнулся Евгений.

Тут же написал по электронной почте Лиле, спросил, получила ли она письмо от режиссера. Лиля не спала, тут же отозвалась: да, получила. И переслала Евгению свой вариант синопсиса.

Евгений внес доработки. Лиля с чем-то согласилась, с чем-то – нет.

Так они сидели почти до самого утра, мусоля этот злосчастный синопсис, пересылая друг другу поправки. К рассвету синопсис был готов и выглядел так:

«Москва онлайн. Город как фон, как главный герой сценария. Город как воплощение хаоса.

Маша (25 лет) – пианистка в одном из третьеразрядных оркестров. Мама мечтает выдать дочурку замуж. Женихи – в основном недотепистые сыновья маминых подруг. Маша с содроганием понимает – рано или поздно мама своего добьется…

У Маши последняя надежда – самой найти жениха. Фиктивного, разумеется. Дабы успокоить маму хотя бы на время!

Павел (23 года) – студент-раздолбай, ему нужны деньги. У него есть девушка (красотка-стриптизерша), но он готов помочь Маше за небольшое вознаграждение, изобразив из себя на вечер Машиного жениха…

Маша и Павел после этого вечера расстаются. Маша довольна – теперь мама на некоторое время от нее отстанет. Но большой город преподносит очередной сюрприз – Маша случайно становится свидетельницей преступления. Убийства! Заказчик (а он собирается занять государственный пост) посылает к Маше киллера.

Маша осенней ночью удирает от киллера. После долгой погони девушке удается спрятаться… у Павла. Он советует ей изменить внешность, дабы уйти от преследования.

Маша следует его совету и преображается. То ли ей удается таким образом похорошеть, то ли Павел узнает ее лучше… Но между ними пробегает искра. Павел теперь помогает Маше уже безвозмездно.

Тем временем киллер снова выходит на след Маши.

Он вот-вот убьет ее. Но Москва – большой город, в котором нет никакого порядка! Пытаясь убить Машу, киллер гибнет сам.

Павел является к Машиной маме, просит руки Маши.

Эпилог: Маша и Павел счастливо живут уже пять лет вместе. Маша сочиняет музыку для кинофильмов. Паша – известный молодой архитектор. У них ребенок, который теперь отвлекает внимание Машиной мамы…

Но в один прекрасный день Машу видит заказчик преступления, ныне крупный госчиновник. Он жаждет уничтожить Машу – ведь она по-прежнему остается свидетельницей.

Но город снова спасает Машу. Даже в хаосе есть свой смысл».

…Невыспавшийся, помятый, Евгений встретился у дома Чащина с Лилей. Та выглядела на удивление прекрасно – свежа как роза, несмотря на бессонную ночь. Белокожа, румяна. Хотя нет, вон припухлости под глазами…

– Пойдем? Я чего-то боюсь… – пожаловалась Лиля. – По-моему, мы напортачили с этим синопсисом.

Евгений пожал плечами.

– Уже поздно что-то менять, – философски произнес он.

Ко времени встречи Чащин уже должен был прочитать синопсис, высланный по электронной почте.

…Надо заметить, что квартира у режиссера Германа Чащина находилась неподалеку от Берсеневской набережной, в новом, но аккуратно подделанном под старину, очень хорошем доме.

Дверь им открыла домработница.

…Огромные комнаты, современный интерьер. Все неброско, якобы простенько – без блеска и позолоты, но основательно и удобно.

Навстречу гостям выскочили двое детей Чащина – мальчишка лет двенадцати и девочка лет пяти. Очень милые дети, как машинально заметил Евгений. Он, сам отец, всегда обращал внимание на взаимоотношения родителей и детей. Сравнивал, анализировал.

Так вот, лица у отпрысков известного режиссера – открытые и дружелюбные, поведение – естественное и свободное. Дети поздоровались, поболтали с гостями. Лиля, которая хорошо знала эту семью, и вовсе бросилась обниматься с дочкой Чащина, сюсюкала с ней…

И мальчик, и девочка выглядели счастливыми, долюбленными. А значит, Чащин являлся хорошим отцом, даром что считался «плохишом» на публике.

Потом выглянула и жена Германа Чащина, приветливо поздоровалась с Евгением, ласково, словно с подругой, перебросилась парой фраз с Лилей.