Тут, кстати, и завод закрыли, весь город без работы остался. Петрович написал Мите в армию – домой не возвращайся, делать тут нечего, сами еле выживаем. Ничего, руки-ноги есть у парня, семья на шее не висит, выкарабкается.

В самом деле, а кем еще жертвовать? Не Колей же…

Митя ответил вежливо и с пониманием, что не вернется, спасибо за все, и исчез. Как-то не по себе Петровичу стало (вроде нехорошо с младшеньким поступил?), но в рефлексии некогда пускаться было – тут жена заболела. Она же с внучками день и ночь сидела, о себе забыв, – вот и проморгали болезнь. Умерла жена – да так неудачно, как раз 31 декабря. С тех пор для Петровича Новый год перестал быть праздником.

А Петровича из дома сын со снохой выжили. Не сразу, потихоньку, незаметно. Сначала летом Петрович на даче время коротал, картошку с луком выращивал, затем и на зиму ему туда посоветовали переселиться. А потом и дверь не открыли, когда Петрович в город вернулся, в самые лютые морозы, тяжело в ветхом домишке, который почти развалился, жить-то…

Петровичу так горько, так обидно стало! Ведь они с женой чуть из кожи не лезли ради Коленьки, а он…

Петрович из родного города ухал, принялся по России скитаться, подобно перекати-полю. Аж до Москвы добрался. Тут и осел. Сначала подработками занимался – то ночным сторожем, то уборщиком, где работал, там и жил, а потом, когда совсем ослабел, нашел вот это койко-место в подвале.

Побираться Петровичу совесть не позволяла. Это ж последнее дело – милостыню просить бывшему рабочему человеку…

Поэтому, когда однажды ноябрьским утром увидел старик замерзающего котенка, то сердце его дрогнуло. Ведь он сам – как тот рыжий котенок, выброшенный хозяевами.

А что котенка выбросили, Петрович не сомневался. Звереныш домашний, ухоженный, красивый, шерстка лоснится. Ошейничек вон! Сбежать этот малыш не мог, слишком мелкий он для того, чтобы в опасные приключения пускаться. Точно, выбросили. Купили живую игрушку люди, а потом поняли, что не справляются, слишком хлопотно это.

Люди нынче эгоистичными стали, только о себе думают. Говорят, что в Бога верят. Неправда! Теперь каждый сам себе Бог. На других наплевать, лишь бы себе, любимому, хорошо было. Все себе позволяют, ничего не стесняются. Что ребенка, что котенка на улицу готовы вышвырнуть, если тот мешать стал.

Его, Петровича, старший сын из дома выгнал. Поэтому он, старик, и котенок этот рыжий – два сапога пара. Родные души.

…Звереныш за пазухой перестал дрожать, отогрелся, видно. Замурчал, заурчал, завел свою котячью песню.

Петрович улыбнулся, придерживая котенка у груди. Впервые за много лет мужчина вдруг почувствовал себя счастливым.

– А я тебя не брошу. Не бойся, малой. Со мной теперь жить будешь.

…Петрович не сомневался, что гастарбайтеры, приютившие его, не будут против нового жильца. Они тоже люди, и сердце у них есть!

Так оно и получилось. Работяги к появлению котенка отнеслись нормально, даже обрадовались – ведь рыжий звереныш выглядел настолько смешным и милым, что не мог оставить равнодушным никого.

Котенку сразу блюдце с молоком подсунули, гладить его принялись… Только старший в подвале, Рустам (собственно, ему Петрович и платил за койко-место свое), сказал строго:

– Если ты хозяин этой кошка, то следи за ним! Беспорядку нельзя!

– Не беспокойся, Рустам, у меня все под контролем будет! – обещал Петрович.

Так и зажил старик вместе со своим новым другом. Котенок оказался умным, сообразительным и веселым – его все полюбили, и даже мрачный подвал преобразился, словно стал теперь настоящим домом.

Целыми днями Марс (имя на ошейнике было выбито) играл, а ночами спал у старика на груди, уютно свернувшись в клубочек. Удивительное дело, но даже сердце у Петровича болеть меньше стало и силы откуда-то появились… Он просыпался по утрам почти счастливый, улыбаясь.

Наверное, это потому, что был теперь старик не один.

И все бы хорошо, если бы однажды, перед самым Новым годом, не случилась беда. Ну кто же знал, что жильцы в доме, которые этажами выше жили, принялись жалобы писать на своих незаконных соседей, поселившихся в подвале!

Во-первых, жильцы не хотели платить за электричество, которое воровали у них гастарбайтеры. А электричества уходило на сторону много – ведь готовили себе еду приезжие на электрических плитках. Во-вторых, все запахи от этих кулинарных изысков поднимались вверх и сильно беспокоили жильцов. В-третьих, кому ж понравится, что в доме живут чужие люди…

Случилось неизбежное.

После очередной жалобы нагрянула общественность с проверкой. Хоть Рустам, предупрежденный заранее, и запер изнутри железную дверь, но ее вскрыли с помощью автогена.

В подвал ворвались люди – телевидение, инициативная группа жильцов и представители ЖЭКа – сама Анна Аркадьевна с помощницей – техником-смотрителем Жутиковой.

– Вот, смотрите, Анна Аркадьевна! – закричала женщина, возглавлявшая инициативную группу жильцов. – Тут их человек сорок, если не шестьдесят живет! Мы за этих незваных гостей платим – за воду, за электричество… А дом старый, выдержит ли проводка, трубы? Между прочим, лет десять назад уже обрушивались перекрытия, девочка одна погибла, ей всего двенадцать лет было – жить бы да жить… Бедная мать! А теперь мы все риску подвергаемся из-за этих таджиков. Вдруг замкнет все и пожар случится?!

Оператор снимал на камеру происходящее. Гастарбайтеры прятали лица, торопливо отступали в дальний угол.

– Безобразие, – с чувством произнесла Анна Аркадьевна и обернулась к Жутиковой: – Почему мне не доложили?

– Я не в курсе. Только сейчас вскрылось! За стольким в районе уследить надо… Упущение! – торопливо зачастила Жутикова. – Примем меры.

– Вопиющая антисанитария. Наверняка у этих людей даже регистрации нет! – возмущалась общественница. – Надо еще сюда ФМС вызвать! Пусть документы у этих людей проверят!

– Мы примем все меры. Виновные будут наказаны! – строго произнесла Анна Аркадьевна и опять повернулась к Жутиковой: – Объявляю вам выговор. Новогодней премии как своих ушей не увидите! В следующий раз – уволю.

– Больше не повторится! – преданно обещала Жутикова и, в свою очередь, повернулась к общественности: – Граждане, огромное вам спасибо, что поставили в известность! Я говорю, участок огромный, за всем уследить не успеваем…

Тем временем оператор повернулся к одной из раскладушек и теперь сосредоточенно снимал рыжего котенка-подростка, играющего на ней с плюшевой мышью. Котенок терзал потрепанную игрушку и азартно косился на оператора.

– Животное в подвале, видите? Лейшманиоз, лептоспироз, глисты, блохи… – мрачно вздохнула Анна Аркадьевна и повернулась к незаменимой Жутиковой: – Если в районе начнется эпидемия, то с вас первой спросят, милочка.

– Подвал подвергнем санобработке, – истово поклялась Жутикова.

…После ухода общественности и съемочной группы Жутикова, действовавшая от лица Анны Аркадьевны, призвала гастарбайтеров вести себя тише воды и ниже травы, отказаться на первое время от электрических плиток и готовки еды на них, а незаконного жильца Петровича вместе с его питомцем – немедленно выселить.

Вот так старик оказался на улице снова.

Все бы ничего – можно, например, поискать приют для бездомных, но с живностью туда не пускали…

– Эх, брат, обманул я тебя! – с горечью произнес Петрович, обращаясь к Марсу, пригревшемуся у него на груди под старым пальто. – И что ж теперь делать, ума не приложу… Не позволяет мне совесть тебя выбросить!

Старик брел по улице, разглядывая разукрашенные к Новому году витрины. Мимо бежали веселые, оживленные люди, взбудораженные близким праздником.

– Люди, возьмите котенка! – набравшись решимости, обратился к прохожим Петрович. – Хороший, ласковый, место свое знает. Сроду никого не царапал и не кусал, только играясь если… Возьмите, он счастье приносит!

– Ой, правда, какой хорошенький! – к старику подбежали две девушки. – Рыженький… Дедушка, вот сто рублей, больше у нас нет.

– Не надо мне ваших денег, – с досадой сказал Петрович. – Я хочу зверя в хорошие руки пристроить, не милостыню прошу. Возьмите!

– Нет-нет, мы не можем! – замахали руками девицы, засмеялись и убежали.

Петрович, не теряя надежды, принялся рекламировать Марсика другим прохожим.

И что получалось – все котенком восхищались, совали деньги, но брать зверя к себе отказывались.

Уже вечер приближался, похолодало. Надо было идти дальше, приют искать, а как это сделать с Марсиком на руках?

Петрович остановился у зоомагазина. Там, за стеклами, в клетке, весело прыгал попугай. «А что, это мысль. Попробую Марса сюда сдать!» Старик толкнул дверь – но та оказалась запертой. На стекле висело объявление – «30 декабря магазин работает до 18–00».

– Вот незадача… – Петрович сел на подоконник, чтобы передохнуть, подумать.

И тут к магазину подбежала дама средних лет – хорошо одетая, пахнущая дорогими духами, с лицом веселым и оживленным. Тоже подергала дверь, с досадой топнула ногой в замшевом сапожке:

– Закрыто… Что за люди, лишь бы не работать!

Тут Марсик высунул из-за пазухи голову, посмотрел на даму и сказал вопросительно, громко:

– Мяу?

Он вообще зверь был говорливый, склонный к долгим беседам. Его спрашиваешь – он отвечает, по-своему, конечно… За что Петрович особо своего рыжего друга уважал – ведь и поговорить с тем можно.

– Какая прелесть! – восхитилась дама. – Сколько?

– Что «сколько»? – удивился старик.

– Сколько стоит, говорю?

«Гм. Если Марса даром никто не брал, то, может, за деньги – купят?»

– Дорого беру, – подумав, изрек Петрович.

– Что за люди… Ведь это не ваш кот, а, поди, ворованный! – опять топнула ножкой бойкая дамочка. – Знаю я вас, проходимцев. Утащат, что плохо лежит, а потом торгуют себе на бутылку. У-ти пусечка моя, какая хорошенькая, мимимишечка рыженькая… Хозяева, наверное, ее по всему району ищут, с ног сбились, слезы льют.

– Это он. Мужик то есть. Марсом зовут. Вон, на ошейнике написано.

– Ошейник, да еще дорогой на вид… Конечно, украли животное!

– Десять тысяч, – сказал старик, чтобы уж наверняка посадить даму на крючок.

– Десять?! Да вы с ума сошли! Я в гости опаздываю, мне подарок нужен. А хозяйка еще накануне намекнула, что хочет либо йорка, либо мейн-куна, либо… ой, забыла. Ах, да, британца. Это ведь британец?

– А пес его знает! – пожал плечами старик, сроду этих слов не слышавший.

– Конечно, откуда вам знать… Я вот сейчас полицию позову, тогда все узнаете!

«Клюет!» – обрадовался Петрович. Не деньгам обрадовался, а тому, что дама всерьез нацелилась Марсика купить. И произнес осторожно:

– Ладно, давайте пять.

Дама нахмурилась. Еще раз подергала дверь, потом посмотрела на часы. Смешная какая… Наконец буркнула, сдаваясь:

– Пять так пять.

– Сговорились, – Петрович не без душевного сожаления передал Марсика даме. – Прощай, друг… Вы это, дамочка, берегите его!

– Да я не себе, я подруге кота покупаю! – отмахнулась дама, убегая прочь, в сияющий новогодними огнями сумрак.

«Вот ведь хитрюга, – подумал Петрович. – Сэкономила. Ведь известно ж, сколько тыщ настоящие, породистые животинки стоят… Ну и хорошо. Теперь хоть душа за Марсика болеть не будет! Не придется ему на улице жить…»

Дама не показалась ему злодейкой бесчувственной. Наоборот, живая и веселая, азартная. Поторговаться явно любит, но слово держит. Наверное, и подруга у нее такая же…

Как ни странно, но именно в этот момент, расставшись с Марсиком, Петрович вдруг вспомнил о младшем сыне, о Мите, которого не видел уже лет двадцать и не знал ничего о нем. Обычно старик вспоминал о старшем, о том, как Коля подло и жестоко обошелся с родным отцом. Еще вспоминал о жене, о доме в другом, далеком городе, о прежней счастливой и спокойной жизни… Нет, о Мите Петрович тоже вспоминал – но больше мельком, не задумываясь. «А ведь я его тоже из дому выгнал, на улицу, если честно к этому вопросу подойти, – в первый раз пришла в голову старику мысль. – И сам теперь без дома оказался. Так что все по справедливости получилось. Как там раньше-то говорили – мне отмщение, и аз воздам…»

Именно эта, самая простая и естественная мысль ни разу не приходила в голову старику. Почему? Загадка! А вот подумал, понял – и прямо не по себе ему стало… «Виноват ведь я перед Митей. Виноват и по преступлению наказание свое несу! Так мне и надо!»

Весь в расстроенных чувствах, Петрович хотел скомкать пятитысячную купюру и выбросить ее, но потом опомнился. На эти же деньги сколько дней еще жить можно, если разумно к делу подойти!

– А зачем мне такая жизнь… – сам себе с горечью возразил старик. Но потом новая идея пришла ему в голову. Раз судьба послала ему такую крупную сумму, то грех ее не использовать со смыслом. Например, можно пойти на автовокзал, купить билет – самый дешевый – и поехать в родной город. Часов пятнадцать всего на автобусе… Может, Коля еще ждет отца! Может, и Митю получится найти и попросить у него прощения… Столько дел еще не сделано, оказывается!

…Как ни странно, все у Петровича получилось. Подоспел к отправлению автобуса, и денег как раз хватило – поскольку рейс был, что называется, «левый». Публика соответственно – самая простая, так что Петрович не чувствовал себя во время поездки изгоем.

31 декабря, около 12 часов дня, старик оказался в своем родном городе, который покинул много лет назад. Не без волнения Петрович шел по знакомой, центральной улице, ведущей от автовокзала к дому. Многое изменилось – построили новые дома, открыли торговый центр, появились пешеходные переходы… «А что, налаживается жизнь!»

Вот и тот самый дом. Родной дом.

Петрович зашел внутрь, поднялся на свой этаж. Нажал на кнопку звонка. Дверь открыла незнакомая женщина.

– Вам кого, дедушка? – строго спросила она.

– Мне бы Колю. Коля дома?

– Коля? Тут такие не живут. Ошиблись! – женщина хотела закрыть дверь.

– А Нина? А Риточка с Валечкой?

– Минутку. Вы о тех жильцах, что раньше здесь были прописаны? Они уехали.

– Куда? Адрес не дадите? – с надеждой спросил Петрович.

– А-а-адрес? – протянула женщина. – Нет, не дам. Я его и не знаю. Они ведь все в Канаду уехали. За лучшей жизнью, – с усмешкой произнесла женщина и захлопнула перед ошеломленным Петровичем дверь.

– Стойте, стойте… А Митя? Может быть, вы про Митю что-нибудь знаете? – опомнившись, с отчаянием закричал Петрович, барабаня в дверь.

Несколько секунд за дверью была тишина, потом щелкнул замок и дверь снова открылась. Женщина сунула Петровичу сторублевую бумажку:

– Вот. Больше не дам. И не буяньте тут, а то полицию вызову. Не знаю я, где ваш Митя. Я ничего не знаю. Я совершенно посторонний человек, к вашим знакомым не имею никакого отношения.

И опять захлопнула дверь. Петрович, окончательно сбитый с толку, спустился по лестнице, вышел во двор.

«В Канаду уехали… Ну да, а что такого? Коля всегда хотел лучшей жизни. Мы ему с Галкой твердили – ты у нас особенный, ты достоин лучшего!»

И тут Петрович вспомнил, что сегодня 31 декабря. Тот самый день… «Что же, не зря я сюда приехал!»

…К счастью, кладбище никуда не исчезло. Только разрослось сильно. Старик с трудом нашел знакомый участок, родную для него могилку. Не стряхивая снега, сел на деревянную лавку, задумался. «А вот не пойду больше никуда. Останусь здесь! Навсегда».

Сколько прошло времени, Петрович не знал. Час, два? Серое небо на западе постепенно розовело – это из-за плотной пелены облаков выплывало заходящее солнце. Холода не чувствовалось. Только спать сильно хотелось.

Хруст снега неподалеку. Незнакомый голос:

– Эй, товарищ… Ты что тут делаешь?

Петрович приоткрыл глаза – напротив, за оградой, стоял мужчина лет сорока, с военной выправкой, плотный, в добротной куртке-«аляске», из-под капюшона было видно суровое, румяное – в тон заходящему солнцу – лицо.

Петровичу этот человек был совершенно не знаком.

Но мужчина в «аляске» вдруг заволновался, сделал шаг вперед, всмотрелся. И произнес с удивлением:

– Папа?.. Папа, ты? Папа, это я, Митя. Ты меня помнишь?..

* * *

– Марсик, нельзя! – с ужасом закричала Светлана. И принялась полотенцем отгонять котенка от новогодней елки. Этот рыжий безобразник был в полном восторге от мишуры – тянул разноцветные гирлянды лапами, грыз провода (к счастью, не удалось ему их перегрызть!). А вчера вечером, кстати, Марса уже стошнило на ковер серебристым «дождиком».

Котенок отпрыгнул в сторону и принялся охотиться на помпоны из страусиных перьев, украшавшие домашние тапочки Светланы.

– Марсик, нет!

…Тапочки, между прочим, были куплены в ЦУМе. Хоть и со скидкой в 50 процентов, но совсем недешевые. От известного итальянского дома моды. Даже дома, даже в мелочах – важен стиль. Пусть это и домашние тапочки, но они – на шпильке, из синего бархата, украшены натуральными перьями. Эти тапочки идеально подходили к домашнему платью Светланы из переливчато-синего бархата, с рисунком под «леопарда». Платье, кстати, было привезено в прошлом году с распродажи в Милане, куда Светлана ездила с Люсей. Прекрасное время. Забыв обо всем на свете, подруги бегали по магазинам и покупали, покупали… Светлану с Люсей начальница отправила в командировку по обмену опытом.

Потом, правда, уволила, когда на подружек донесла третья командировочная, старая дева Мурашова. Гореть ей в аду, этой Мурашовой! Теперь Светлана работает секретарем на ресепшене, выдает пропуска и отвечает на телефонные звонки – скука! А вот Люся устроилась неплохо – продавцом элитной косметики…

Кстати, рыжего хулигана подарила именно Люся. Котенок, конечно, красивый, шикарно выглядит – рыжий, нет, даже оранжево-рыжий, огненный мех, глаза изумрудного цвета, но кто же знал, что от животного столько беспокойства!

Светлана давно мечтала о домашнем питомце. Котике или маленькой псинке. Та же бывшая начальница укоряла – тридцать лет, а ни котенка, ни ребенка… Конечно, не стоило прислушиваться к словам глупой тетки, но… Порой ведь и дураки говорят умные вещи?

В самом деле, девушке жить одной, совсем одной (ну ладно там без мужа, бойфренда, но даже без живого существа рядом) как-то странно. Словно Светлана – совсем уж холодная, неуживчивая особа, не способная никого любить. Ленивая эгоистка.

А это неправда. Светлана была живой, доброй, впечатлительной девушкой, и замуж она не прочь. Проблема заключалась в том, что нормальных мужчин, с которыми хотелось бы связать свою жизнь, вокруг не наблюдалось. Нет, с нею часто знакомились, но дальше одного-двух свиданий дело не двигалось. Наваждение какое-то! Впрочем, девушка не переживала: тридцать лет – не приговор, еще все впереди.

…Осенью она случайно познакомилась в Интернете с иностранцем. Наполовину француз, наполовину русский, жил в Париже. Сначала просто болтали на одном форуме, как друзья, потом Жан стал рассыпаться в комплиментах. Признался, что ему не интересны расчетливые и суховатые француженки, что он ищет родственную душу, человека, с кем можно поговорить, женщину романтичную и тонкую, веселую и азартную.

Слово за слово – начался виртуальный роман.