– Ладно, девочки, не будем мешать Лене, – остановила их Шарлотта Кузьминична – поскольку общественные мероприятия везла на себе только ее самая младшая сотрудница Лена, а ЦБС в свое время еще потребует отчета – и не дай бог, количество этих мероприятий окажется ниже нормы. Намеков заведующая не поняла – для нее они были слишком тонко замаскированы.

Минут через двадцать, когда город уже стал таять в сиреневых майских сумерках, на пороге появился последний посетитель – Николай. Пока он раскланивался, расшаркивался и бегал настороженным взглядом по сторонам – еще не одни они, или уже одни? – Лена в последний раз пыталась что-то решить. «Пока не поздно. Нет, уже поздно. И потом – это же для здоровья!»

Николай тем временем понял, что они уже одни, что дверь за ним закрыта, и наконец приободрился – теперь все ясно, все определенно.

– Ну что, где тут можно расположиться? – барским движением обнял он Лену за плечи.

– Идемте на абонемент, – суховато ответила она, поскольку хоть и имелись у Николая черные усы, но к делу ей хотелось приступить без излишних пылкостей и нежностей – они к здоровью прямого отношения не имели.

У автора социально-производственного сборника оказались с собой крохотная бутылочка коньяка – из тех, что покупают как бы на пробу, пакетик козинаков и грамм двести докторской колбасы, уже порезанной. У Лены очень кстати к этой колбасе нашелся хлеб, оставшийся после обеда.

От волнения ее даже немного подташнивало, хотя волноваться было глупо, некоторый опыт любви у нее имелся – благодаря тому самому институтскому роману, а больше бояться, собственно, было нечего.

– Тихо здесь, даже как-то неуютно, – Николай оглядел стеллажи с книгами.

– Я включу музыку.

Лена покопалась в настройках проигрывателя, не находя ничего, что могло бы соответствовать первому свиданию, потом все-таки остановилась на канале классической музыки.

Они сели за журнальный столик, Николай разлил коньяк в пластиковые стаканчики.

– Ваше здоровье, – сказал он. Очень актуальный тост! Лена смущенно опустила глаза.

Коричневатой жидкости плескалось на дне совсем немного – грамм двадцать, тридцать, – но когда Лена невольно вдохнула спиртовой резкий запах, то новая волна тошноты подкатила к горлу.

– Вы не нюхайте, вы пейте, – ласково поправил ее Николай. Коньяк влился в Лену в два судорожных глотка, вкус докторской тоже был определенно каким-то медицинским – отдавал карболкой. – И давайте-ка сменим канал.

Николай покрутил настройки у проигрывателя, поймав волну с шансоном. Лена шансон ненавидела. К тому же козинаки намертво сцепили ей зубы. «Как бы пломба не выпала! – испугалась она. – Светоотверждаемая, дорогая. На той неделе только поставила!»

– Лена, это будет, наверное, нескромно…

– Говорите! – с трудом проглотив козинак и не слыша собственного голоса, потребовала она.

– Лена, я вас хочу.

Она машинально, точно дожидалась этих слов уже давно, кивнула, усилием воли выпихнула себя из-за стола и принялась раздеваться.

Краем глаза она увидела, что Николай тоже раздевается. Он скинул с себя все, кроме рубашки – ее он просто расстегнул, а галстук не снял, а только распустил. Рубашка с галстуком несколько озадачили Лену – и она тоже решила раздеваться не до конца. Оставшись в шерстяном свитере, связанном мамой специально для прохладных майских вечеров, она произнесла:

– Я готова.

Огляделась лишний раз и легла на ковер. «Это же для здоровья…» Глаза она закрыла.

Николай ткнулся губами ей куда-то в ухо, прижал рукой грудь через свитер, а потом приступил непосредственно к делу.

…Лопаткам вскоре стало очень неудобно на полу. Откуда ни возьмись приплыли мысли о Натальином хахале. А вдруг он настолько предусмотрителен, что является сюда с раскладушкой? Затем мысли потекли в следующем направлении – как бы не проспать завтра. Ключ-то – у нее! Затем… а затем Лена открыла глаза. Да сколько это может еще длиться?! Увидев, что Лена обратила на него внимание, Николай попытался ослепительно улыбнуться. Лицо у него было красным, на лбу блестели капельки пота. Судя по его ожесточенному виду, до завершения было еще далеко.

Через пять минут он закинул свой полосатый галстук за спину. Еще через пять минут он попытался снять рубашку, не меняя исходной позиции. Тут уж Лене совсем стало невмоготу.

– Николай, вы не могли бы встать на минуту? – с робкой вежливостью спросила она. – Мне надо срочно выйти.

– Что? Ах, да… извините.

– Благодарю.

Лена выскользнула из-под его разгоряченного тела и устремилась к заветному месту – мимо стеллажей с книгами, мимо читального зала, потом по длинному коридору – в конце его находился туалет.

Ей казалось, что в желудке у нее плещутся едкие чернила. После минуты мятежных раздумий она склонилась над унитазом и исторгла в его ржавое казенное нутро весь романтический ужин.

Потом умылась и посмотрела на себя в зеркало.

– Это же для здоровья! – пропищала она кукольным голосом своему отражению. И согнулась в приступе неудержимого смеха.

Это была не истерика, это был обычный веселый смех, после которого Лена почувствовала, как вся грязь этого вечера отваливается от нее, а в душу входит благостное умиротворение. «Нет, он не Омар Шариф, и не Кларк Гейбл. Он просто резиновый фаллос из секс-шопа…»

Стараясь натянуть свитер пониже – не от застенчивости, просто в коридоре сильно сквозило, – Лена зашлепала обратно. Ее скороспелый любовник сидел в кресле в чем мать родила и листал «Технику – молодежи».

– Извините за столь поспешный уход. Так некстати… Мне нехорошо вдруг стало, – Лена изобразила голыми ногами что-то вроде книксена.

– Я понимаю, – мужественным голосом подбодрил ее Николай, хотя он ровным счетом ничего не понял, – так продолжим?

Мурашки еще не угасшего смеха пробежали у Лены по спине.

– Продолжим. Только теперь вы ложитесь на ковер. Так сказать, поменяемся местами.

Через час Лена, вполне ощутившая терапевтический эффект, выпроводила своего любовника. На завтра было назначено новое свидание – эффект эффектом, но здоровье требовало именно регулярных встреч.

Следующим утром, придя раньше всех на работу, Лена вдруг вспомнила, что остаться им с Николаем тут не удастся – то же самое собиралась сделать сегодня Наталья со своим любовником. Но из обрывков фраз, которыми они все-таки успели обменяться накануне, Лена узнала, что у Николая есть отдельная квартирка, которой он владеет единолично. Вот они туда отправятся… О том, чтобы вести его к себе домой, и речи быть не могло – дома обитали мама, папа и приехавшая на месяц из Твери тетя Нюра.

Рабочий день прошел в хлопотах и беготне, к тому же все остались без обеда – в середине дня нагрянула комиссия из центральной библиотеки и, выражаясь языком приснопамятного шансона, навела шухер.

Словом, когда в окна снова заглянули сиреневые майские сумерки, Лена чувствовала себя разбитой, но главное – ужасно голодной.

Крылова с Кузьминичной уже суетились в передней, и Наталья нервно поглядывала на Лену. Оставаться дольше было нельзя – и Лене пришлось покинуть библиотеку вслед за коллегами.

Она встала на пороге, дожидаясь Николая. Через какое-то время в библиотечную дверь принялся звонить молодой человек, разбавляя весенний воздух запахом «Барракуды». Лена спряталась за водосточную трубу, дабы не смущать Наталью. Ее собственный любовник все не появлялся.

Минут через сорок, когда ей уже до смерти надоело прятаться за трубой, да и глупо это было – в желудке у Лены урчало на всю округу, библиотекарша плюнула на все и пошла к метро.

И тут на полдороге она столкнулась с трусившим ей навстречу Николаем.

– Пардон, пардон, – запыхавшись, принялся оправдываться он.

– Никаких «пардонов»! – Лена была в гневе. – Вы опоздали на целый час!

На лицо Николая легким облачком наползла скорбь, и он грустным голосом принялся рассказывать о том, что уже собирался уходить из дома, как ему вдруг позвонили из издательства по одному чрезвычайно срочному делу, потом он бежал к метро, бежал через стройку, чтобы сократить расстояние, но стройка, как назло, оказалась вся перерыта ямами, завалена мусором и кишела целыми ордами пьяных хулиганов. А когда он наконец попал в метро, то поезд застрял в туннеле на полчаса.

Хоть Лена и оказалась несколько загипнотизированной этим драматичным рассказом (писатель, все ж таки!), но ей было очень трудно успокоиться.

– Но вчера-то вы пришли вовремя! – крикнула она.

Тогда ей был предъявлен последний аргумент – пакетик с булочками.

– Вот. Стоял в очереди. Хотел купить к чаю чего-нибудь сладенького. Я думал, мы сегодня будем пить чай.

При виде этого пакетика Ленино сердце начало потихоньку оттаивать.

– Ладно, – примирительно сказала она, – не будем ссориться. Идемте пить чай к вам домой.

– Как – ко мне? – опешил Николай. – А почему не к вам в библиотеку?

– Наша библиотека – не дом свиданий, – отрезала Лена, – сегодня там моя коллега… работает.

Николай весь перекривился от растерянности:

– Но ко мне тоже нельзя…

– Это почему же? Вы, как я поняла, живете один, в отдельной квартире.

– Да, но у меня же… у меня же страшно неубрано! – И Николай привычным размеренным голосом эпического рассказчика, словно Лена была уже не первой девушкой, которая рвалась к нему в гости, принялся живописать свое жилище старого холостяка и, одновременно, творческой личности. Причем живописал это жилище с такими подробностями и такими яркими красками, что Лену мороз по коже продрал. Николай себя не щадил – он поведал даже о своих носках, которые обычно висят у него на люстре – после чего Лена попросила прервать повествование и сказала, что действительно… не стоит идти к нему.

Николай плавно перешел к рассказу о тяжелой писательской жизни. В издательском мире кризис, опубликоваться можно только за свой счет («Вы знаете, я все свои средства потратил, чтобы издать этот сборник!»), пираты в Сети распоясались, а читатели – совсем обнаглели – скачивают книги из Интернета бесплатно.

Лена согласно вздохнула – вот-вот, и библиотеки, не дай бог, скоро закроют… Какие читатели, когда все повадились из Интернета читать?..

Они медленно брели в сторону метро. До дома было еще далеко, вожделенный ужин скрывался в неясном будущем.

– Давайте сюда свою булку, – сказала Лена, – ужасно есть хочу.

Уж в этом ей Николай не мог отказать, поспешно зашуршал пакетиком, передал угощение. Лена, особо не приглядываясь, открыла пошире рот, чтобы захватить побольше нежной сминающейся массы, пахнущей ванилью и обсыпанной сахаром – таковой в ее голодном воображении представлялась булочка, укусила, и… во рту что-то хрустнуло. Пломба! Выпала. Ленины мечты фатально не сбывались сегодня – булочка на деле оказалась засохшим куском какого-то бездарного печева. Ни тебе ванилина, ни хрустящей сахарной корочки – вообще, непонятно, как за таким несъедобным продуктом могли стоять в очереди. У Лены было такое чувство, будто рот у нее набит пенопластом. И пломбу-то, пломбу как жалко…

– Вкусно, правда? – добродушно спросил Николай. – Я выбрал самую дорогую выпечку.

– М-м-м… – первым желанием Лены было выплюнуть эту подозрительную булку, но тогда бы Николай точно обиделся – а ведь он еще нужен в оздоровительных целях. Собрав все свое мужество, Лена прожевала кусок и вместе с обломками пломбы усилием глотательных мышц затолкала его в желудок.

Вторую попытку утолить голод она не решилась предпринять, хоть Николай и смотрел на нее поощрительно. Наверное, он действительно стоял в очереди, но, судя по всему, это было бог весть как давно.

– А что мы будем делать сейчас?

– А мы уже это делаем – мы гуляем. Дышите воздухом, Леночка, любуйтесь природой. Нет ничего прекраснее теплого весеннего вечера. Молодая листва, щебетание птиц… и все такое прочее.

Лена уныло кивнула – да, дескать, я дышу. Окаменелая булка оттягивала ей руку, и положить ее было некуда – на плече у Лены болталась кокетливая маленькая сумочка – только зеркальце в нее и запихнешь, а хозяйственную она сегодня не брала, потому что как-никак на свидание собиралась…

Мимо проносились машины, оставляя за собой серые облака выхлопных газов. С другой стороны тянулась обширная свалка, по которой с мерзким карканьем прыгали несколько наглых городских ворон. Из всей природы были только кустики чертополоха, неряшливо торчавшие у обочины. Лена посмотрела на них с ненавистью – внутри у нее снова закипало возмущение. Рука, которой она держала булку, постепенно немела.

Неожиданно от кучи мусора отползла на четвереньках какая-то темная личность, своим собственным оригинальным запахом заглушая ароматы свалки.

– Подайте нищему на пропитание! – загнусила личность настырно, тычась Лене под ноги.

Удобнее повода избавиться от проклятой булки не найдешь! И опять же доброе дело – человек с голоду умирает, Николай не сможет придраться.

С улыбкой милосердия Лена протянула нищему булку.

Личность посмотрела воспаленным взором на предложенное ей пропитание, пробормотала несколько слов, очень ясно дающих понять, что она, личность, оскорблена в своих лучших чувствах, и шустро уползла обратно, на свалку.

Но Николай все-таки решил придраться.

– Это невежливо с вашей стороны, – обидчиво заметил он. – Я, может быть, старался, покупал, нес…

– Ну и дурак, что старался, – вдруг сказала Лена, – и врешь ты все – этому плесневелому сухарю сто лет в обед!

– Вы что, оскорбить меня хотите? – моментально прокис ее спутник.

– Да, хочу! – закричала она. – Потому что более убогого мужичонки, чем ты, я в жизни не видела! – тут она, конечно, покривила душой, ибо был в ее жизни еще Юрик, который… но это было уже не важно, потому что Николай повернулся и быстро пошел прочь, всем своим видом показывая, что никаких терапевтических услуг Лена от него больше не дождется.

Она несколько мгновений смотрела ему вслед, потом размахнулась и швырнула булку на кучу мусора, сбив нечаянно с ног одну из прыгавших по ней ворон. Та с душераздирающим воплем забарахталась в картофельных очистках, но после все-таки нашла в себе силы и взмыла высоко в небо.

«К черту всех… К черту это здоровье! Ну Кабанец, старая перечница! Чтоб тебе…»

Было уже довольно поздно, когда Лена пришла домой и закрылась у себя в комнате, презрев просьбы тети Нюры поесть ее, тети Нюриных, фирменных котлет.

Девушка распустила волосы, разделась и встала перед зеркалом, принялась оценивающе разглядывать себя. «А я ничего так… Даже очень!»

В зеркале отражалась Прекрасная Елена. На заднем фоне плескалось море, а по нему – бесконечной чередой тянулись парусники. Один из парусников, тот, что с алыми парусами, внезапно сбился с курса и, словно под влиянием какой-то неумолимой силы, стал приближаться к берегу, на котором стояла обнаженная красавица.