Они были разные – и внешне, и внутренне, Тим и Кира. И занимались разным, и взгляды на жизнь у них тоже оказались разными, порой диаметрально противоположными. Но жили вместе долго уже и как будто притерлись даже – если Тим решил уж сделать предложение, а Кира – согласилась на него.

Тим в последнее время боялся еще, что Кира может уйти. Что ее увести могут, после премьеры в Новом.

Да, про Новый.

Новый театр придумали, создали как альтернативу Главному театру страны. Был Главный, в центре столицы, а теперь вот еще Новый появился, неподалеку от Фрунзенской набережной! Когда само здание Нового построили, отделку закончили – учредили конкурс. Решили сформировать совершенно новый репертуар. (Да, в Главном театре страны тоже совершенно новые постановки случались, порой весьма скандальные, но в Новом – принципиально решили от всего скандального отказаться. Пусть новое, но без откровенных провокаций, без душка разложения, без этой «благородной плесени», потакающей пресыщенному вкусу.)

Кира прошла конкурс – и теперь на ее музыку собирались поставить балет. Нашелся хореограф, тоже из молодых да ранних, артисты, режиссер-постановщик… Все очень серьезно, и очень много ожиданий. В Москве, да и в стране говорили о том, что Главный театр страны погряз в интригах, сплетнях, выяснении отношений, что искусством там не занимаются, да и от самого легендарного здания после ремонта почти ничего не осталось, нет ни ауры, ни атмосферы… Напрямую в средствах массовой информации, конечно, не утверждалось, что Новый театр призван заменить прежний, Главный театр страны, но некоторые любители искусства расценивали ситуацию однозначно и твердили злорадно – король умер, да здравствует король!

Молодые, талантливые танцовщики рвались в Новый театр, да и заслуженных артистов оказалось немало – из тех, у кого карьера в Главном театре страны по каким-либо причинам не складывалась.

Оперы, балеты – все в Новом новое, сенсационное, яркое (вернее, предполагалось устроителями, что именно такое впечатление возникнет у публики). Сразу несколько премьер было назначено на осень, и балет на Кирину музыку в том числе.

Хотя, конечно, приверженцы классики твердили, что проект провалится, что нечего велосипед изобретать, что лучше «Щелкунчика», «Садко», «Жизели», «Лебединого озера», «Хованщины», «Князя Игоря» и иже с ними придумать невозможно.

Словом, это была борьба крайностей. Одни прочили Новому театру провал, другие – грандиозное будущее и связывали с его открытием новую эпоху в искусстве.

Вот так Кира оказалась в центре бушующих страстей. Либо она сверкнет, прославится, либо премьера балета на ее музыку провалится… Конечно, все это грозит не ей одной, ведь их целая команда создателей балета. И, кстати, о композиторе, о Кире, вспоминали меньше, больше говорили о хореографии, о мастерстве артистов, о декорациях… Это как хороший фильм – чаще вспоминают режиссера и актеров, исполняющих главные роли, чем сценариста, придумавшего саму историю, над которой должны плакать или смеяться зрители.

Но тем не менее будущее Киры зависело от премьеры в Новом.

И это еще добавляло мандража, заставляло нервничать и переживать. Тим, с одной стороны, поддерживал Киру, верил в ее успех, с другой стороны – жених как будто считал работу Киры несерьезной. Баловством. Развлечением для милой, хорошенькой женщины. Ну, провалится премьера – так чего уж, не страшно. Подумаешь! Кира же не перестанет быть композитором, сочинять музыку.

Тим вообще воспринимал Киру как куклу. Сам покупал ей одежду, сумочки, искал ей туфельки в командировках (тридцать четвертый размер, пойди найди приличные женские туфли!). Дарил украшения. Засыпал советами по поводу макияжа, прически, цвета волос…

Да, он относился к ней нежно, трепетно, рыцарски. Всегда хотел, всегда обожал, всегда оберегал. Не жалел ничего, что в наше прагматичное время случается достаточно редко. Предложение вон сделал…

Но, боже мой, он словно не понимал Киру до конца, не догадывался, что она на самом деле – другая, не такая розовая Барби, как он себе вообразил!

…Попутчик болтал, Тим с интересом его слушал.

Тим – странный. С одними и разговаривать не хотел, и не с самыми последними людьми, с другими – вот как с этим простецким дядькой – болтал охотно и легко. Хотя чего тут удивительного? Сейчас у Тима появилась возможность побольше узнать о семье своей невесты. Ведь Кира не рвалась рассказывать о своем прошлом. Да и зачем Тиму знать о ее родителях, о том, какие они, ведь все равно больше не увидятся?.. Нет, может, и встретятся когда, но ненадолго. Если как-нибудь проездом. Нет никакого смысла рассказывать о том, что было и прошло и с чем будущая жизнь никак не связана.

…Ранним вечером Тим и Кира сошли с поезда.

Попутчик, кладовщик Пал Палыч, многословно попрощался и тут же убежал.

Поезд, постояв еще полторы минуты, покатил дальше, на другой конец России. Вглубь? Нет, там, далеко, еще почти неделя езды на поезде, находился другой край. А самая глубь находилась, по представлениям Киры, именно тут. Вот как морской берег. Прошелся чуть по мелководью, и бух – обрыв, ногами дно не достать, и только умеющий плавать сможет выбраться из пучины. Словом, чтобы утонуть, не обязательно на середину моря заплывать.

Кира огляделась – все вокруг знакомое и чужое одновременно…

– А воздух! Какой тут воздух! – воскликнул Тим, задышал энергично, всей грудью. – Я и забыл, что где-то есть свежий, чистый воздух… Светлорецк? Тут и река еще есть?

– Есть, течет неподалеку от города… В честь нее и назвали. Река Светлая. Кстати, и на Байкале протекает река с таким же названием.

– Да? Не знал. Но воздух…

Воздух и в самом деле казался сладковатым, нежным, теплым – хоть пей его как парное молоко. Он еще, ко всему прочему, морем пах (вот она, цепочка ассоциаций!), хотя моря тут никакого не было и в помине, одни непроходимые леса вокруг.

Кира едва не заплакала от внезапно нахлынувших чувств.

Она и не думала, что еще когда-нибудь вернется сюда. Зачем?! Глупый вопрос, который преследовал ее все последнее время.

Ведь здесь, насколько она знала (с матерью же иногда говорили по телефону, обсуждали местные новости), все еще жил Сергей. Ее первая – девичья, школьная, невинная поначалу и запретная в конце – любовь.

Кира не считала свой первый роман важным и особенным. Было и было, у кого нет подобных воспоминаний… Было и прошло. Хуже другое – она никогда не забывала о Сергее. Юноша-одноклассник всегда находился в ее подсознании и, едва только находился повод, выскакивал оттуда, словно чертик из табакерки.

Кира прекрасно понимала, что дважды войти в одну реку нельзя, что у них с Сергеем, возможно, и не получилось бы крепких отношений, что эти воспоминания – суть незавершенный гештальт.

И все же хорошо, что они с Тимом прибыли лишь на два дня. Пусть городок небольшой, но вряд ли за два дня можно нос к носу случайно столкнуться со своей первой любовью и получить ворох ненужных впечатлений, от которых будет щемить сердце.

Насколько знала Кира, Сергей был одно время женат, у него родился сын, но сейчас бывший одноклассник находился в разводе. А занимался Сергей Крестовский (вот фамилия, которая тоже звучит!) ковкой оружия. И очень неплохо, даже по московским меркам, зарабатывал. Это важный момент (хотя Кира, как уже упоминалось, никогда меркантильностью не отличалась). Просто данное обстоятельство говорило о том, что Сергей не спился, не опустился подобно части мужчин, живущих в провинции, без возможности сделать карьеру. И в самом занятии, древнем и благородном, сказочном – ну как же, ковка кинжалов! – заключалась доля романтизма.

– Кирчу-у! Я тебе кричу, кричу… О чем задумалась? Куда идти-то?

– Прямо. Там автобус. Три остановки до дома. Или на такси. Пешком минут двадцать-тридцать. Как тебе удобнее.

– Кира, ну какой автобус, какой пешком… – Тим от возмущения закашлялся, побежал вперед, туда, где в ряд стояло несколько автомобилей, в основном отечественного производства, и водители возле них. – Алло, шеф! Кхе-кхе, тьфу ты… Довезешь нас?

* * *

Тимофей влюбился в нее с первого взгляда, как только увидел, как только услышал ее голос. Кира – мало того что прехорошенькая, да еще голосок у нее, как у ангела, – негромкий, но отчетливый, очень приятного тембра, женственный. Не писклявый, но и не мурлычущий, не развязно-игривый, но и не отстраненный… Невозможно описать, но слушал бы и слушал. В ее голос он и влюбился.

Первая ее фраза – «что заказывать будете?» – прозвучала небесной музыкой. Он поднял глаза и окончательно потерял свое сердце…

Официантка. Гм. Тимофей, к тому времени уже широко известный в узких финансовых кругах как аналитик и прогнозист, сразу неполиткорректно подумал: «Работу эту халдейскую я ее бросить заставлю. Будет жить у меня. В институт сдам. А больше ничего и не надо…»

Но Тимофей ошибался. Кира, словно легендарная русская игрушка, матрешка, хранила в себе множество тайн. И была вовсе не такой, какой казалась. Девушка-сюрприз. Вот хотя бы насчет профессии и образования…

Мать Тимофея Киру сразу невзлюбила. Ну это понятно, материнская ревность. Называла Киру корыстной приезжей, подозревала, что Кира все врет («Ну не может эта дурочка в Консерватории учиться, она про нее придумала!»), считала развратной соблазнительницей.

Это Кира-то – развратная соблазнительница! Смешно. Кира, с ее аскетизмом в быту, равнодушием к еде, одежде, вещам… Тимофей чуть не силой заставлял ее переодеваться. Чтобы платья, туфельки, а не эти дурацкие кеды с джинсами.

Со своими пусть не очень густыми, но приятного оттенка темного шоколада шелковистыми волосами Кира до встречи с Тимофеем не заморачивалась – просто на затылке собирала в «хвост», из которого вечно пряди выбивались. Хотя прически и укладки ей так шли, невероятно!

Тимофей не просто любил Киру, он ее обожал. Баловал. Детей Тимофей не хотел – Кира была его ребенком.

Но эти ее вечные тайны… Вот как он удивился в первый раз, когда узнал, что Кира учится на отделении композиции, а официантка – это только видимость, подработка…

Кира мало о чем рассказывала, а прошлое ее было для Тимофея закрытым. А он хотел бы знать! Ведь это его Кира, только его, его абсолютная собственность, и даже ее мысли и сны, и ее прошлое – тоже должны принадлежать ему.

Наконец подвернулся удобный случай – поездка на родину Киры. Он здесь – значит, теперь и прошлое невесты перестанет быть тайной.

…Узкая улочка, высокие заборы, за которыми прятались одно-двухэтажные частные дома.

– Здесь остановите, – сказала Кира таксисту.

Тимофей расплатился. Вышли из авто, остановились перед калиткой в глухом заборе, крашенном в темно-зеленый цвет.

Кира стояла в замешательстве – маленькая, хрупкая, испуганная. Почему испуганная?

– Кирчу, что с тобой?

– Как-то не по себе… Столько лет тут не была, – она нажала наконец на кнопку звонка. Через пару минут дверь распахнулась.

– О, ребята. Привет! Заходи! – бодро скомандовал мужчина – наполовину седой, но с молодым еще, приятным, открытым, выразительным лицом. Он был невысокий, подтянутый, в спортивном костюме. Будущий тесть Игорь Петрович – сразу догадался Тимофей.

– Папа, здравствуй… Это Тим.

– Здравствуй, здравствуй, доча! – Тесть расцеловал Киру; энергично затряс руку, а затем и обнял Тимофея, словно уже близкого родственника. Эта энергичность, открытость очень расположили к себе Тимофея, и он сразу понял, что найдет в тесте союзника и, возможно, друга.

Дальше, во дворе, под садовыми деревьями стояли еще двое – женщина и девочка. Это были Ольга Витальевна, мать Киры, и Геля, младшая ее сестра. В самом деле, прав был попутчик: все эти три особы женского пола (мать, Кира и Геля) оказались точно под копирку сделанными. Удивительно похожими. Только Геля выглядела совсем ребенком, тощим, в очках, а будущая теща – уже в первых морщинках, с чуть смазанным контуром лица, да и сам цвет лица – желтый, болезненный – напоминал о возрасте.

И Геля, и теща смотрели испуганно, заискивающе, неуверенно, даже как-то жалко, что ли? Стеснялись чужого, наверное, в отличие от Игоря.

– Мама, Геля… Привет! – Кира, обнимая родительницу с сестрой, тоже выглядела как-то неуверенно.

Исходя из первого впечатления, Игорь – вообще настоящий мужик, Ольга – немного курица. Наверное, у Ольги с дочерью были трения, потому Кира и сбежала от родни в Москву. И это, кстати, весьма распространенный случай – когда мать с дочерью не находили общего языка, ссорились, мучились, тяготили друг друга. Ну, а о Геле можно и не думать – цыпленок еще. Вон как дико стесняется, даже от Киры шарахается.

…Сад у семейства Гартунг оказался чудесным. Очень большим. Плодовые деревья, кусты с ягодами, много самых разных цветов.

– Вон беседка, там скамеечки, мангал. Шашлыки делать на свежем воздухе… А вон банька. Попаримся-а!.. Там – мастерская моя, здесь гараж, – Игорь Петрович давал по дороге краткие пояснения.

«Какая красота! – восхитился Тимофей, шагая вслед за будущим тестем к дому. – Настоящий рай!»

Сам дом тоже приятно поразил Тимофея – двухэтажный, кирпичный, с деревянной резной лестницей. С простой, но удобной мебелью из цельного, покрытого лаком дерева.

А в большой комнате, служившей так называемой «залой», висели на стенах головы животных. Чучела.

– Я же охотник, – с улыбкой, открывающей явно свои, все еще белые, крепкие, ровные зубы, добродушно пояснил Игорь Петрович. – На охоту люблю ходить. И тебя бы взял, Тимофей. Жалко, что вы ненадолго, ребята. Через недельку мой день рождения, мы собираемся за город поехать… Место одно там есть. Оттуда и ходим на охоту, там все дела, удобно.

– Минутку, – опешил Тимофей и покосился на Киру, шагавшую в отдалении, вместе с матерью и сестрой. – Как день рождения через неделю? Кира сказала, что день рождения завтра…

– Все в порядке, парень! – подмигнул Игорь Петрович. – У меня аж два дня рождения. Фактический и официальный. Родился я в один день, а записали на другой. Мама моя не сразу в ЗАГС смогла пойти за свидетельством. А когда пошла, там, когда меня записывали, с датой маленько напутали. Бывает… Но исправлять потом не стали. Подумаешь, неделя разницы. Не год же! Поэтому я всегда два дня рождения отмечаю. Завтра с родней, в узком кругу, а через неделю уж со всеми гуляем, празднуем. А что, удобно!

– Ясненько… – засмеялся Тимофей – чем дальше, тем сильнее нравился ему тесть, мужик простой и открытый. – Повезло!

– А ты рыжий, смотрю… Ох, девки, бойтесь рыжих и косых!

Тимофей захохотал уже в голос, даже в легких закололо.

…Их с Кирой поселили на втором этаже в одной комнате, просторной, с минимумом мебели, но тоже очень уютной. Тимофей немного переживал до того, не хотелось бы проводить ночь без невесты… Десять лет он спал с Кирой в одной кровати. А вдруг родичи Киры решат соблюсти этикет, поселят их в разных местах?

Но нет, отец с матерью у Киры оказались людьми нормальными, без предрассудков.

Мать Киры, показывая Тимофею комнату, сказала, смущенно улыбаясь:

– Вот, здесь жить будете с Кирой. Как, ничего?

– Да все отлично, Ольга Витальевна!

– Если что, обращайтесь… – прошелестела будущая теща, потупив глаза и пятясь к двери. – Будьте как дома, деточки мои!

Кира с Тимофеем остались вдвоем.

– Слушай, вы с матерью – одно лицо. Только та старше, конечно, – выпалил Тимофей.

– Говорят, что, если хочешь узнать, как будет выглядеть твоя жена в старости, посмотри на ее мать, – усмехнулась Кира.

– Отлично будешь выглядеть! Мне повезло.

Чуть позже Ольга Витальевна позвала вниз, пить чай. Кира отказалась, сославшись на усталость, а Тимофей спустился, хотя тоже был измучен дорогой, даже голова болела – не сильно, но очень противно.

Посидел часок с тестем (Ольга Витальевна с Гелей тоже ненадолго задержались, ушли спать), выпили сладкого домашнего вина.

Кира уже дремала. Когда Тимофей поднялся, она сонным голосом недовольно попросила не шуметь и не тревожить ее.

– Вот всегда так… – раздраженно буркнул в ответ Тимофей и нырнул под одеяло. Подушка приятно пахла чем-то, какими-то лесными травами.

Все здесь казалось ему чудесным – и дом этот, и будущие родственники, вот если бы еще только голова не болела… Кстати, и Ольга Витальевна, если присмотреться, оказалась очень кроткой женщиной, вряд ли она притесняла Киру.

И чего Кира не вспоминала даже про своих предков? Нет, они созванивались, Кира и ее родители, и вроде как встречались: когда Тимофей был в командировке в Австрии, на пару дней в их с Кирой квартиру приезжала Ольга Витальевна с Гелей… Но не было любви какой-то, что ли, у Киры к ее родне. Кира всегда жила так, словно ее, этой родни, не существовало.

Может быть, Кира – холодная эгоистка?

«Боже мой, а ведь правда… – От неожиданности тело у Тимофея даже мурашками покрылось, его озноб прошиб. – Я дурак. Всегда все замечаю – что в жизни происходит, как другие люди между собой общаются; по работе тоже – как только где колебания в экономике… Но главного-то и не заметил! Вот что называется – сапожник без сапог! Десять лет не обращал внимания на то, как Кира практически игнорировала своих родителей. Своих родных, самых близких людей! Уехала отсюда в шестнадцать лет… Тринадцать лет дома не появлялась. И сейчас с великим трудом заставила себя приехать. А это ведь знак! Показатель того, какой она человек, как относится к тем, кто ее любит. Но если так, то и на меня ей наплевать. Я ведь, если подумать, чуть не облизываю ее всю, кожу живьем с себя готов содрать ради нее… А она? Она спокойно принимает дары мои (как материальные, так и нематериальные) и… как само собой разумеющееся! В ЗАГС еле затащил, спустя столько лет! Она хорошая, она мне верна, я точно знаю. Но она холодная. И больше того – ей и не надо ничего. Ужасно, когда женщины корыстны, но не менее ужасно, когда они просто позволяют рядом с собой жить. А Кира именно что позволяет… Она любит только свою музыку, а я, я живой человек, из плоти и крови, я задаром ей не нужен!»

– Кира. Кира, проснись! – вскочив, яростно зашипел Тимофей. – Скажи честно – ты меня любишь?!

Пауза. Но Кира не спала – темнота была наполнена чем-то, каким-то невидимым, неслышимым движением.

Наконец шепотом, тающим, прекрасным, нежным голосом, ответила:

– Тимочка, я люблю тебя. Только, пожалуйста, спи уже.

«О господи… Врет ведь!»

– Ты какая-то не такая.

– Тимочка… Завтра тяжелый день.

– Тяжелый? Дэ Рэ в узком кругу – вот что твой папа сказал.

– Ты просто не знаешь наш узкий круг. Это три мои тетки, их мужья, тоже числом три, кажется, и их дети…

– У твоего отца еще три сестры?

– Двоюродные. Не родные. Но как родные. У моего отца умерла мать, моя бабушка то есть… Ему тогда было четырнадцать лет. И его тогда взяла себе на воспитание сестра покойной матери, бабушка Маруся, у которой уже своих трое детей было.

– Ого, – Тимофей на некоторое время отвлекся. – Сколько родни! И ты их всех не видела все эти тринадцать лет?

– Да, – просто ответила Кира.

– И получается, ты даже не видела, как растет твоя родная сестра Ангелина?

– Да. Да, да, да.

* * *

Этой ночью Кира хотела спать и могла заснуть, она это чувствовала, а вот Тим – наоборот – пыхтел, потел, ворочался с боку на бок, приставал с глупыми вопросами и очень мешал Кире. Затих только под утро.

…Открыла глаза – за кружевными занавесками играли солнечные блики, покачивались ветви деревьев. Картина настолько умиротворяющая, что у Киры защемило сердце. Она тихонько выскользнула из постели, оделась, прислушалась у двери.

В доме было тихо. Ни голосов, ни других звуков. Постояв минут десять, Кира поняла, что никого нет.

Спустилась вниз, на первый этаж, огляделась.

Звериные мертвые морды на стенах, пронзительный блеск стеклянных глаз. Кира их и в детстве боялась, этих морд. И еще ей всегда казалось, что в «зале» чуть-чуть пахнет мертвечиной. Хотя, помнится, отец всегда хвастал, какой знатный таксидермист его приятель, Прохоров, кажется, делает свою работу тщательно, поделки ничуть не портятся от времени и выглядят прекрасно.

Отец и Киру пытался научить стрелять из ружья, но она так и не смогла никого убить. Это же ужасно – убить живое существо, пусть и не имеющее души, как человек. Отец, наверное, хотел мальчика, а у него родились две девочки…

– Доброе утро… – прошелестело рядом. Кира оглянулась – это Геля стояла за ее спиной.