Цитаты из книг автора «Татьяна Толстая»

Жив ли старик-то? А проведать его... Может, книга у него есть? Может, почитать даст? — и лечить его не надо, сам даст...

время от времени они мне не нравятся. По разным причинам. Прочтешь – и привкус технического, искусственного ванилина.

есть авторы, чьи тексты мне обычно нравятся, а ведь хорошо написанный текст – вещь сложная, ощущение от него в двух словах не передашь. Там и запах, и цвет, и криволинейные разные объемы, плавающие, как прозрачные нити в поле зрения, или мотающиеся на ветру, с рваными краями, или это ночное небо с хором невидимых мелких существ: не кузнечиков, нет, не кузнечиков. Или

вообще, конечно, тексты пахнут, имеют тончайшие привкусы, а если у автора устойчивая стилистика, единая, так сказать, манера письма, то и сам автор в сознании читателя словно бы пропитывается этим запахом.

Весь трепет жизни, всех веков и рас, Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас. Стихи. Захлопнул, другую листанул. Кому назначен темный жребий, Над тем не властен хоровод. Он, как звезда, утонет в небе, И новая звезда взойдет.

вот и есть! — закричал ополоумевший Истопник, — «Никитские ворота» — это моя вам фита, всему народу фита! Чтобы память была о славном прошлом! С надеждой на будущее! Все, все восстановим, а начнем с малого! Это же целый пласт нашей истории! Тут Пушкин был! Он тут венчался!

...хоть тыщу, все равно. Читать ты, по сути дела, не умеешь, книга тебе не впрок, пустой шелест, набор букв. Жизненную, жизненную азбуку не освоил! Бенедикт обомлел. Не знал, что сказать. Такое вранье откровенное, прямо вот так тебе и говорят: ты — не ты, и не Бенедикт, и на белом свете не живешь, и... прям не знаю что. — Вот уж сказали... То есть как же? Азбуку-то... Вот есть «аз»... «слово», «мыслете»... «ферт» тоже... — Есть и «ферт», а есть и «фита», «ять», «ижица», есть понятия тебе недоступные: чуткость, сострадание, великодушие... — Права личности, — подъелдыкнул Лев Львович, из диссидентов. — Честность, справедливость, душевная зоркость... — Свобода слова, свобода печати, свобода собраний, — Лев Львович. — Взаимопомощь, уважение к другому человеку... Самопожертвование... — А вот это уже душок! — закричал Лев Львович, грозя пальцем. — Душок! Не в первый раз замечаю, куда вы со своей охраной памятников клоните! От этого уже попахивает!

трибунам прикипели наши взгляды, И ловит слух в державной тишине Итоговую взвешенность доклада, Где все разделы — с веком наравне!

Ах, этот миг, ах, горькое борение... Пусть пиво бродит в бочке вместе с солодом; Ведь жизнь могла быть — чистое парение, —  Но небо пролилось дождем и холодом...

Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моем, И падают светлые мысли, Сожженные темным огнем...