Глава 8 МАМА, МАМОЧКА…

Гречко занялась подготовкой к опознанию, а Катя и Сергеев, не мешкая, двинули к родителям Кораблина на Речную улицу.

– Значит, со мной? Прежние времена решила вспомнить? – спросил Сергеев. – Не забыла, как мы с тобой за Костей Слесаренко гонялись, ну, который нумизмата в Братеевке обул на все его антикварные и юбилейные сбережения.

Катя помнила все распрекрасно – было такое дело четыре года назад, когда она еще работала следователем в Каменске.

– Мальчик этот, Стасик, насколько я помню, жил со старшим братом и матерью, – напутствовала их Ира. – Брат – так, беспутный, полнейшая пустельга. А мать – трудяга. На «Новаторе» монтажницей вкалывала. Я вместе со Строевой, помнится, обыск у них в квартире делала, так этот Стасик, ему лет семь тогда было, прямо по пятам за нами ходил. Видите ли, любопытно ему было, как тетя-следователь работает. Потом, когда брат уже у нас в ИВС сидел, тоже наведывался ко мне: передачки приносил – белье, сигареты. Тихий такой, словно мышонок. Брата, по всему видно, любил очень.

– А мать? – спросила Катя.

Ира пожала плечами.

– Я ее только раз и видела, когда допрашивала насчет старшего сына. Она простая, ну, обычная совсем. Все только о работе, о работе.

– Что ж, черт возьми, эта простая ребенка-то своего не хватилась? Ведь его четверо суток дома нет! – выходил из себя Сергеев. – Она закладывала?

– Нет, вроде не похоже было, – отвечала Ира.

На Речной улице, словно гигантские спичечные коробки, среди зелени тополей и лип теснились хрущевки-пятиэтажки, выкрашенные в салатовые и небесно-голубые цвета. Имелся здесь и старый запущенный двор с покосившимся «грибком» и развалившейся песочницей.

У дома с булочной на первом этаже Сергеев остановил машину.

– Квартиру Ира не помнит, ничего, нам сейчас горсправка информацию выдаст. – Он уверенно направился к группе старушек, сидевших на лавочке у подъезда. Вид у них был как у галок на заборе – любопытный и выжидательный.

Кате сразу вспомнился садистский стишок о том, как какая-то старушка «недолго мучилась в высоковольтных проводах». Особенно ее умиляла в этом стишке строчка о «поджаренном брюшке».

– Гражданочки, где у вас тут Кораблины проживают? – осведомился Сергеев.

Старушки переглянулись.

– В сорок шестой квартире, – ответила одна в цветастом байковом халате и белом платочке.

– А вы хто ж Любови нашей будете? – поинтересовалась другая – в толстой вязаной кофте. («И как не испечется! В такую-то жару!» – подумала Катя.)

– А мы, бабушки, родственники. Дальние, – ответил Сергеев, направляясь в подъезд.

– Хахаль ейный, – скрипнула старушка, поясняя мысль другим – более глухим и недогадливым товаркам.

– Хахаль? А вторая-то хто ж? Эта, в длинной юбке, на каблучищах?

Катя поняла, что обсуждают ее, и поспешила следом за начальником Каменского розыска.

Сорок шестая квартира располагалась на пятом этаже под самой крышей. Сергеев долго звонил в обшарпанную дверь. Наконец за ней послышалась какая-то возня.

– Кто? – спросил заспанный женский голос.

– Милиция. Откройте, пожалуйста.

Прошло минуты две. Затем дверь приоткрылась. В щель выглядывала всклокоченная женщина, придерживавшая на полной груди расходившийся полосатый халат.

– Вы Любовь Кораблина?

– Ну. А что?

– Где ваш сын?

– Как где? Срок отбывает. Он сбежал? – ее глаза округлились.

Катя отметила, что женщина – босая, и еще, что у нее под халатом явно ничего больше нет. Заметил это и Сергеев, засопел.

– Я спрашиваю вас о вашем младшем сыне. О Стасике.

Женщина дернула плечом.

– Где ж ему быть? Во дворе небось шлындрает.

На скулах Сергеева заиграли желваки.

– Когда он ушел из дома?

– Да позавтракал и ушел.

«Вот те на, Ира-то обозналась, шли, значит, впустую», – подумала Катя и невольно вздохнула с облегчением: слава Богу, что этот Стасик жив.

– А вы почему не на работе? – сухо спросил Сергеев.

– Любань, кто там? Чего надо? – За спиной женщины зарокотал хрипловатый баритон, и возник его обладатель – низкорослый, кряжистый и волосатый мужик в застиранной майке и весьма нескромных плавках.

– Из милиции тут, Коля.

– Ну? – Колян уперся в Сергеева мутноватым взглядом. – Штой-то?

– Вот отчего мы не на работе, интересуются, – хихикнула женщина.

– А мы в отпуске. В бессрочном. Что ж, это теперь властью запрещается? – Колян оттер Кораблину татуированным плечом. – Зарплату не плотят, зато личной жизнью жить дают. Ну, что надо-то?

– Вы кто такой? – спросил Сергеев.

– Прохоров Николай. На слово поверите или паспорт предъявить?

– Войти позволите? – Сергеев шагнул вперед.

– Отчего ж. Только на «корочку» вашу взгляну прежде.

Он долго и придирчиво изучал удостоверение Сергеева, наконец сказал:

– Ишь ты, май-о-ор. Ну, майор, заходи – гостем будешь, пузырь поставишь – хозяином станешь.

Катя хотела было пройти следом за Сергеевым в полутемный коридор, как вдруг сбоку открылась дверь сорок пятой квартиры. В щель высунулась белобрысая головка – мальчишка лет восьми смотрел на Катю снизу вверх.

– Вы к кому, тетя? – спросил он тоненько.

– К Стасику Кораблину.

– А его нет.

– А где же он? Во дворе гуляет?

Мальчишка шмыгнул курносым носом.

– Его мать из дома выгнала.

Катя наклонилась, снизила голос до шепота:

– Ты точно знаешь?

– Ага. Он колбасу какую-то съел и банку кокнул с огурцами. Так его дядя Колян выпорол, а он его водку в унитаз вылил. Ну, чтоб в расчете быть. Тогда мать его выбивалкой по голове и вон. Я все видел и слышал. Он сказал, что больше домой не вернется.

– Когда это было?

– На той неделе еще.

– Припомни день, пожалуйста.

Мальчишка только пожал плечами.

– Тебя как зовут? – спросила Катя.

– Павлик.

– Не Морозов, случаем?

– Не-а.

– Павлик, а что в тот день по телевизору показывали?

– Про инопланетян мультяшку. Там кибер на землю прилетел и начал наших, ну, людей…

– Павлик, а когда ты Стасика в последний раз видел?

– Тогда и видел. Мы во дворе постояли. Он сказал, что домой не пойдет, все равно его Колян запорет.

– А куда он пошел, не знаешь?

Мальчишка помотал головой – точно одуванчик на ветру.

– А с кем он дружил?

– С Вовкой Подколзиным из второго подъезда. Только тот в Турцию с родителями уехал, давно еще. Еще с Жуком.

– Жуком?

– Ну да, из седьмого дома. Ну ладно, мне рыбок пора кормить, тетя. – Мальчишка юркнул за дверь.

Катя, задыхаясь от гнева, вошла в квартиру Кораблиных. В комнате с неубранной постелью и зашторенными от жары окнами за круглым, покрытым изрезанной и прожженной клеенкой столом сидели Сергеев, Колян и Кораблина.

– Да придет пацаненок, проголодается – явится, – ворчал Колян. – Он у нас парень смышленый, чего вы?

Катя поняла, что Сергеев пока не сказал им о смерти Стасика. Начальник розыска говорил мало, больше слушал. Но Катя всю эту подлую ложь слушать не желала.

– Так, значит, Стасик после завтрака убежал? – спросила она гневно. – После какого, интересно, завтрака?

– То есть как? – Кораблина заколыхалась на стуле.

– А так, что завтрак этот был еще в прошлый понедельник! – взорвалась Катя. – Вы что, мадам Кораблина, что вы нам тут зубы заговариваете? У вас ребенка уже целую неделю дома нет! Вы ж его выгнали, как котенка, за банку с огурцами!

– А-а, моя милиция, это которая бережет и бдит за мной, – Колян усмехнулся горько. – Ну все знают! Все! И о том, как свое дитя уму-разуму учить и как бабу свою…

– Потише, потише, – Сергеев грозно сдвинул брови. Были они у него черные и густые. – А почему вы вводите нас в заблуждение?

– Да ваше-то какое дело?

– Где Стасик? – спросила Катя Кораблину. – Неужели за семь дней вы даже не попытались узнать, что с ним? Вы же мать, Господи!

– Да что с ним будет-то? Он у Светки наверняка околачивается, – заворчала Кораблина. – Он и раньше, как нашкодит, все к ней бегал.

Сергеев встал.

– Кто эта Светка?

– Жена моего старшего. Она учительницей в школе, где Стаська учится.

– Нет его там, – сказал Сергеев.

Катя поняла, что будет дальше, повернулась и пошла вон из квартиры. На лестничной клетке ее настиг звериный вопль Кораблиной.

– Сволочь, вот сволочь! Ну и мамаша! – Катя исходила яростью в кабинете Иры Гречко, куда вернулась в Речной. – Ребенка выгнала, чтоб с мужиком амуры крутить не мешал. Из-за этого все, я сразу поняла – квартира-то однокомнатная. А банка – это только предлог.

– Надо же! Прежде как ломовая лошадь вкалывала, а теперь на тебе – друга сердца завела. Как его, Колян, да? Ну как раз, – Ира покачала головой. – Выходит, кому-то отпуск по безработице на пользу.

– Только не Стасику, – Катя села на краешек стола. Щеки ее пылали. – Я завтра к вам вернусь, если получится. Сергеев обещал Жука установить. И к учительнице съездим. Странно, однако, у уголовника – жена учительница.

– Он не уголовник. Брат Стасика просто обалдуй. Но, как ни странно, добрый. И красивый тоже, – заметила Ира. – Не в мамашу.

– Это кто у нас красивый? – В дверях появился не кто иной, как Леша Караваев – загорелый, взволнованный и запыхавшийся. – Девочки-труженицы, салют! Салют, милые! Эх, двадцать пятый кабинет, опять как в прежние времена, прям душой у вас тут отдыхаешь! Катюш, серьезно, возвращайся к нам, а?

Появление влюбленного Караваева несколько разрядило обстановку. Катя понемногу успокоилась.

Леша сдержал обещание, узнал про дачу: «Хозяева в Германию подались к родственникам, на лето сдают за четыреста».

– А для кого дача? – поинтересовался он.

– Для одного парня с мальчиком. Представляешь, взял и усыновил китайчонка.

– Китайчонка? А где он его раздобыл?

– Не знаю еще, – Катя вздохнула. – Но хороший парень, друг моих друзей. Надо помочь.

– Хорошему человеку поможем, – пообещал Караваев. – Дай ему мой телефон. Пусть звякнет мне и подъедет в Братеевку, вместе и дом посмотрим и, если подойдет, дельце сладим. Ну, ты сейчас куда?

– Она ко мне, – Ира начала собирать вещи. – Семь уже. Ты у меня, Катька, останешься. Чего тебе сегодня возвращаться, а завтра на автобусе сюда тащиться? Своим на работу с утра позвонишь.

Катя хотела было согласиться, но… увидев, какими глазами (ну прямо по семь копеек) Караваев глядит на Иру, передумала: «Нет, надо сматывать удочки. Не мешать тут. Он ее сейчас домой провожать потащится – за этим ведь явился. Глядишь, дело и сладится. И в Чечню ехать погибать геройской смертью не надо будет».

– Нет, Ир, не могу. Я Вадьке обещала вернуться, и не поздно.

– Вадим Андреевич? Приветик ему от меня, – Караваев ухмыльнулся. – Давно он к нам не заглядывал. Передай, мол, Караваев рад будет.

Катя посмотрела в зеркальце «на дорожку». Гречко и Караваев пошли провожать ее до автобусной остановки. Катя мысленно пожелала удачи влюбленному Леше.

Последнее, что она увидела в окно автобуса, было Ирино темно-зеленое платье, мелькнувшее в толпе на привокзальной площади.