– А я вам пока ничего конкретного сказать не могу, – заявила им строгая женщина-патологоанатом в морге при бюро судмедэкспертиз Солнечногорской городской больницы. – Тело привезли всего пару часов назад. И это железнодорожная авария. Что вы хотите? Там работы на несколько дней, учитывая, в каком состоянии труп. Я пошлю отчет о вскрытии в транспортный отдел и прокуратуру. Так уж и быть, копию – вам. А почему вас так интересует это самоубийство?
– Потерпевшая проходила у меня по проверочному материалу как свидетельница, – уклончиво ответил Владимир Миронов. – И она не производила впечатление человека, склонного к суициду.
– Нельзя составить себе мнение о человеке за один допрос, – возразила патологоанатом. – Дождитесь результатов экспертизы.
– Обратите внимание, если возможно, на наличие признаков каких-либо хронических заболеваний у нее.
– Да, конечно. Это стандартная процедура.
Катя поняла, что деловая и энергичная патологоанатом недвусмысленно указывает им на дверь. Но старлей Миронов делал вид, что ничего подобного не замечает. Какое-то время он выдерживал паузу, а потом вдруг спросил:
– А что с тем, другим телом?
Катя снова насторожилась. А это что еще такое? О чем он?
– Мы провели проверку.
– И?
– Исследование тоже.
– И каков результат?
– Посмертное изъятие.
Катя старалась не упустить ни слова. Солнечногорск дачный, ты полон сюрпризов.
– Но труп поступил в морг в нормальном состоянии, – констатировал Миронов.
– Да, там же все документы оформлялись. Все описано, в том числе и состояние тела при поступлении. Причина смерти – цирроз печени. Умерший страдал алкоголизмом. Его тело оказалось безхозным. За ним никто не обращался для организации похорон.
– Он лежал у вас в хранилище морга… сколько?
– Три месяца, – сухо отчеканила патологоанатом.
– И что вы установили по время исследования?
– Посмертное изъятие кожных покровов. У него удалены… срезаны мягкие ткани на обеих стопах – на подушечках больших пальцев и пятках.
– И когда это могло произойти?
– После поступления в морг. Конкретное время хирургического вмешательства вам никто не скажет.
– А это хирургическое вмешательство?
– Ну, я это так называю. Хотя такие действия с трупом мог совершить и не медик-профессионал.
– И какова реакция руководства больницы?
– Мы написали заявление в полицию – что вы спрашиваете, вам же это отлично известно? Здесь мы провели внутреннее расследование.
– И какой результат?
– Все сотрудники морга написали объяснительные. Эксперты-патологоанатомы тоже. И я писала, и мой помощник. И из ординатуры. Но у нас тут еще занятия проводились – студенты двух медицинских колледжей и института. Это большая группа. И они все посещали и морг, и прозекторскую.
– Судя по вашему лицу, это не все, – проницательно заметил старлей Миронов.
Катя, которая слушала и помалкивала, тоже отметила, что надменное лицо дамы-патологоанатома даже под слоем тонального крема покрылось красными пятнами от досады и уязвленной профессиональной гордости.
– Мы обнаружили еще один бесхозный труп с посмертными повреждениями.
– Второй?
– Тоже мужчина, моложе того, первого – двадцатилетний. Причина смерти – передозировка наркотиков. Он бомж.
– И у него тоже повреждены ступни?
– Ухо. У него удалено левое ухо.
– А когда он к вам поступил? Когда он умер?
– Примерно в то же самое время, что и первый. Три месяца назад – разница примерно неделя.
– Что за некрофил у вас завелся, коллега? – спросил Миронов.
– Это не некрофил. Это что-то другое.
– Если бы почку изъяли, сердце… можно еще говорить о посмертной торговле органами, хотя это как-то фантастично. Их же не так изымают. А тут ухо и… пятки?
– Это не изъятие органов, не посмертное донорство. И не некрофилия. Я же говорю вам – это что-то иное. С чем мы никогда не сталкивались.
– Напишите новое заявление, – сказал Миронов. – Теперь уж точно мы возбудим по этим фактам уголовное дело.
Патологоанатом кивнула. И вернулась в прозекторскую.
– Володя, а это что еще такое? – недоуменно спросила Катя.
– Это здешний кошмарик. Пока не понятно. К Полозовой это, конечно, никого отношения не имеет. Но у меня проверочный материал на руках, заявление главврача больницы. Поэтому я и спросил. А тут, оказывается, еще одного покойника нашли, у которого не все части тела на месте.
– Оба тела принадлежат мужчинам. И оба тела никто из родственников не забирал долгое время, как я поняла. Да, и это не посмертное изъятие органов.
– Хулиганство в морге. – Миронов скривился. – Может, кто-то решил таким способом поразвлечься. У медиков порой странные причуды и свой особый взгляд на мир мертвых.
Вернувшись из Солнечногорска, Катя поняла, что из увиденного, каким бы необычным оно ни казалось, шубы, в смысле репортажа для СМИ, не сошьешь. И что ей, в общем-то, в понедельник нечем отчитываться и перед шефом пресс-службы. Инцидент на станции – самоубийство, так, по крайней мере, заявлено официально. А показания машиниста Коркина вряд ли кто, кроме Миронова, вообще воспримет. Да и сам машинист явно не в себе. Вполне понятно, что он всеми силами ищет для себя оправданий, раз убил человека, пусть и неумышленно. Память и разум предлагают ему для этого некие фантастические рецепты.
Нечто… Чего я не видел… Это ее толкнуло…
Это посттравматический шок. Психика машиниста нуждается в коррекции.
Происшествие в морге с телами, у которых изъяты некоторые части, – зловещее, но пока ему нет объяснений. А когда они появятся, возможно, окажется, что это какой-то медик-практикант решил злобно пошутить, оттачивая хирургические навыки. Хулиганство…
Однако что-то все же Катю крайне беспокоило в увиденном и услышанном. Солнечногорск прежде представлялся ей сонным дачным подмосковным городком, где все такое банальное, привычное, даже криминальные происшествия. В субботу, когда она отдыхала дома, совершала утреннюю традиционную пробежку в Нескучном саду, пила кофе в маленьком кафе на Фрунзенской набережной у своего дома, лениво решала, кому из подруг позвонить и, может, посидеть где-нибудь в воскресенье, поболтать, а то ведь не виделись опять сто лет… И пока она дома занималась домашними делами – разобрала, наконец, летние вещи, спрятала их, достала все, что потеплее – осень ведь уже, октябрь. Пока загружала стиральную машину, протирала пыль, выбирала, какую бы книжку почитать на сон грядущий, напившись горячего шоколада, она…
И при этом она думала, что все это лишь начало какой-то истории – то, чему она стала свидетелем и чего так пока и не поняла. И что отчет ее шефу пресс-центра или вообще не родится на свет, или же включит в себя некие события, которые не за горами. Мрачные события…
Она не могла объяснить себе, откуда у нее такая уверенность. Но она привыкла прислушиваться к своему шестому чувству, не так уж и часто дававшему о себе знать. А тут вдруг оно настойчиво зазвонило, словно в невидимый колокольчик.
Нечто… Чего я не видел…
И я тоже…
Катя, подчиняясь этому внутреннему назойливому колокольчику, что все трезвонил так тревожно, не стала сама звонить кому-то из подружек, договариваться на воскресенье о встрече. Более того, она собрала свою сумку загодя. И поставила ее в прихожей у двери. Ночью пошел дождь. Нудный, нескончаемый, осенний. Катя слушала его в темноте в спальне, лежа в постели. Под шум дождя она и заснула. Ее разбудил звонок на мобильный. Электронные часы в спальне показывали девять утра.
– Привет, это снова я. – Катя услышала взволнованный голос Владимира Миронова. – Приезжайте. Если еще не потеряли интерес к нашей карусели. У нас убийство.
– Убийство?!
– Женщину убили в дачном поселке научных работников «Меридиан» – это семидесятый километр. Убийство без видимых причин. И она, эта жертва… в общем, сами увидите. Я уже на месте. Вас пропустят к месту происшествия, Катя.
– Я еду, Володя. Знаете, я… я как чувствовала.
– И я тоже, – ответил Миронов и дал отбой.
Катя наскоро приняла душ, оделась, махнула рукой на воскресный завтрак, схватила какую-то плюшку – пожевать в пути, пока едет туда, снова в Солнечногорск. Взяла ключи от машины, побежала на стоянку, прикидывая, хватит ли бензина в баке после пятничных поездок или надо заскочить срочно на заправку. Решила, что хватит. Села в свой «крохотун» – смарт.
И – опять скоростное шоссе до Клина. Съезд на Солнечногорск. Свобода. Полное отсутствие пробок. Навигатор вел ее на семидесятый километр к поселку «Меридиан». И вот она въехала в дачный, самый обычный с виду тихий подмосковный поселок, мокрый, ох, такой мокрый после ночного дождя. И первое, что увидела, – полицейские автомобили с мигалками, перегородившие дачную дорогу.
Она выскочила из машины, потрясая удостоверением, но местные были непоколебимы: мы вас не пустим. Назад! Мало ли что ведомственная пресса! Еще прессы тут не хватало!
– А где это? Где место происшествия? – не сдавалась Катя.
Но хмурые патрульные отворачивались, не вступали в разговоры. Тогда она позвонила Миронову.
– Я уже здесь.
– Мы все здесь. Сейчас я за вами приду.
– Меня не пропускают ваши. Это какой дом, что за улица?
– Это на берегу озера. Ее дом почти рядом.
Миронов пришел через пять минут – в старой куртке, кроссовках и джинсах, перепачканных бурой глиной. Он махнул патрульным, что-то сказал, и они с Катей двинулись в сторону хвойного леса. Дачи усеяли этот лес, как грибы. Было так тихо… Дачная жизнь в поселке замерла. В ненастье мало кто из дачников приехал провести выходные на вольном воздухе.
– Везде так в дачных поселках: как только отключают подачу воды на участки, так сразу тишь да глушь. Но она приехала. На свою погибель.
– Когда произошло убийство? – спросила Катя, скользя на мокрой хвое под ногами.
– Патологоанатом сказал – около пятнадцати часов назад. Ее убили вчера вечером где-то между восемью и девятью часами. И тело так и лежало там, на берегу озера. Убитую обнаружила утром ее знакомая. Она сегодня приехала на дачу. Пошла к ней, увидела, что калитка открыта. Она дошла до озера, там у них скамейка врыта. Место очень красивое. И нашла ее на берегу. Мертвой.
Миронов указал вперед. Забор. Крыша двухэтажной маленькой старой дачи. Они обошли ее. Там тоже стояла полицейская машина и сновали сотрудники уголовного розыска и эксперты. Прошли еще метров сто, открылось лесное озеро. Такое чудесное – темная вода, обрамленная хвойным бором. Глинистый берег. Скамейка, потемневшая от дождей, – два чурбачка и доска. С нее открывался великолепный вид на озеро. Среди деревьев виднелись крыши дачных домов.
А у скамейки – полно сотрудников полиции. Только нет желтой полицейской ленты, потому что место – простор и воля. Такое не огородишь.
Миронов провел Катю прямо к экспертам. И она увидела тело. Женщина лежала ничком. Она была одета просто, по-дачному: куртка, вытертые серые джинсы, старые кроссовки Nike. Катя еще не видела ее лица. Но ее поразили волосы женщины – густые, черные как смоль, блестящие. Одежда и волосы перепачканы глиной.
И вот эксперт осторожно повернул ее на бок.
– Афия Кофи Бадьянова-Асанте, – сказал Владимир Миронов. – Это ее имя. Ее вещи нашли в доме, сумку. Там права. Она приехала на своей машине.
Афия Кофи Бадьянова-Асанте…
Женщина была темнокожей. Ее лицо с тонкими точеными чертами поражало породистой красотой. Такой неповторимой особенной красотой обладают только женщины Африки.
– Она иностранка? – спросила Катя.
– Нет. Она не иностранка. Она гражданка России, хозяйка дачи. Ее знакомая, которая обнаружила тело, сказала нам, что ее отец был из Ганы, учился у нас здесь. А мать русская. Она давно построила эту дачу здесь, в научном кооперативе.
Афия Кофи выглядела лет на тридцать восемь. Катя не заметила крови ни на ее одежде, ни на лице.
– Дождь всю ночь лил. Дождь все смыл. – Миронов словно угадал ее мысли. – И кровь, и следы. Если таковые были. У нее черепно-мозговая травма. Ее ударили по голове чем-то тяжелым.
– И удар нанесли, когда тело было в положении лежа, – откликнулся эксперт, который надевал на кисти трупа пластиковые пакеты. – Очень сильный удар. Второго не потребовалось. Ей раскололи череп.
Катя тоже смотрела на руки убитой – темные тонкие пальцы и ногти, покрытые розовым прозрачным лаком. Идеальный маникюр. Но под ногтями – глина. Женщина царапала землю в агонии.
– Других повреждений вроде нет, – констатировал патологоанатом. – Но она же одета. Конкретно скажем уже при вскрытии. Ну все, мы забираем тело. Увозим.
Это он сказал не Миронову, а следователю. Катя, чье внимание было целиком поглощено ужасным зрелищем, лишь сейчас отвлеклась и увидела всех: и того же следователя, и сотрудников Солнечногорского УВД, и местное начальство. Миронов как раз подошел к начальнику УВД, тот что-то тихо ему приказывал. Миронов кивнул. Затем он повернул назад, оглянулся и кивнул незаметно Кате.
Тело Афии Кофи Бадьяновой-Асанте осторожно подняли, положили сначала на брезент, потом начали паковать в черный пластиковый мешок. Понесли от берега на руках – «Скорая» не могла сюда проехать, не увязнув в глине.
– Вы сейчас куда? – тихо спросила Катя, нагоняя Миронова, который явно звал ее с собой.
– Допрошу детально нашу единственную свидетельницу, ту, что тело нашла. Она ее приятельница давняя. Некая Журавлева Полина. С ней была истерика, когда мы приехали. Она так кричала. Все порывалась куда-то бежать, сводить с кем-то какие-то счеты.
– Какие счеты?
– Она утверждает, что знает, кто убил Афию. – Миронов повернул к даче за высоким синим забором.
О проекте
О подписке