Глава 5
Первое знакомство

Знакомство «вприглядку» состоялось у Кати с четой Жуковских – Владимиром и Оксаной и Алексеем Николаевичем Жуковским на свадьбе Катиной подруги Нины Картвели.

Свадьба Нины и Марка Гольдера – это было первое, что вспомнила Катя после того, как проводила Драгоценного в аэропорт. Вечерний рейс, Драгоценный сопровождал своего хворого работодателя Чугунова: куча багажа, обслуга, старая жена работодателя, его секретарша-любовница, личный врач, медсестра. Это самое «сынок», которое повторял Чугунов Драгоценному к месту и не к месту, – все это почти бесило Катю. Умнее и тактичнее было остаться дома и не ехать в Шереметьево. Она и осталась. Простились, что называется, на пороге.

– Сразу позвоню, а ты готовься недельки через три ко мне, отпуск оформляй, – командовал Драгоценный.

– Хорошо, Вадик, я все сделаю.

Уехал. Улетел… Сокол ненаглядный. Катя долго стояла у окна, хотя видеть было некого и нечего – одну лишь Фрунзенскую набережную, реку, зелень парка на том берегу. Сокол мой…

Потом все было как обычно. Рядовой августовский вечер – не поехала на дачу, осталась в городе, потому что сокол, сокол ненаглядный улетел.

А ночью Катя проснулась в слезах. Подушка была мокрой. Так было жалко себя. Просто ужасно. Запоздалая реакция на разлуку. На «улет». И вспомнилось самое яркое из последних впечатлений перед разлукой: свадьба Нины и Марка Гольдера, на которой они были вместе с Драгоценным. Он и сам туда разрядился как жених, что бывало с ним крайне редко. И Катя по такому случаю разорилась, купила дорогое вечернее платье.

Свадебный банкет проходил в Кремлевском зале ресторана «Прага». Нина-невеста была похожа на маленькую снежную птичку – вся в белом, а долговязый Гольдер – шахматист, гроссмейстер – парил над ней как орел. Истинный орел. История их романа была трудной, порой трагичной, все происходило на глазах Кати, да Драгоценный под занавес сыграл в этой истории почти рыцарскую роль спасителя. Такое не забывается. Но Катя не любила вспоминать ТО. Лучше было помнить ЭТО – зал ресторана, переполненный гостями, счастливую Нину, гордого жениха в съехавшем от волнения чуть-чуть набок парадном галстуке.

«Горько!» – закричал Драгоценный. И это было лучшее, что слышал Марк Гольдер, – это было видно по его глазам и счастливой улыбке.

«Горько!»

Сейчас, ночью, одной Кате было так больно и так радостно это вспоминать. Чужое счастье… Но разве они с Драгоценным не были счастливы там?

Среди гостей на свадьбе представителей мира шахмат, о котором Катя имела весьма смутное представление, было немного. Больше было друзей Марка Гольдера – двое космонавтов, знаменитый футбольный тренер (Драгоценный не отходил от него весь вечер, обхаживая, словно красотку, и все добиваясь каких-то прогнозов на будущий чемпионат), оперный бас, предприниматели, ученые, музыканты.

Катя обратила внимание на очень милую молодую женщину. Нина сказала, что это Оксана Жуковская, двоюродная сестра Марка, и показала ее мужа Владимира. Сначала он не произвел на нее особого впечатления – лет сорока, по виду типичный офисный клерк. Но потом в связи с ажиотажем, который поднялся в банкетном зале, когда приехал его старший брат Алексей Жуковский, она пригляделась к нему повнимательнее.

То, что приехала важная персона, стало ясно сразу по количеству охранников, которые наводнили зал. А потом в двери вошел самого обычного вида мужчина в дорогом, но слегка помятом костюме. Костюм был для него обязательной, почти рабочей униформой, однако носить «как следует» он его не умел. Видно было, что привык он больше к курткам, свитерам и рубашкам в клетку, к майкам, к джинсам, кроссовкам. Относительно моложавое лицо его было все сплошь в сетке мелких морщин, и, когда он улыбался, они становились глубже, заметнее.

Он вошел в зал, обнял Гольдера, сгреб его в охапку – так здороваются только старые добрые верные товарищи. Потом поцеловал смутившуюся Нину.

– Он сюда прямо из Кремля с заседания Совета безопасности, – раздался позади Кати шепот. В толпе гостей всегда найдется этакий «знайка».

Жуковского-старшего почтительно окружили. Катя заметила, что преобладали в этом «кружке» в основном ученые и космонавты. Потом все сели за свадебный стол.

«Горько!»

Поцелуй…

«Горько!»

Вспоминать это ночью одной, без Драгоценного было… Эх, что поделаешь! Уехал. Уехал надолго. Оставил одну.

Утром Катя встала рано и на работу собиралась лениво. Кофе стыл. По Москве-реке под самыми окнами плыли навстречу друг другу два прогулочных теплохода.

«Это как два корабля, идущих навстречу. Ожидается первое столкновение разогнанных до световой скорости частиц. Пучок протонов…»

Там, за свадебным столом в «Праге», напротив Кати и Драгоценного сидели ученые-физики и знаменитый оперный бас – философ по жизни. Беседовали чинно на горячую тему последних дней: запуск Большого коллайдера в Европе. Кате казалось, что на свадьбе такая заумь – это слишком, но…

– По сути, это эксперимент вселенского масштаба. Примерить на себя роль создателя и понять, как все начиналось, – разве это не заманчиво? Как видите, не случилось никакого конца света, никакой «черной дыры». И вообще это дьявольски интересно – узнать…

– Вот именно дьявольски, – прогудел бас-философ. – Эх, многоуважаемые… Я понимаю, что в военном аспекте для таких, как наш Алексей Николаевич, занятых проблемами разработки новейших типов вооружений, это огромный шаг вперед, но в моральном, человеческом аспекте…

– При чем тут это?

– При том, что человеку вообще нравится изображать из себя бога. И при этом не знать, не понимать самого себя. Вселенную препарировать замахиваемся, а собственная душа – потемки. А внутри каждого из нас порой такое скрыто – такие бездны, такие «черные дыры». И справиться с ними нет никакой возможности – затягивают, подчиняют, разрушают, выплескиваются наружу, и человек сам себя не узнает, пугается до смерти. Греки вдалбливали: познай самого себя сначала. А уж потом за все остальное берись. А мы – этакие ящики Пандоры, где наши страхи, наше неверие, наши сомнения, зависть, тайные желания, наша боль в такой тугой узел сплелись, что и не развязать, не распутать, корчим из себя бог знает кого… точнее, черт знает кого…

Прогулочные теплоходы прогудели приветственно и разошлись. Катя подлила себе еще кофе. Вот тебе, душенька, и коллайдер…

Драгоценному пора бы и позвонить.

Писк мобильного настиг ее, когда она открывала ключом свой кабинет. Вот, только придете на работу, а вам уже звонят, вас хотят, вас требуют.

– Привет, зайчик, это я.

– Вадик? Как долетели?

– Нормально. Ты как?

– Хорошо. – Не рассказывать же, что проревела всю ночь, нос вон даже распух. – Я отлично.

– Ладно, мы со стариком сегодня по врачам. Ты давай не скучай там без меня, – тон у Драгоценного был самым деловитым.

– Не буду. Я тебя вспоминала.

– Уже? Хвалю. Ну ладно, шер ами, меня мой старик к себе призывает. Все, целую, не скучай.

НЕ БУДУ. Катя оглядела кабинет. Бросила сумку на стол. ОБЕЩАЮ, ЧТО НЕ БУДУ СКУЧАТЬ.

Глава 6
Бармаглот

«Не скучать» можно было, только занявшись работой. В пресс-центре ГУВД Московской области, где Катя трудилась криминальным обозревателем, в августе был сезон отпусков. Такой сезон был и во всем главке. Подозрительное затишье царило и в криминальных сводках, словно все братки, урки, маньяки и воры дружно двинули «на юга».

Квартирные кражи, угоны, бытовые разборки на почве пьянства – Катя тщетно просматривала сводки. Ничего стоящего.

Но она же собиралась «не скучать». Слово вот дала… Спустилась в уголовный розыск. Прошла мимо запертого кабинета начальника отдела убийств Никиты Колосова. И этот сокол ясный тоже улетел. Сначала в отпуск, а затем, спешно вызванный оттуда, в сводную следственно-оперативную группу МВД и прокуратуры на Кавказ. И без него в розыске стало как-то пусто-пусто…

Ничего, незаменимых у нас нет. Катя даже разозлилась. Ну все, все куда-то отвалили! А кто не отвалил, так тому до нее дела нет никакого. Сережа Мещерский в Греции, у него лето – самый горячий сезон, его фирма туристическая бабки заколачивает. У Нинки медовый месяц, у подружки Анфисы сердечные дрязги с возлюбленным, с которым они вроде как совсем расстались, разругались в пух, ан вот опять как капельки ртути потянулись, устремились друг к другу. Как те чертовы протоны в том чертовом коллайдере.

ЧЕГО ОН ПРИВЯЗАЛСЯ КО МНЕ С САМОГО УТРА, ЭТОТ КОЛЛАЙДЕР? Вообще что это за дрянь такая? И при чем тут это самое «познай сначала себя»?

ВСЕ РАВНО НЕ БУДУ СКУЧАТЬ. Займусь делом. Любым, которое вот сейчас под руку подвернется.

Катя постучала в дверь кабинета заместителя начальника управления розыска Федора Матвеевича Гущина. Вот и не нужно нам никакого Колосова Никиты…

Гущин – полный, лысый (свою лысину он еще молодецки брил а-ля Гоша Куценко), флегматичный пятидесятишестилетний «профи» – сидел за столом, с тоской вперяясь в новенький ноутбук.

– Федор Матвеевич, здравствуйте, а я к вам. Есть что интересное, а то «Вестник Подмосковья» материал требует, а у нас ничего в запасе.

– Приветствую, Екатерина Сергеевна. Ничего стоящего внимания прессы. Вы вот все время на компьютере пишете, ловко пишете, не глянете, что тут у меня за петрушка такая? А то я вконец потерялся с этой вашей техникой.

Катя глянула, «петрушка» была локальной внутриглавковской сетью, Гущин просто открыл не тот файл.

– Ух ты, вот что значит молодежь. – Для Гущина, привыкшего за свои тридцать пять лет службы к картотеке, Интернет был камнем преткновения. – Екатерина, есть одно убийство в Красногорске – я туда выезжаю. Так, ничего особенного: с целью ограбления. Если желаете, то…

На безрыбье и «с целью ограбления» сгодится. Катя быстро вернулась к себе в кабинет, собралась.

И машина у полковника Гущина Федора Матвеевича была круче, чем у майора Колосова. Тот гонял на битой «бээмвухе», водил всегда сам. А тут тоже «БМВ», только новехонький и шофер – богатырь в бронежилете.

– Женщина убита в своей квартире. Сомнений нет – хотели ограбить. – Гущин сам толком еще был не в курсе. – Что-то там со способом проникновения чудно, прокурор Красногорска звонил мне, просил подъехать, посоветоваться.

Где кончилась Москва и начался Красногорск, Катя так и не поняла: и тут и там новостройки, гигантские жилые комплексы вставали как горы по обеим сторонам улицы. Въехали во двор девятнадцатиэтажной башни салатового цвета. Во дворе было полно милицейских машин.

Прокурор Красногорска встретил Гущина у подъезда. Катя стояла в сторонке, чтобы не мешать, но и одновременно так, чтобы все слышать.

– Соседи сообщили в милицию. В квартире кошка дико орала, они стали в дверь звонить, а хозяйка не открывает. Но они точно знали, что она дома должна быть. Вечером накануне в лифте вместе ехали. Фамилия хозяйки Лукьянова, зовут Вероника Валерьевна. Дверь пришлось взломать. Там сейчас эксперты, следователь наш.

– Как убита?

– Два пулевых ранения – оба в голову.

Они поднимались наверх во вместительном грузовом лифте. Катя считала – десятый, двенадцатый, четырнадцатый этаж. Высоко жила эта бедняга.

В прихожей однокомнатной квартиры работали эксперты. Осматривали входную дверь.

Катя следом за Гущиным прошла внутрь: комната просторная, светлая. Днем – гостиная, ночью, когда диван хозяйка раскладывала, превращается в спальню. Широкое ложе, застеленное черным шелковым постельным бельем. На таком, слава богу, крови не видно. А ее должно быть немало – два пулевых ранения в голову. Хозяйка лежит на диване, свесившись до половины. Светлые крашеные волосы метут пол. Поза неестественная, тряпочная, мертвая поза.

Судмедэксперт и двое оперативников осторожно перевернули тело. Катя едва не сплоховала, не отвернулась суетливо, испуганно: мертвое лицо раздроблено пулями, правый глаз отсутствует – вытек.

А кругом в комнате, превращенной в спальню, – разгром: ящики шкафа-купе выворочены, выпотрошены, одежда на полу, тут же разные мелочи. Правда, музыкальный центр и плазменный телевизор на месте, но возле стойки полно разбросано дисков. Катя наступила на дискету. А где ее компьютер?

– Лукьянова Вероника, тридцать четыре года. Квартира была куплена ею три года назад, когда дом заселяли, – доложил Гущину старший оперативной группы. – Два пулевых ранения в голову с близкого расстояния, одну из гильз мы нашли. Видимо, преступник пользовался глушителем. Лукьянова спала, когда он забрался в квартиру через окно.

– Через окно? Вы в своем уме? Тут же четырнадцатый этаж. – Гущин подошел к окну.

Катя тоже подошла, стараясь не глядеть на тело на диване. Стреляли с близкого расстояния. Прямо с подоконника, что ли? Стреляли, выбили глаз. Но в комнате же было темно, раз она спала…

Катя из-за плеча Гущина выглянула в окно. Створка открыта. Лукьянова сама могла оставить окно открытым, август, ночи душные. Но разбить такой стеклопакет трудно, шума много, значит, он должен был видеть, что окно открыто. А можно ли это увидеть снизу, со двора, тем более ночью в темноте?

Было так высоко, что у Кати закружилась голова. Как он, этот убийца, проник сюда? Снизу – невозможно. Сверху, с крыши? Но там еще пять этажей. Катя, стараясь не дотрагиваться до подоконника, где могли остаться следы, отпечатки, высунулась наружу. Жить на такой верхотуре и быть убитой… Вон галка летит… И ЭТОТ, что ли, тоже прилетел? Галка что есть силы крыльями машет, летит, летит… ЛЕТИТ УЖАСНЫЙ БАРМАГЛОТ И ПЫЛКАЕТ ОГНЕМ… Ночной бармаглот, убийца с пистолетом неизвестно пока какой системы. Грабитель? Столько усилий, такой риск, чтобы проникнуть и… Что же он взял отсюда, украл?

– Преступник проник через окно, – твердо сказал старший группы, – наши сейчас крышу осматривают. Он ведь не только попал сюда через окно, он и ушел отсюда таким же способом.

– Что? А дверь? – Гущин кивнул в сторону прихожей.

– Дверь была закрыта изнутри на два замка, на засов-задвижку и на цепочку. МЧС тут почти полтора часа работало, вскрывало. Дверь железная. Лукьянова заперлась на ночь, но это ее не спасло.

– Время смерти примерно?

– Приблизительно около трех часов ночи. Она спала, – ответил судмедэксперт.

– Соседи выстрелов не слышали?

– Мы опросили всех – на лестничной площадке, снизу, сверху. Никто выстрелов не слышал. Был глушитель – однозначно.

– Но кто-то что-то, может, все же слышал, заметил?

– Там с жильцом с двенадцатого этажа наши разговаривают. Вроде он…

– Что из квартиры пропало? – Гущин пристально осматривал окно.

– Мобильного телефона ее мы не нашли пока, деньги – сумка там ее в прихожей вывернута, кошелька нет.

– Ювелирка?

– Не проверили еще.

– Проверяйте. У такой женщины, которая деньги на покупку квартиры нашла, должно быть что-то – колечки, золотишко. Он, этот подонок, он ведь тут что-то искал, по ящикам вон шарил. Не за мобильником же он сюда явился…

– Компьютера я не вижу, – тихо сказала Гущину Катя, – дискеты разбросаны, диски, возможно, у нее был персональный ноутбук.

Эксперты положили тело потерпевшей на пол. Белая шелковая ночная рубашка была вымазана кровью. Черное постельное белье сняли, аккуратно запаковали – пойдет на экспертизу.

– Кот ее где, который шум поднял? – спросил Гущин.

– Соседка пока забрала.

– Пойдемте, потолкуем с соседкой.

Соседка из двухкомнатной квартиры, расположенной рядом через стену, встретила их на пороге – испуганное серое лицо.

– Мы встали утром… И тут слышу – Дейзи орет так страшно, так по-звериному утробно орет… Дейзи у нее был просто чудо, персидский котик, такой ласковый, а тут вдруг точно с того света… Я позвонила в дверь Вероники, никакого ответа, а Дейзи совсем бешеный стал. Я снова позвонила, потом соседу позвонила, но он на работу опаздывал. Он мне сказал, вызывайте милицию, «Скорую», может быть, ей плохо, инфаркт. – Соседка покачала головой. – Господи боже, бедная… мы же только вечером с ней ехали в лифте. Она с покупками была, веселая. На такси приехала с покупками. У нее вообще деньги водились.

– Она где работала?

– Я точно не знаю. Но у нее работа была не такая, как у меня, когда целый день с десяти до семи. Она когда ходила, когда – нет. Но деньги у нее всегда были. В фирме, наверное, какой-то, она особо не распространялась на эту тему.

– А родственники ее? Родители?

– Не было у нее никого, одна она была. И мужа, как видите, не было.

– Но мужчина какой-то был, приятель?

– Не могу сказать. Я тут у нее никого не видела.

– А подруги?

– Тоже не бывали тут, хотя по телефону по мобильному ей кто-то часто звонил. Бывало, она еще из подъезда не выйдет, а ей уже трезвонят.

– Ювелирные изделия она носила?

– Да, конечно. Кольца, дорогие часы, очень дорогие, и еще что-то было – я не помню точно. Часы были на ней вечером накануне.

– Часов, кажется, нет, – сказал Гущин Кате, когда они вышли на лестничную клетку.

Сюда привели еще одного соседа с двенадцатого этажа. Молодой парень, совсем молодой.

– Вот гражданин говорит, что поздно вернулся вчера вечером и спать долго не ложился, по Интернету блуждал, – доложил оперативник.

Гущин кисло глянул на свидетеля.

– И что вы видели? – спросил он недоверчиво.

– Лично я ничего не видел. И выстрелов не слышал никаких. Я слышал мотоциклиста.

– Какого мотоциклиста?

– А я откуда знаю? – парень пожал плечами. – Придурок какой-то в два часа ночи промчался. Такая грохотуха, точно «Боинг»…

– Он что, въехал во двор – этот ночной мотоциклист?

– Понятия не имею. Нет, это с улицы шум шел.

– И во сколько это было? В два ночи?

– Скорее в половине третьего.

– С улицы шум… – хмыкнул Гущин. – Вот тебе и очевидцы. Ночью в доме, полном жильцов, убивают, грабят человека, а никто ничего, ни бельмеса. Одна зато кошку драную услыхала, другой мотоцикл… При чем тут мотоцикл?

– Федор Матвеевич! – окликнули Гущина из квартиры.

Катя следом за ним протиснулась в переполненную сотрудниками милиции прихожую.