Кадр четвёртый
Кровотечение

Вот в родзале было действительно жарко. Особенно в поддетом под пижаму термобелье.

«Кровотечение» лежало на рахмановке, вокруг неё суетился Анатолий Витальевич с портативным УЗИ-аппаратом и молоденькая ординатор Светлана Борисовна Маковенко, вчерашний интерн, противная и въедливая, с обострённым чувством не только справедливости, но и собственной значимости. Но если что-то надо было срочно – могла достать даже мёртвого. Чтобы Толик появился здесь так быстро? Да ещё и с портативным аппаратом? Это пять! Молодец девочка!

– Совсем уже руками разучились работать и головами соображать! – ворчал Толик, водя датчиком по животу развалившейся на рахмановке рыхлой девицы. – Отрывают тут от дела!.. Где классическая акушерская школа?! Вы бы ещё как в «Докторе Хаусе» – сразу на магнитно-резонансную томографию всех отправляли. Чего уж там мелочиться!

– А это разве не ваше дело, Анатолий Витальевич, оперативная помощь в родильном зале?! – пискляво возмущалась Светлана Борисовна. – У меня, кстати, есть сертификат по УЗИ-диагностике!

– Тебе сказать, как ты можешь использовать свой сертификат, или сама знаешь, где туалет?! Портативный аппарат я за свои приобретал и с муками на баланс ставил. А тут, в родзале, ты должна руками уметь, а не меня от работы отрывать! Ты видала, какая у меня очередь под кабинетом?!

– Ага! Вам бы только деньги с женщин сшибать! Это тоже ваша работа! – гневно ткнула она остреньким подбородочком в пациентку.

– Завидуйте молча, Светлана Борисовна! Подрастёте – тоже пару рублей сшибёте. А ещё лучше – замуж выходите скорее и дома сидите. Не то превратитесь в нашу Татьяну Георгиевну! Привет! – кивнул он вошедшей в родзал заведующей. – Бодрая у тебя пионерка, надоедливая. Какого хера меня позвала? И руками всё ясно было бы, Тань… Тут послед ущемившийся.

– Можно я?! – просительно заголосила Светлана Борисовна.

– Помыться можно. И рядом молча стоять можно! – процедила Татьяна Георгиевна, отправляясь мыть руки. – Позвоните анестезиологу, Светлана Борисовна!

Татьяна Георгиевна уже нырнула в поднесённый санитаркой фартук и стерильный халат, ловко вскользнула в раскрытые второй акушеркой перчатки, обработала влагалище «кровотечения» дезинфекционным раствором и стала выполнять внутреннее акушерское исследование, когда в родильный зал влетел весёлый анестезиолог.

– Сильно не радуйся! Роды на дому, ущемление последа. Давай закись. И внутривенный.

– Обойдётся без внутривенного.

– Не обойдётся!

– А я на чём до следующего утра дотяну?! Вдруг что-то серьёзное привезут!

– Дотянешь, не прибедняйся! А это всё, по-твоему, – шутка, что ли?

– Не буду внутривенный делать.

– А я не буду ручное делать. Посидим, подождём? Через полчасика можно будет операционную разворачивать. Там ты одной ампулой не отделаешься.

– Звезда ты, Татьяна Георгиевна! Шантажистка дешёвая! – вздохнул анестезиолог и кивнул анестезистке. Та раскрыла чемодан и зазвенела ампулами.

– Давай табуретку! – скомандовала Татьяна Георгиевна акушерке.

Главная смены услужливо подсунула табурет. Заведующая села и начала работать.

– Когда родила? – обратилась она к Светлане Борисовне.

– Пару часов назад.

– Светлана Борисовна, «пару часов назад» – это где-то в Индии, да?

– Она точно не сказала, Татьяна Георгиевна.

– Счастливые часов не наблюдают! – веселился анестезиолог.

– Чёрт, плацента у неё дольчатая, как у коровы… Как бы не пришлось в операционную всё-таки…

– Тьфу-тьфу-тьфу! – Анестезиолог мотнул головой в сторону левого плеча.

– А мы Светлану Борисовну опять за Анатолием Витальевичем отправим. Пусть ещё раз УЗИ нам тут исполнит. И правда, не только блатных «беременяшек» ему целый день смотреть, сюсюкать да фоточками размахивать.

– Завидуйте молча, Татьяна Георгиевна! – загоготал анестезиолог. Но, тут же приняв серьёзный вид, мрачно заметил: – Херовато день начинается. Да и вся неделя. Сегодня же понедельник?

– Понедельник, понедельник. Не каркай, Аркадий Петрович!

– Ой, вы что, верите в эти приметы? – презрительно пропищала Светлана Борисовна. – Это же всё ерунда!

– Вы сколько лет работаете, Светочка? – ласково спросил молоденького врача анестезиолог.

– С интернатурой – три! – гордо ответила та.

– А я без интернатуры – тридцать.

Татьяна Георгиевна молча ухмыльнулась, не отрываясь от работы.

– Ну что, всё? – первая акушерка смены поглядела в лоток.

– Достань из набора большую акушерскую кюретку, – тихо сказала ей Татьяна Георгиевна.

– Тань, ты что! Это же послеродовая матка! – прошипела акушерка, гремя открываемым биксом.

– Я аккуратно, Лен. Меня Матвеев учил, не мельтешись. Видит бог, не хочу я в операционную идти. – Заведующая взяла за ручку поданный инструмент и аккуратно начала работать.

– На послеродовых матках категорически нельзя работать большой акушерской кюреткой! – возмущённой всезнайкой-отличницей заголосила Светлана Борисовна.

– Вон из родзала, – тихо, не поднимая головы, сказала Татьяна Георгиевна.

Светлана Борисовна стояла, задрав вверх помытые руки, из глаз её покатились слёзы, а на лице застыло недоумённое выражение.

– Вы, Светочка, когда научитесь так руками работать, как Татьяна Георгиевна, тогда и выступать будете! – погладил девушку по спине Аркадий Петрович. – А пока молча смотрите и учитесь! Не сейчас. В следующий раз. А сейчас лучше молча и покорно выйдите вон.

– Вон, вон из родзала, Света, – тишайше повторила Татьяна Георгиевна. – Вы где работаете, ординатор Маковенко? – она чуть повысила голос. – На первом этаже? Вот туда и отправляйтесь. Вы слишком шумите и мешаете мне слышать звук… И вообще, нервируете одним своим постным видом… Так, всё! – Заведующая извлекла инструмент из родовых путей и внимательно осмотрела содержимое лотка. – Окситоцин пока не колите. Матка хорошо сократилась?

Светлана Борисовна, всхлипывая, выбежала из родзала. Акушерка пощупала живот родильницы.

– Крепкая, как камень.

– Вот и хорошо. Сплюнь! Наблюдайте, как за любимой бабушкой.

– О-о-о!!! – заворчала дама на рахмановке, отходя от наркоза.

– Наташа, Наташа! Как себя чувствуешь?! – добрым дядюшкой заголосил над пациенткой анестезиолог.

– Аркадий Петрович, когда вы их имена узнавать успеваете?

– Имя пациента в анестезиологии и реаниматологии – самое оно! – значительно объявил Аркаша. – Собственное имя для человека – иногда единственная его связь с миром живых! – Он менторски поднял вверх указательный палец.

– О-о-о!!! Вася, Вася! – надрывно проголосила одурманенная пациентка.

– Я здесь, любимая! – любовно ущипнул за щёку неизвестную ему Наташу Аркадий Петрович. – Сосудистые реакции в норме.

– Вася, где наш маленький?!

– С нашим маленьким всё хорошо, любимая! – уверенно продолжал декламировать анестезиолог. – Кстати, а где наш маленький? – прошептал он, поворачиваясь к акушерской бригаде.

Первая акушерка смены вопросительно посмотрела на Татьяну Георгиевну. Та пожала плечами. Впрочем, тут же наказала второй акушерке:

– Позвоните детским!

Та пулей выскочила из родильного зала. Телефонный аппарат находился на столе, в коридоре.

– Вася, всё хорошо? – томно пропела родильница.

– Давление? – уточнил Аркадий Петрович у анестезистки.

– И давление и пульс – всё в норме.

– Наташа, я не Вася. Я – Аркадий Петрович, анестезиолог! Наташа, сколько тебе лет?

– Двадцать во-о-осемь! – пропела Наташа и попыталась дрыгнуть ногой.

– Наташа, не дёргайся! Наташа, какой сейчас месяц?!

– Февра-а-а-аль! – продолжила вокализ пациентка.

– Он! – обрадовался Аркадий Петрович. – Налить чернил и выпить. Рыдать над февралём навзрыд!

– Ваш с Наташей маленький, Аркадий Петрович, в детском отделении обсервации! С ним всё в порядке, – не отказала себе в шутливой малости вернувшаяся вторая акушерка родзала.

– А где Вася? – поинтересовался анестезиолог.

– Ва-а-а-ся, Ва-а-а-ся! – снова-здорово затянула родильница Наташа.

– Кто такой Вася, Наташа?! – строго спросила у очухивающейся пациентки первая акушерка смены.

– Вася – мой муж. Он очень хороший человек! – уже более осмысленно сказала приходящая в себя Наташа. – Мы с подругой два года назад приехали в Москву. Нам было негде жить. Мы познакомились с Васей. У Васи была двухкомнатная «хрущёвка», и он нас позвал к себе. Я тогда была беременная, ещё из Подольска. А Вася записал моего ребёнка на себя. И мы с ним стали жить гражданским браком. А ещё через полгода Вася на мне женился. Подруга жила с нами. Вася и подругу жалел. Через год она от Васи родила. И так у нас троих стало двое маленьких детей. А потом и я от Васи забеременела. Я не собиралась дома рожать. Я даже попыталась стать на учёт в женскую консультацию!..

– Мормон ёбаный… – прокомментировал анестезиолог. – Слышь, Георгиевна, что-то наша Наташа слишком стала шевелиться! Девки, тащите каталку! – громогласно распорядился Аркадий Петрович.

Вторая акушерка и санитарка выбежали в коридор за каталкой.

– А в женской консультации меня на учёт не поставили. Потому что у меня ни прописки, ни полиса, ни денег! – продолжала родильница.

– Давай, давай, Наташа. Держись за меня ручками и не дёргай ножками!.. Сосредоточься! Ну что, раз-два-три!

На «три!» Аркадий Петрович и вторая акушерка с санитаркой переложили грузную пациентку на каталку.

– Почему мне сверхурочные за работу грузчиком не платят?! – шутливо возмутился в пространство родзала анестезиолог.

Татьяна Георгиевна содрала перчатки, швырнула в таз, сняла хирургический халат, фартук и кинула на пол.

– Планида потому что твоя такая, анестезиологическая! – сказала она старому другу.

– Не поставили меня на учёт! – стонала тем временем Наташа. – Двое детей у нас с подругой и Васей уже есть. Жрать не на что. Вася не работает. Подруга за нашими общими детьми смотрит. Их в поликлинику на учёт тоже не поставили, потому что не прописанные. Вася добрый, но не работает. Жить пустил, да и ладно! Я в супермаркете уборщицей – там прописка не нужна. Не таджичка – и то хорошо. Я не думала дома рожать. «Скорую» хотела вызвать. Не бросят же меня, как собаку бездомную! – зарыдала в голос уже почти окончательно очухавшаяся Наташа. – А тут со смены пришла – схватки. Воды отошли. Пока Вася куда-то там звонил – я уже и родила. Второй же… А где Вася?! – захлёбывалась родильница.

– А и действительно, где Вася? – поинтересовалась неизвестно у кого первая акушерка.

– Эх, бабы, бабы! – вздохнул Аркадий Петрович. – Леночка! – обратился он к анестезистке. – Уколи этой кретинке трамадол.

– Так его же списывать надо! – возмутилась анестезистка Леночка.

– Мой, из личных запасов уколи.

Татьяна Георгиевна вышла в коридор и села за стол, записать в историю родов всю правду и ничего, кроме правды.

«Беременность…»

– Наташа, какая беременность?! – уточнила она у стонущей на каталке женщины.

– Вторая. Я аборты не делала. Лучше бы делала, дура. Да только… Моему первому туберкулёз поставили в детском саду. Вася как-то его, моего первого, в детский садик пристроил. Не знаю как… Без поликлиники-то. Я в том детском саду тоже уборщицей. А ему туберкулёз. Вася в санаторий отдать не согласился, хотя предлагали. Заведующая детским садом, злобная такая бабища, – как глянет, так сразу все грехи вспоминаешь! – младшему как-то раздобыла путёвку на лечение в туберкулёзный санаторий детский. А Вася мне не разрешил отправить. Заведующая на меня орала и младшего из садика выкинула. А Вася добрый…

«Беременность вторая. Тридцать девять – сорок недель. Роды на дому. Ущемление последа. Кровотечение в третьем периоде родов. Дефект последа…»

Записав протокол операции «Ручное отделение остатков», Татьяна Георгиевна расписала назначения и поставила размашистую подпись.

Принять душ, переодеться и на обход. А где чей Вася и почему бог, желая наказать женщину, лишает её остатков разума, – не её дело.

– Татьяна Георгиевна, вас зовут в приёмное. Женщина с улицы поступила. Необследованная. Подозрение на преждевременную отслойку плаценты.

В час дня Татьяна Георгиевна вышла из операционной.

В три снова туда вернулась. Полное предлежание плаценты. Планировали кесарить завтра. Вступила в роды. Так что в операционную не просто отправились, а помчались галопом. Аллюр «три креста», блин!

В пять привезли ещё одну отслойку.

В семь – релапоротомия со второго этажа. Гематома послеоперационного шва. Кровотечение в брюшную полость.

В девять – в малой операционной первого этажа крованул поздний аборт.

В одиннадцать – экстренно кесарили женщину с анатомо-функциональной несостоятельностью рубца на матке.

В час ночи Татьяна Георгиевна вышла с Аркадием Петровичем перекурить. Пока они вдыхали никотин пополам с морозными февральскими звёздами, на её законном месте припарковалась старенькая «БМВ» Маргариты Анд-реевны. Такая старенькая, что уже не хлам, а практически vintage^[7]. Один шаг до antique.

– Тань, сейчас одна моя баба в роды вступила. Помнишь, краевое предлежание последа? В общем, она сюда едет. Ну и я, разумеется, приехала. Она с тобой на роды договаривалась. Это я так… Если ты забыла. Хорошо, что ты ещё домой не ушла.

– Да уж! Хорошо. Лучше не бывает! Хорошо, что у меня из живых сожителей только кактус – и тот на фотографии. – Татьяна Георгиевна плотнее закуталась в синий халат и сильно затянулась сигаретой. – Краевое предлежание? Даст бог, обойдёмся без операционной. Всё равно наборов не осталось.

– А у меня – медикаменты все на месяц вперёд исчерпаны, – спокойно констатировал Аркадий Петрович.

– Тань! Всё у нас нормально с медикаментами в отделении. Я забыла тебе сказать, да и некогда было… Сегодня тот Волков, что ООО «Мандала», приезжал…

– Какое-какое ООО? – чуть не проглотил сигарету анестезиолог.

– Всё бы вам только пиздихаханьки, Аркадий Петрович! А Волков, между прочим, хороший человек! Мужчина в самом соку. Вдовец, а не какой-то женатик! – Она значительно посмотрела на анестезиолога и даже ему подмигнула, косясь на подругу. – Букетище роз этой дуре, – кивнула она на Татьяну Георгиевну, – привёз. Духи дорогущие и бутылку приличную. Ты пока в операционной, Тань, была… – извиняющимся тоном продолжила старшая.

– Ну и где мои букеты-конфеты? – заранее предполагая ответ, спокойно перебила заведующая.

– Где-где!.. У главной медсестры больницы сегодня день рождения. Чего добру пропадать? Зачем тебе цветы-духи? А конфет не было!

– Как это конфет не было?! Без конфет – какой минет!

– Заткнитесь, Аркадий Петрович!

– Хоть бы бутылку оставила! – уже в голос смеялась Татьяна Георгиевна. – Нам с этим озабоченным ночь коротать!

– Я не озабоченный! А конфетно-букетный период, он так потому и называется, что…

– Всё, хватит! А ты – прекратить ржать! Это у тебя нервное! – отругала Маргарита Андреевна подругу. – Сейчас сюда роженица прикатится. Пить вредно! Пить на работе – вредно вдвойне!

– Мне нужны цветы-духи! – застонала Татьяна Георгиевна. – Я – же-е-енщина!

– Ты не женщина. Ты – заведующий отделением. Заведующая… К тому же ты сама того мужика отшила. Аркаша, ты не в курсе? Она такого крутого мужика отшила, дура! Свободного мужика, неженатого!

– Марго, заткнись! – Татьяна Георгиевна была равнодушна, как ночное небо у них над головами. – Все уже всё поняли.

– Да. Все бабы дуры! – философски заключил Аркадий Петрович. – Они только Вась любят. Васи до-о-обрые! – проблеял он.

– Кстати, о Васях… Появился? Я на его бабу сегодня уйму медикаментов списала.

– Не появился. Он же Вася… Это вам не цветы, духи, бутылки от крутых Волковых. – Маргарита Андреевна прищурилась на Татьяну Георгиевну.

– Зайцевых… – задумчиво пробубнила та. – Все они Зайцевы. Хоть с духами, хоть без.

– Марго, кофе сваришь? Что-то я замёрз, – выпустил дым в звёздное небо Аркадий Петрович.

– Сварю. Всё, быстро зашли в приём! Вон блатной клиент уже подруливает.

– Я сразу анестезистку вызову, ага? – утвердительно уточнил анестезиолог. – Всё равно кровотечение будет.

– Типун тебе на язык!

– Да я бы рад! Но раз уж понедельник не задался… сама знаешь.

– Знаю. Иди уже!