Глава первая

Расположившись на сходнях Бережковской Набережной, Иван Ефремов размышлял как ему дальше жить.

Нет, в жизни Ивана всё было и есть хорошо. Если не сказать прекрасно. Но разве это помеха размышлению о том, как жить дальше? Даже если в неполные тридцать ты не просто Иван, а уже вполне Иван Алексеевич. Потому что доктор наук. Да-да, доктор медицинских наук, Иван Алексеевич Ефремов.

Иван Алексеевич вытянул ноги: не разуться ли? Не помочить ли ножки? Темно, тепло, и нет никого. Только машины проносятся. И редкие велосипедисты. Никому нет дела до того, обутый ты сидишь в темноте на сходнях или босой. Даже если сидящий там – доктор медицинских наук. Но! – не в Москва-реке, нет. Ещё кожа облезет. И вообще, несолидно, если ты заведуешь кафедрой… Стоп!

Иван вскочил, запустив пальцы в волосы.

– Чёрт! Я же согласился!

– И не просто согласился – впереди паровоза бежал! А теперь чертыхаешься? Где логика?

Иван даже не вздрогнул. И не удивился. Настолько он привык к неожиданным появлениям своего задушевного друга, которого считал братом. Угадать когда и откуда появится Антон, было невозможно. Впрочем, как и напугать Ивана сим явлением. Они были знакомы с раннего детства, и, пожалуй, не помнили себя один без другого.

– Конечно, бежал! Давно приехал?

Антон пожал плечами. То ли не зная, что ответить, то ли не считая нужным отвечать на всякие глупости. Впрочем, Иван и не ждал ответа.

– Это же Илья Николаевич! Его Светлость, чёрт его дери, Виддер! Как я мог не согласиться?! Даже не зная, что это за проект такой! «Платон»! Вот тоже ещё названьице!

Иван беспомощно улыбнулся и развёл руками. Антон посмотрел на друга со скепсисом и иронией. Он чаще всего именно так смотрел на Ивана: с оберегающим скепсисом и спасительной иронией. Иван всегда был слишком восторжен, до степени: эйфоричен. Он как дитя видел этот мир как бездну удивительных возможностей. Не боясь в неё упасть, полагая, что это совершенно не обязательно. Можно парить. Конечно, можно. Если ты птица!

– Но тебе Создатель не дал крыльев.

– Что?! А!

Иван рассмеялся. Частенько создавалось впечатление, что товарищи слышат мысли друг друга. Возможно, это было не только впечатление. Ещё подростками они увлеклись разного рода духовными практиками, и одно время постоянно сидели на берегу Волги, постигая искусство концентрации и чтения мыслей. Мысли читать не удавалось, хотя однажды на отлично удалось переохлаждение. Их чудом удалось спасти, хотя Антон вернулся к жизни куда быстрее. Он всегда был пластичней Ивана.

– Я совсем не такой восторженный идиот, коим ты меня полагаешь! – заметил Иван. – Я давно вырос. И я учёный, чёрт возьми! Если уж и предполагать за кем из нас оторванность от реальности – то вовсе не за мной. А вот ты разбазарил, и продолжаешь разбазаривать свои совершенно удивительные способности!

Иван многозначительно посмотрел на Антона. Ему частенько хотелось взять на себя роль ментора. Хотя с самого раннего детства было отлично известно, кто именно не забудет в поход соль, спички и прочие исключительно прозаические составляющие бытия. И это был вовсе не Иван. Пришла очередь Антона рассмеяться.

– То есть ты по первому свисту Виддера бросаешь возглавляемую тобой кафедру, занимающуюся интересным тебе направлением – ради проекта, о котором ничего неизвестно кроме претенциозного названия, а от реальности, значит, оторван я?

Друзья посмотрели друг другу в глаза. И, наконец, пожали руки и обнялись.

– Привет!

– Привет.

– Как ты?

– Как и прежде. Реальность, от которой я, в отличие от тебя, не оторван, мне не интересна. И это отнюдь не парадокс. И даже не апория. Для людей с интеллектом.

Антон присел на ступеньки, жестом пригласив Ивана располагаться рядом. Иван покорно уселся, глубоко вздохнув.

– Я не помню, когда не знал Илью Николаевича.

– Хорошо, что я заставил его выбрать тебя, а не меня.

– Да он тебя и не заметил! Вы с ним до сих пор не знакомы!

Иван уставился на Антона.

– Кстати, почему? Как так получилось?

Антон усмехнулся.

– Потому что я умею скрываться в складках этой простой, как драпировка, реальности. Я всегда был умнее тебя.

– Ты?! – Иван подбоченился. – Может в детстве. Но уж точно не сейчас!

– Да, я. Если мы говорим о скорости соображения, а не о сумме знаний. Разумеется, ты всегда был усидчивей. Хотя толку от этого не так, чтобы слишком. Ничего особенного ты не насидел, кроме диссертаций. Да и те – лишь рамки, нормы и правила.

– Знаешь что?! Умение жить в рамках, нормах и правилах – это…

– Хорошему человеку правила не нужны.

– Это психопатам правила не нужны!

– Психопатам они как раз нужны! Хотя, кто сказал, что психопат не может быть хорошим человеком?

Антон подмигнул другу.

Иван отмахнулся, как от нелепицы. Антон усмехнулся.

– Хотя вполне объяснимо, почему ты даже не уточнил у Виддера во что он тебя втягивает. Ты задержался на той стадии развития, когда дитя безоговорочно верит в отца.

– Он мне не отец!

– И поскольку, да, у тебя не было отца, ты назначил Виддера на эту роль.

– Давай вот только без этих вот… обывательских проекций и популярных психологизмов!

– Ни в коем случае! Конечно без них. Но отрицать роль Виддера в формировании тебя как личности – так же нелепо, как поклоняться тому, кого никогда не видел. А люди сплошь и рядом вытворяют и первое и второе.

– Что первое и второе?

– Поклонение. И отрицание.

Друзья недолго помолчали. Антон продолжил:

– Возвращаясь к волнующему тебя: люди проводят вместе уйму времени – и… И ты не мог уточнить детали своей будущей работы? Как спрашивают друг друга люди. Словами. – Антон изобразил друга, заискивающе заглядывающего в глаза воображаемого патрона и учителя: – «Илья Николаевич, а что это за проект “Платон” такой? Почему ради него я должен бросить заведование кафедрой, с быстрыми перспективами стать действительным членом академии наук?»

Антон простодушно поморгал, состроив выразительную рожицу. Вышло как всегда очень похоже на друга.

– Да ну тебя! – Надулся Иван.

– Может быть этот проект…

Иван вскочил, подхватывая мысль друга:

– Миф о половинках, записанный Платоном. Андрогины, целые люди…

– Третьи люди, – ехидно заметил Антон. – А, может быть, и первые, – пробубнил он себе под нос, уже серьёзно, обдумывая что-то своё. Иван не услышал, он был слишком увлечён.

– Единственные целые люди! – Иван нервно расхаживал. – Слишком сильные. Слишком умные. Слишком…

– Слишком целые.

– Да! Слишком цельные. Они раздражали богов…

– Прежде всего, Зевса. Главного. Текущего, так сказать, руководителя лаборатории. Все остальные боги-сотрудники, научные, если угодно, сотрудники, – всегда подчиняются главному. Руководителю. Создателю. Отцу богов и людей. Точнее сказать: богов и душ.

– И у Зевса был создатель.

– Поэтому я и сказал: текущего руководителя лаборатории.

Но Иван, подсев на волну вдохновения, не обратил внимания на уточнение.

– Зевс принадлежит к третьему – заметь! – к третьему! – поколению богов, свергших предыдущее. Титанов. Причём отец Зевса, Кронос, имел милую привычку сжирать своих детишек. Мамаша подустала оплакивать крошек и подсунула Кроносу спелёнутый камень…

– Я не хуже тебя знаю мифологию! – Антон включил саркастичный тон. – Проект называется «Платон», а не Зевс и не Кронос. А Платон записал миф о половинках.

– И этот апокриф есть не что иное, как вариация на вечную тему бунта созданий против создателей.

– Скорее, на куда более вечную тему подавления бунта, – внёс коррективу Антон, в не слишком характерной для него серьёзной манере.

– А какая разница?

– Принципиальная! – Отчеканил Антон.

– Ладно. Мы далеко ушли от темы. Итак, богам надо было сохранить людей, чтобы не лишаться даров и почестей. Зевс нашёл способ уменьшить их силу, лишить андрогинов равности богам.

– Равности текущим действующим богам.

– Тупо разделив их пополам.

– Вот с тех пор половинки неудержимо влечёт друг к другу. И не только ради удовлетворения похоти они столь ревностно стремятся быть вместе. Очевидно, что каждый хочет другого не только из-за воссоединения плоти. Но почему именно и чего именно хочет – выразить не могут. Могут лишь догадываться, ощущая своё несовершенство.

– Таким образом, напрашивается вывод: любовь – это жажда целостности и стремление к ней. Ибо плоть воссоединяется часто, но душа едина. И у меня есть некоторые соображения на эту тему…

Внезапно Антон оборвался. По Набережной шла красивая девушка. Красивая девушка, знающая, что она красива. А это как раз тот случай, про который принято говорить: боги не зря старались. Если уж создаёшь живое произведение искусства, то снабди его должным понятийным мышлением. Хотя, конечно, всякое случается. Иван же, тем временем, всё ещё расхаживал, продолжая бормотать себе под нос:

– И предстал перед ними Гефест со своими орудиями и спросил их: «Чего же, люди, вы хотите один от другого? Может, не разлучаться ни днём ни ночью? Я готов сплавить вас воедино, и тогда из двух человек станет один…»

– Твой наизустный бубнёж чужого и мои собственные гениальные соображения оставим на потом!

Антон схватил Ивана за рукав и поволок за собой, вглядываясь вслед девушке, боясь упустить её из виду. Он точно знал: она здесь не просто так.

– Куда ты меня тащишь?! – Возмутился Иван, пытаясь вырваться из цепкого захвата товарища.

– Считай, что я Гефест. Прими и смирись. Тебе зачтётся.

Иван, механически ускоряя шаг по Набережной в диктуемом Антоном темпе, всё ещё не замечал идущей впереди девушки. Внезапно он остановился, как вкопанный.

– Я понял! Проект «Платон» изучает нейрофизиологию любви!

Антон вернулся за отставшим товарищем и настойчиво потащил его вперёд. Нельзя было упускать девицу из виду. Антон знал, что ни в коем случае нельзя! Она поднималась на мост. Это упрощало задачу. А если учесть, что девушка ни на что и ни на кого вокруг не обращала внимания – следить за ней, не привлекая оного к себе, вовсе не сложно. Антон не мог понять, что с ней не так. Это было удивительно. Как если бы вдруг математический гений споткнулся на задачке по арифметике. А все девушки и были для Антона именно что задачками по арифметике. И в отличие от Ивана, он щёлкал их безо всякого труда. Для Ивана всяческие коммуникации с прекрасным полом были высшей математикой. И даже хуже. Потому как высшей математикой он худо-бедно овладел. Интеллект и усидчивость творят чудеса, особенно если ты хочешь быть независим от смежников хотя бы в построении математических моделей исследований. А вот с девушками у Ивана не получалось. Хотя он был настолько же привлекательным, как Иван. По другому, но настолько же. И Антон Свитальский и Иван Ефремов были весьма красивыми молодыми людьми. А что куда важнее – харизматичными. Несправедливо будет не отметить тот факт, что девушки обращали внимание на Ивана. И девушки. И женщины. И внимание куда как пристальнее расхожего. В иных случаях даже навязчивое. Но Иван – он искренне не понимал, что может нравиться противоположному полу. А чего мы не понимаем – того для нас не существует.

– Да-да, – пробормотал Антон раздражённо. – Виддер решил с твоей помощью раскрыть секрет Гефеста. Никого ещё бездарней не нашёл. Решил, так сказать, пойти от противного.

– Какой секрет? – удивлённо уставился на друга Иван.

– Как не сплавить не того с не той! Пошли, пошли! Немного практики ещё ни одному теоретику не повредило!

– В смысле?!

– У тебя когда последний раз секс был?!

– Джентльмены о таком не распространяются.

– Понятно. Целибат.