Поезд двигался не очень быстро и довольно долго стоял на остановках. В противоположном углу вагона, на такой же лавочке, как бомж, сидели двое. Парочка. Они целовались.
Место рядом с ними и скамейка напротив, как и в случае с бомжом, оставались пустыми. Возможно, люди не сели туда потому, что им не хотелось смущать целующуюся парочку. А может, потому, что им просто не хотелось или было стыдно на всё это смотреть. Потому что парочка целовалась довольно откровенно. Можно даже сказать, что эти двое целовались просто бесстыдно.
По крайней мере, люди поглядывали в ту сторону. Глянут – и отвернутся. А азербайджанцы скажут друг другу пару слов на своём языке и посмеются… И все молчат, замечаний парочке не делают.
Может, потому, что утро… или потому, что места свободные в вагоне есть. Вот если бы пришлось сидеть напротив, одёрнули бы их, конечно.
На длинной скамейке, рядом с целующейся парочкой, сидели трое. Молодой мужчина, молодая женщина и пожилая, скажем так, тётка. Возле них стояли две сумки и несколько пакетов.
Пожилая всё старалась что-то сказать молодой, перекрикивая шум движущегося вагона. Мужчина же сидел с видом отрешённым, недовольным и невыспавшимся. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что пожилая тётка приходится молодому мужчине тёщей.
Слава Богу, что уезжала, по-видимому, именно тёща. Потому что мужчина напоминал тучу, готовую вот-вот разразиться крупным градом.
Напротив тёщи и зятя, на лавке, с краю, располагался мужчина средних лет, ничем не примечательный, разве что своей небритостью. Какая-то тотальная небритость и помятость читались во всём его нехитром облике. Впрочем, чего не случается утром в воскресенье…
Ещё один мужчина сидел на этой же лавке. Эдакий лысоватый денди. Тонкий запах дорого одеколона был едва уловим, но его можно было ощутить. Кто понимает, конечно.
Даже удивительно видеть столь ухоженного и дорого одетого мужчину на лавке в метро, да ещё и в воскресенье, да ещё и утром.
Но чего в жизни не бывает!
Рядом с тёткой, её дочерью и зятем сидела пара. Видимо, муж с женой. Или нет?
Не очень молодые, усталые. Она положила голову ему на плечо, а руки их переплетены…
Он высок ростом, черноволос и довольно худ. Она значительно ниже его и заметно, по-женски, полновата.
И лицо! Такое миловидное «белобрысое» русское лицо…
Она казалась бы симпатичной, если бы не настороженное и какое-то просительное выражение лица.
Глаза её спутника были закрыты, а она смотрела на своё отражение, в чёрном стекле противоположного окна. Сумочка её лежала рядом на сиденье. Небольшая кожаная сумочка, очень изящная. И по тому, как свободно лежала эта сумочка, и по тому, как сидела и смотрела на своё отражение эта женщина, можно было бы предположить… подумать… А впрочем, зачем нам о них думать?
Сейчас, через пару остановок, выйдут сначала одни, потом другие. Эта пара тоже выйдет, как и все. И новые пассажиры войдут в метро и так далее и тому подобное. И у каждого – своя жизнь. Не правда ли?
А зачем нам вообще друг о друге думать?
И вообще, как мы друг о друге думаем?
Вы никогда не задумывались о том, как мы это делаем? Ведь чаще всего мы думаем о других только в таком разрезе, в каком это касается нас самих:
«Вот, Ванька, такой гад, испортил мне настроение!»
«Вот начальник, мало того, что тупой, да ещё ко мне придирается!» «Вот, Манька, устроила истерику, а теперь у меня голова болит!»
Нет, согласитесь, что это именно так! Подумать о другом человеке, не имея в виду себя – это уже высший пилотаж. Это не всякому доступно. Особенно подумать о другом хорошо или хотя бы объективно.
Ну, например, подумать так: «Какой добрый, бескорыстный человек!»
И не подумать вслед за этим: «Да, мне бы столько денег, как у него, и я был бы бескорыстным!» (Что, конечно, не факт. Бескорыстие не зависит напрямую от количества денег. Но приятно так рассуждать, согласитесь!)
Да, чаще всего мы думаем о людях именно так: относительно себя. А ещё чаще мы не думаем о людях вообще.
Даже о близких. Вот так, например:
«Ты обо мне подумал? – кричит взрослому сыну мать, когда он является домой ранним утром. – Я уже морги обзванивать начала!»
«Ма, да в чём дело?» – отвечает сын.
У него голова болит с похмелья, и вообще… Пристали к человеку, на пустом месте!
«Отстань, ма», – говорит отпрыск и идёт в ванную.
Эх, ма!
Или так: «Ты о семье подумал?» – кричит жена своему мужу-алкоголику, или мужу-игроку, или, не дай Бог, наркоману. Или просто мужу-гуляке.
Ну да, только у него и делов, что думать о семье.
Это, конечно, примеры экстремальные. Нет, не часто встречаются на свете люди, которые способны думать о других. И, более того, что-нибудь для других сделать, не требуя ничего взамен. Не требуя ничего для себя, для своей персоны.
Мы отвыкли думать о других. Мы утеряли чувство братства и даже чувство соседства.
Чужие среди чужих. Иногда даже в собственном доме, в собственной квартире – и то чужие среди чужих.
Сухие, чёрствые, как головешки.
А вагон всё движется, движется…
«Осторожно, двери закрываются». Закрываются, закрываются двери! Осторожно!
Хорошо, что я по графику работаю. Сегодня воскресенье, так можно хоть посидеть. А то работа такая, что не посидишь. Машины эти так и снуют. Туда-сюда, туда-сюда. А наше дело какое? Наше дело сторожевое. Пропуск проверить, начальству позвонить.
Да, работа есть работа. А куда пенсионеру военному податься? Нет, ну была бы у меня хоть специальность техническая… а так… Равняйсь, смирно. Ать-два, ать-два. И так всю жизнь.
Нет, жаловаться грех. Грех! Бывали и у нас времена! Были и мы рысаками! Не то что сейчас молодёжь. Ну что это за хлюпик напротив меня? Тьфу, смотреть противно! Всё ёрзает, ёрзает. Небось от армии откосил. Или родители любящие выкупили, за взятки.
Ну что он ёрзает, как будто у него шило в штанах? Точно – не служил! Откупился, как пить дать откупился!
Что это за жизнь? Одни взятки да бандиты!
Ничего не понятно. Кто у власти? У кого деньги? И почему вдруг деньги оказались у этих людей, а не у других? Откуда они повылели, «новые», эти олигархи, из каких щелей?
Голова болит. Давление стало повышаться в последнее время. Жена померит и молчит. А потом идёт за таблетками.
«Сто шестьдесят на сто», – говорит. А там, наверно, и больше оно, давление-то. Точно больше.
Сколько её осталось, этой жизни? Разве так я думал доживать свой век? В прежние времена мог подполковник свободно жить на пенсию.
Просто жить, на рыбалку ходить, на даче ковыряться. Мемуары писать! А что, есть о чём и мемуары написать. Столько всего было за двадцать пять лет службы… Три заграницы… Африка…
Вот тебе и Африка. Успокойся! Сторож – он и в Африке сторож. И портфель этот… Как он мне надоел, портфель этот! Тяжёлый, собака! Можно подумать, сокровища везу, такой он тяжёлый, этот портфель. А там еда на двое суток. Суп в стеклянных банках, вот что там! Дожил…
И жена… тоже болеет и на пенсии. И всё работает. А как прожить? Как прожить на пенсию, если не работать?
Эх, Родина милая, где ты? Что же ты сделала с нами, с защитниками своими?! Неужто и вправду защищали мы не то… и не так?
И что делать? Богу молиться? Вон как эта богомолка, соседка моя. Ишь, молитвенник читает! А тоже, наверное, в КПСС состояла. И партвзносы платила, и на собраниях сидела!
Смотреть противно!
Нет, ну а сама она так… ничего. Симпатичная, наверно, была в молодости.
Эх, молодость! Молодость…
Скорее бы, скорее бы доехать. Э-э, как же я мог так лохануться! Э-э! Сволочь этот Коля, сволочь! Я его как родного, а он… Э-э, украл дозу, украл последнее, э-э-э, э-э, э-э-э, э-э. Меня кумарит! Ломает, всухую ломает, э-э, э-э, э-э…
Коля сволочь, сволочь… Как мне хреново! Скорее бы доехать и у Сереги взять. Хоть немного, э-э, э-э, сука, сволочь этот Коля…
Что ты выпялился на меня, боров толстый? Морда красная! Что смотришь? Э-э!
Что тебе надо от меня?
Коля сволочь! Э-э! Э-э!
И т. д. и т. п.
– Уважаемые пассажиры! Извините, что беспокою вас ранним утром. Однако то, что я хочу вам предложить, пригодится вам в повседневной жизни.
На очередной станции в вагон вошли четверо. Молодая женщина с давно крашенными белыми волосами и довольно заметными синими кругами под глазами. В руках женщина держала сумку и пакет. Она опустилась на свободное место в центре вагона.
Рядом с ней присела другая женщина. Средних лет, в берете. Так себе, ничем не примечательная тётка.
Туда же, только с другого края лавки, опустился ещё молодой мужчина в очках. Этот сразу достал книгу и приготовился читать. Но и он волей-неволей вынужден был посмотреть в сторону четвёртого вошедшего.
Все сидящие в вагоне подумали примерно одно и то же, только с небольшими нюансами:
«Господи! И в воскресенье их носит! Как же они забодали, эти… как их… коммивояжёры!»
– Уважаемые пассажиры! Позвольте предложить вам пальчиковые батарейки и ручки трёх цветов по цене десять рублей за три штуки, а также гелевые ручки, пластырь, блокноты… Кто заинтересовался, прошу! Покупайте здесь, а то потом кинетесь – а не будет!
Вот уж действительно! На всю оставшуюся жизнь чтобы хватило! И батареек, и пластыря, и гелевых ручек.
На всю жизнь… на всю…
– Сюда подойди! – подозвал продавца мужик с портфелем. Он вспомнил, что у него на работе начал отставать будильник. – Батареек мне, пару штук!
– Они по две штуки, в упаковке. Берите две упаковки, на запас!
Мужик усмехнулся:
– Ладно, давай!
И подумал: «На тебе бы пахать, а ты по вагонам ходишь, батарейки носишь!»
Продавец же подумал что-то вроде: «Сколько ношу эту гадость, не перестаю удивляться, что люди это покупают. Не смотрят ни на срок годности, ни на то, как грубо прикреплены эти батарейки к упаковке. Лохи, одним словом! Лохи московские!»
– Ко мне подойдите, пожалуйста! – подозвала продавца только что вошедшая женщина с плохо крашенными волосами. – Мне ручки трёх цветов. Проверьте, пожалуйста.
И блокнотик. Самый красивый. Какие там у вас?
Женщина выбрала блокнотик и расплатилась.
«Неплохо, для пустого вагона», – подумал продавец и ещё раз громко повторил:
– Кто желает? Батарейки, ручки, блокноты. Пластырь, не видимый на теле!
Азербайджанец посмотрел на продавца и сказал:
– Иды, иды!
«Да уж, – подумал продавец, – тебе ничего не всучишь!
Ты сам всучишь кому чего не надо!»
Продавец плюхнулся на свободное место, поблизости от целующейся парочки. Парочка продолжала целоваться.
«Во дают! – подумал продавец. – А тут уже третий месяц, как жену не видел. И вообще бабы никакой не видел. Комнату сняли на пятерых, да и то едва хватает, чтобы расплатиться и домой хоть немного денег выслать. Эх, домой бы сейчас! Здесь уже осень, а в Молдавии ещё тепло… Виноград убирают… Убрали уже, наверное. Эх!»
Продавец прикрыл глаза и поехал до следующей остановки, чтобы перейти в другой вагон.
Ни! Я в цю Москву бильше нэ пойиду! (далее – перевод).
Нет! Я в эту Москву больше не поеду! Хоть Галя и зовёт меня, хоть приглашает – нет! Нечего мне здесь делать! Пусть Галя приезжает в Полтаву, а я сюда больше ни ногой! Смотреть на этого… прости господи, на этого москаля!
И что Галя в нём нашла?! А я так думаю, что гуляет он! На сторону он ходит, потому и смурной такой!
Всё ему мать поперёк горла! Мать же чувствует, когда что-то не так.
О проекте
О подписке