– Учителя хорошие, – в тон ответила Вика.

Следователь польщенно засопел: трюк удался. Хотя лично я на все сто уверен, что на самом деле о роли коллег в погонах в своем профессиональном становлении Вика куда более низкого мнения. Она вообще слабо верит живым учителям. Самым главным своим учителем эта женщина считает книги. Виктория искренне полагает, что любой настоящий филолог должен точно знать значение слов вроде «конволют», по памяти уметь восстанавливать родственную связь слов «бегать» и «тика́ть» через польское «uciekać», а также в любое время дня и ночи уметь сочинить историю с любовным треугольником, убийством, большими деньгами, пальмами и красными авто с открытым верхом, чтобы в случае чего быть в состоянии увлечь собеседников любого нравственного и интеллектуального уровня, будь то школьники престижной гимназии, их родители или заключенные колонии строгого режима. Ибо мало ли в какой жизненной ситуации может оказаться настоящий филолог?

«Филология ведет к преступлению», – как-то заявила Виктория, изучая предсмертные записки жертв, написанные под давлением убийц. Вышло двусмысленно, и она пояснила: «Текст – это улика. Преступление – один из способов монетизировать филологию в современном мире».

– Да, еще одно – в горле женщины повреждена слизистая и обнаружены остатки ткани, – продолжал перечислять подробности утренний гость.

– Кляп?

– Видимо, кляп. Горло повреждено. Криков не было, хотя ее не сразу убили.

– Ну, вот видишь. Есть зацепка.

– Если бы! – расстроенно откашлялся мужчина. – Кляп не нашли. Судя по всему, убийца извлек его и унес с собой.

– Мерзость!

– Кстати, ты удивишься, но по состоянию гортани и горла медики заключили, что кляп вставляли и вынимали минимум дважды.

Вика проворчала что-то едва слышно и замолчала. Следователь тоже ничего не говорил. Я слышал только непонятную возню за стеной, эта странная пауза продолжалась минуту или даже две. Наконец раздался его удивленный голос:

– Может быть, тебе воды принести?

– Не надо, я в порядке, – сдавленно ответила Виктория. – Это все детали? Или будет еще? Ерш в заднице? Отрубленные пятки?

– Да что ж ты так реагируешь! – удивился следователь. – Хорошо еще, что я фотографии с места происшествия не принес.

Видимо, он все-таки устыдился своей неприглядной миссии.

Я представил себе, как Вика сидит на кухне на подоконнике, поджав тонкие ноги, в своем розовом халате с короткими, как будто задранными вверх рукавами, в котором она похожа на маленькую девочку, как достает тонкими пальцами еще одну тонкую сигарету, и мне стало жаль ее. Но что я мог сделать?

Вдруг она задумчиво проговорила:

– Кто ее убил, было совершенно непонятно, но, видимо, это был какой-то маньяк, потому что во рту у нее нашли белую шахматную пешку.

– При чем тут пешка? И почему маньяк? – переспросил мужчина с интонацией, которую я уже привык слышать от Викиных коллег из прокуратуры и Следственного комитета.

Я называю эту интонацию «осторожно, фрик». Виктория умела говорить красиво и непонятно. Несмотря на то что ораторы древности сравнивали блеск цитаты в речи с сиянием драгоценного камня на шее красавицы, мне иногда казалось, что Вика в этом смысле имела склонность к бижутерии. Стоило ли надеяться, что следователь читал рассказ Виктора Пелевина о двух гомосексуальных парах? Сам я распознал цитату только потому, что пелевинский сборник несколько недель валялся у нас в ванной.

Чтобы в будущем исключить необходимость утомительных флэшбэков, скажу сразу – нет, Вика не прочитала текст со скоростью три страницы в секунду и не было у нее мистического прозрения, не было и гениального инсайта от взгляда на электронный адрес убитых. Про маньяка и пешку было сказано просто ради красного словца. Как и про Чакработи Митхуна, который также не имеет к этой истории никакого отношения. Возможно, она намекала на то, что все мы пешки в этой жизни. Но и это вряд ли.

Мне уже реально пора было встать, но вчера вечером я забыл в ванной домашние штаны, а шкаф с остальной одеждой стоял по другую сторону от перегородки. Оставалось лежать и тихо ненавидеть раннего гостя.

Я уже написал в нашей группе под вопросом о реальных опасностях: «Храню деньги в Сбербанке». Подумал, стер, написал: «Скачал фильм с торрента». Подумал, тоже стер. Больше делать было нечего, только лежать и пялиться на постер со Стивом Джобсом в кислотных тонах, который достался мне после премьеры фильма о великом новаторе IT-технологий. На плакате имелся слоган: «Высшее образование не заменит опыт. Лишь безумец верит, что может изменить мир, и потому меняет его». Хотелось бы мне быть тем безумцем. Однако за отсутствием ярко выраженных талантов мне пришлось смириться и потихоньку получать то самое пресловутое высшее образование в надежде, что склонности мои, а быть может, даже и таланты в скором времени проявятся.

– Пешки не было. А кляп был, и его зачем-то вставили, а потом зачем-то вынули… – донесся до меня чересчур ласковый голос Виктории, которая, судя по всему, еще не теряла надежды отвертеться от этого действительно необычного задания. – Слушай, я вам тут точно не помощник. Я покойников вообще до обморока боюсь, они же только в грамматике одушевленные.

Но ее собеседник пер как танк:

– Тебе никто покойников показывать и не собирается. Заключения медэксперта с тебя достаточно, – спокойно ответил он, и стало очевидно, что броня его танка создана официальным определением, личной подписью генерала и официальной ставкой эксперта-филолога, на которую Вику недавно приняли для решения словесных недоразумений и конфликтов. Она не имела права отказать, и я был рад этому: мне вдруг нестерпимо захотелось узнать, что это были за несчастные люди, которых жестоко убили в собственной квартире. Почему это произошло? Кому мешала молодая пара гурманов, вечерами баловавшая себя лобстерами?

– Жа-а-аль, – протянула Вика, видимо попутно соображая, что броню надо крушить не столько женским обаянием, сколько правильной стратегией торга. – Давай, говори тогда, что от меня нужно, и все на сегодня.

– Твоя задача простая, – снова забубнил мужчина. – Тут распечатки всех сообщений убитых из социальных сетей и записи веб-архивов. Если надо будет что-то конкретно проследить, обращайся к экспертам-вирусникам, попробуем вытащить. Смотри на предмет угроз, словесной агрессии, намеков и тому подобное. Сама знаешь эти ваши речевые штучки.

– Да уж, простая задача! Что они там писали в таких количествах?

– Это тебя надо спросить, что вы пишете в своих соцсетях в таких количествах. Ей было двадцать шесть, ему – тридцать.

– Generation «пи-пи-пи»… – заключила Виктория, и в этот раз цитата попала в точку: мужчина прыснул со смеху, несмотря на то что это снова был Пелевин, известный своей неизвестностью широким читательским массам.

– У меня нет страниц в социальных сетях, – продолжала она безразлично, явно заходя на второй виток торга.

– Придется завести, – прогудел голос уже в коридоре.

– Мне понадобится время, чтобы освоиться, – не меньше месяца на все про все.

– Неделя, – коротко ответил голос из «танка».

– Месяц, – отчаянно торговалась Вика.

– Генерал сказал…

– Пусть тогда генерал и экспертизу пишет. – Теперь она пересела на собственного бронированного конька под названием «штучный специалист».

– Две недели, Вик, максимум. Давай уж, поднатужься, у тебя же другого сейчас ничего нет. А я прослежу, чтобы ни прокуратура, никто больше тебя не трогал все это время.

– Попробую, – кисло изрекла она, отступая на прежние позиции.

– На. – Вика швырнула мне за перегородку мои трико. – Ты давно проснулся, я в курсе.

– А что это был за мужик? – спросил я, быстро одеваясь.

– Борис из Следственного комитета, – крикнула она, включая воду в ванной, и прошлась туда-сюда, громко стуча пятками, будто на них внезапно обрушились десять дополнительных атмосфер. Это был недвусмысленный намек на то, что мое сегодняшнее свидание с Морфеем окончено.

– Новый? – спросил я, имея в виду следователя, когда она вернулась с полотенцем на голове. – Это я у них новый, – проговорила Вика, вздохнув. – А он следователь по особо важным делам. По убийствам там всяким, маньякам и террористам… Я с ними не работала никогда. Совсем с глузду двинулись, не иначе.

Однако она не получила моего сочувствия. Я был взбудоражен всеми этими жуткими подробностями про кляп, пояс и все остальное, смутно вспомнился репортаж по городским новостям про двойное убийство в элитном районе, но таких деталей журналистам обычно не сообщают.

– Как думаешь, зачем несколько раз вставлять и вынимать кляп? – перевел тему я.

– Ну, а ты мозгами пораскинь.

– Не знаю. Кляп не мешает убить человека.

– Нет, не мешает. Но мешает кое-чему другому.

– Кричать?

– Теплее.

– Говорить?.. То есть, ты считаешь, что преступник хотел, чтобы жертва что-то сказала?

– Вряд ли от нее требовали пения а капелла, – усмехнулась Вика, отжимая волосы в полотенце.

– Думаешь, девушка что-то знала?

– Может, знала, может, наоборот, не знала, – пожала плечами Виктория. В тусклом утреннем свете она была похожа на сказочную русалку с бледной фарфоровой кожей и синими пейзажно-васильковыми глазами, почти черными сейчас.

– Здесь интересно, что убийство личное, – продолжала она. – И именно девушка была главным объектом убийцы. Ее убили второй, ее хотели выслушать. К тому же она не кричала по какой-то причине, когда кляп вынимали. При этом девушка была жива.

Она выпустила из полотенца отдавшие влагу волосы, которые тут же разлеглись по ее плечам слипшимися прядями.

– Что это значит? – никак не мог сообразить я.

– Это значит, что она говорила с преступником. Только, видимо, сказала не то, чего тот ожидал, или, как вариант, не сказала.

– А муж?

Виктория закатила глаза, демонстрируя, что я спрашиваю не о том.

– Ну вот почем я знаю! Если цель преступника была остаться с девушкой и выслушать ее, то мужа вообще, может быть, заодно убили. А может быть, он сопротивление оказал…

– Но тогда это точно твоя специализация – речь, – заметил я.

– Это специализация телепата, – иронично сощурилась Вика. – Я не знаю, что думал преступник и что не сказала жертва. Я не телепат.

– А переписка?

– Вообще ума не приложу, что они там хотят найти. Не думают же они всерьез, что паре кто-то в Фейсбуке угрожал или где там еще – в Инстаграме? Глупость!

– Неинтересно?

– Не особо. Еще и не вовремя, сам знаешь, не до них мне сейчас, – отозвалась Вика уже с кухни.

– А почему согласилась?

– Это жизнь, – театрально вздохнула она. – Если б я могла просочиться в другую реальность, поверь, я бы просочилась.

Пока она готовила завтрак, я своими глазами увидел ту крепкую руку, которая держала ее в этой реальности, мешая «просочиться». Это была рука начальника Следственного управления Следственного комитета города, которая размашисто и уверенно вывела на пухлой папке: «ВИКТОРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ БЕРСЕНЬЕВОЙ. СРОЧНО!».