С. Есенин пишет 11 «маленьких поэм», 11 глав на тему революционной мистерии, которые О. Воронова называет «русским Евангелием» [9, 11].

Для Клюева 1917 год означал конец кровопролития в мировой войне и начало Воскресения Руси, осуществление мечты «народа-Святогора» о «вольной земле». Он воспевает «праздник великой Коммуны»: «Революцию и Матерь света в песнях возвеличим» («Товарищ»); «мы – кормчие мира, мы – боги и дети, в пурпурный Октябрь повернули рули» («Солнце осьмнадцатого года»); «за Землю, за Волю, за Хлеб трудовой идем мы на битву с врагами» («Красная песня»).

В 1918–1923 годах поэт живет в Вытегре. Он вступает в партию большевиков, печатается в газете «Звезда Вытегры». В статьях «Красный конь», «Красный набат», «Огненная грамота», «Огненное восхищение» и др. раскрывается концепция революции – Преображения, идея «сораспятия Христу». Революционные деяния «рати солнценосцев» осмысливаются как веление Бога: «Им Бог – восприемник, Россия же – мать» («Песнь Солнценосца»). Клюев использует евангельские мотивы, образы, стилистику библейских текстов и апокрифов, сектантских песен. Мифологемы Голгофы, креста, крови, Воскресения, Преображения, красно-золотая, солнечная цветопись определяют движение авторской мысли. Тема «красной» революции как «мировой мистерии» – ключевая в его сборнике «Медный кит» (1919).

Идеал «праведной земли» в поэзии новокрестьян включает крестьянский труд и народный быт. «Сготовить деду круп, помочь развесить сети, /лучину засветить и, слушая пургу, /как в сказке задремать на тридевять столетий, / в Садко оборотясь иль в вещего Вольту», – писал Клюев, подчеркивая единство созидания материальных и духовных ценностей. В стихотворении «Рождество избы» строительство избы изображается как сотворение мира:

 
Крепкогруд строитель-тайновидец,
Перед ним щепа, как письмена,
Запоет резная пава с крылец,
Брызнет ярь с наличника окна [8, 251].
 

Еще один важный мотив новокрестьянской поэзии – единство мировой жизни и культуры, характерное, прежде всего, для поэзии Н. Клюева первых лет революции: «над избой взрастут баобабы»; «улыбнутся вигваму чумы»; «покумится Каргополь с Бомбеем»; «и моя сермяжная песня зазвенит чеченской зурной». Такая космическая образность поэта лишь внешне похожа на космизм Пролеткульта, но «интернационализм» Клюева отличается от богоборчества и беспочвенности пролет-культовцев и возникает на основе «всемирной отзывчивости» русской культуры и христианских пасхальных идей: «От Нила до кандального Байкала / Воскреснут все, кто погибли».

Торжествует «брак племен и пир коммун»: «багряный Адам» испечет «пирог новоселий», «многоплеменный каравай поделят с братом брат». Преобладают восточные топонимы. Восток в русской поэзии понимается не как географическое, а как социально-философское понятие, противоположное буржуазному Западу. П. Карпов в стихотворении «Полуденный путь» (1921) рисует прародину славянства:

 
Опрокинулись горы Кавказа,
Гималаи, как карточный дом,
И в тайник золотого оаза
Мы за солнцем свирепым идем…
Перед нами встают из пустыни
Реки праотцев, Тит и Ефрат,
Да индийские знойные сини,
Да сиянье лазоревых врат [10, 236].
 

У А. Ширяевца есть лирические миниатюры, стилизованные под древневосточную поэзию. Азия – «голубая страна, окрашенная солью, песком и известкой» – изображена Есениным в поэме «Пугачев» как прекрасная и недоступная земля. В «Москве кабацкой» «золотая дремотная Азия опочила на куполах» как знак присутствия Востока в русской столице. В «Персидских мотивах» «голубая да веселая страна» является символом гармонии и напоминанием об исчезнувшей «голубой Руси».

«Дом-изба», «белая светелка» Клюева становится олицетворением крестьянской Руси и символом Белой Индии, идеальной страны духовной культуры: «И страна моя, Белая Индия, преисполнена тайн и чудес» [8, 298]. Ее образ навеян фольклорными сказаниями об «Индейском царстве» и «Хожением за три моря» А. Никитина. Сакральность Руси-Индии воссоздается с помощью святых слов поэта: «Осеняет словесное дерево избяную дремучую Русь!» («Оттого в глазах моих просинь») [8, 297].

Революционная эйфория новокрестьян вскоре сменилась тяжелым разочарованием в самих возможностях переустройства страны на крестьянский лад. Социальные перемены в деревне и политика «раскрестьянивания» не внушали оптимизма. Индустриализацю они воспринимают как наступление «железа»: «Горыныч с Запада ползет по берегам железных вод», идея покорения природы была для них знаком гибели «старой» общинной Руси и обновленной, революционной России.

Разрушение национальных основ русской жизни и неистовое богоборчество стали причиной расхождения новокрестьян с революцией, которая, как горько сетует Клюев, «не открыла Врат» и «сломав деревню, пожрала мой избяной рай» [11, 274]. «Золотая русская боль», плач об «отлетающей Руси», победа «железа», торжество сатанинского начала в крестьянском мире стали главными мотивами трагического эпоса И. Клюева и С. Клычкова второй половины двадцатых – начала тридцатых годов (поэмы Клюева «Деревня», «Погорельщина», «Песнь о Великой матери», цикл «Разруха», романы С. Клычкова «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира»).

Ориентация на крестьянские социально-философские и нравственно-эстетические идеалы, которая при вхождении в литературу привлекла к новокрестьянским писателям внимание А. Блока, В. Брюсова, Н. Гумилева, после революции станет камнем преткновения для критики. Литературоведческий подход сменяется политической оценкой. Если в первые годы Октября в «мужиковствующих» видели, пусть и ненадежных, но «попутчиков» революции, то во второй половине двадцатых они уже воспринимаются как «кулацкие» поэты. В травле «реакционного пейзанства» приняли активное участие Н. Бухарин со своими «Злыми заметками» (1927), направленными против С. Есенина, такие писатели и критики, как В. Князев, А. Безыменский, О. Бескин, А. Селивановский. Новокрестьянская литература характеризуется как «кулацкая, необуржуазная».

1930-е годы – период творческого молчания и замалчивания новокрестьянских писателей: они пишут «в стол», занимаются переводами (например, С. Клычков). Последовавшие в 1937 году репрессии надолго вычеркнули имена Николая Клюева, Сергея Клычкова, Петра Орешина и др. из литературы. На их долю выпадут аресты, ссылки, лагеря, мученическая смерть. Избегут этой участи лишь А. Ширяевец, которому «посчастливилось» преждевременно умереть в 1924 году, да П. Карпов, доживший до 1963 года, но замолчавший как писатель.

«Крестьянская купница, сами имена новокрестьян забылись почти на полстолетие, многие документы, личные архивы были уничтожены. Но, как известно, «рукописи не горят», и вслед за возвращением в пятидесятые годы в научную литературу С. А. Есенина, осознанием его как поэта-классика, после гражданской реабилитации С. Клычкова (1956) и Н. Клюева (1957), наступила очередь и этих поэтов, а позже А. А. Ганина и других певцов русского крестьянства. Первыми ласточками стали воспоминания П. И. Карпова «Из глубины» (1956), статья Н. Хомчука, посвященная взаимоотношениям Есенина и Клюева (1958), затем появились маленькие заметки В. Рунова и А. Грунтова о биографии олонецкого поэта [12; 13; 14; 15].

В русском зарубежье в пятидесятые годы также обозначился интерес к новокрестьянам. Выходят написанные еще в войну мемуары Р. Иванова-Разумника (1951), на страницах которых шла речь о Н. Клюеве и А. Ганине, книга М.Степаненко и воспоминания Г. Забежинского о С. Клычкове (1952), полное собрание сочинений Н. Клюева в Нью-Йорке (1954), подготовленное Б. Филипповым и переизданное совместно с Н. Струве в Мюнхене в 1969 году [16; 17; 18; 19; 20]. В восьмидесятые годы под редакцией М. Нике в Париже выйдут романы С. Клычкова «Сахарный немец», «Князь мира» и его «Стихотворения» [21; 22; 23].

В 1970-1980-е годы сборники стихов и прозы новокрестьян начинают появляться и в отечественной печати [24; 25; 26; 27; 28; 29; 30; 31]. Первая книга Н. Клюева «Стихотворения и поэмы» была напечатана в престижном научном издании «Библиотека поэта» [24]. С 1980-х годов начинается публикация неизданных произведений новокрестьян, в том числе считавшихся утраченными текстов Клюева – поэмы Н. Клюева «Погорельщина» и «Песнь о Великой матери», «Кремль», отрывки из поэмы «Каин», публицистика [32, 33; 34; 35], репринты его прижизненных книг «Сосен перезвон», «Медный кит», «Изба и поле», сборники стихов [36; 37; 38; 39; 40; 41; 42; 43]; печатаются произведения С. Клычкова, А. Ганина, П. Карпова [44; 45; 10], биографические материалы [46; 47], воспоминания, письма Н. Клюева [48; 49; 50; 51; 52; 53; 54] и С.Клычкова [55], открываются архивы, [56], на основе которых была написана книга С. Ю. и С. С. Куняевых «Растерзанные тени. Избранные страницы из «дел» 20-30-х годов ВЧК – ОГПУ – НКВД, заведенных на друзей, родных, литературных соратников, а также литературных и политических врагов Сергея Есенина» [57].

К сегодняшнему дню опубликованы наиболее полный свод стихотворений и поэм Н. Клюева с текстологическими примечаниями и научными комментариями «Сердце Единорога» (СПБ., 1999) [8], прозаические произведения Клюева 1907 – 1937 гг. «Словесное древо» (СПб., 2003) – статьи, рецензии, письма, записи снов, официальные бумаги [4], а также первое собрание сочинений С.Клычкова (2000) [59]. В ИМ ЛИ издано первое академическое собрание сочинений С. Есенина в 7 томах и 9 книгах (1995–2001).

Завершается издание пятитомной «Летописи жизни и творчества С. А. Есенина». В Вологде вышла «книга о судьбе и творческом наследии Алексея Ганина» «К тебе пришел я, край родимый» [59]. В 2011 году в журнале «Русский Север» мною был опубликован рассказ А. Ганина «Иван и корова», напечатанный в 1923 году в журнале «Кооперация Севера» и не переиздававшийся с тех пор [60]. В Тольятти и в Куйбышеве был изданы «песни волжского соловья» А. Ширяевца [61; 62].

Что касается мемуарно-биографической и документальной литературы, то, помимо многочисленных воспоминаний о С. А. Есенине, необходимо отметить такие издания, как «Смерть Сергея Есенина. Документы. Факты. Версии», «Русское зарубежье о Сергее Есенине», «Сергей Есенин глазами современников», «Сергей Есенин и Галина Бениславская» Н. И. Шубниковой-Гусевой [63; 64; 65], а также выход двух сборников воспоминаний [67; 68]. и биографических книг, К. М. Азадовского, С. И. Субботина, С. С. Куняева о Николае Клюеве [69; 70; 71]. В серии «Литературное наследство» опубликована переписка Клюева и Блока [72]. Огромный материал для исследователей представлен в книге «Наследие комет. Неизвестное о Николае Клюеве и Анатолии Яре» из архивов семьи Кравченко [73]. Напечатанная в этом издании поэма Клюева «Кремль» стала темой научно-практической конференции в Петрозаводске [74].

Из большого количества работ последних десятилетий, посвященных Есенину, можно выделить, во-первых, появление периодического подписного журнала «Современное есениноведение», монографии О. Е. Вороновой «Сергей Есенин и русская духовная культура» [75] и Н. И. Шубниковой-Гусевой «Поэмы Есенина: От “Пророка” до “Черного человека”» [76].

В 2000-е годы творчество не только рязанского поэта, но и Н. Клюева, С. Клычкова становится предметом анализа в академических и учебных изданиях [77; 78; 79; 80; 81; 82; 83; 84].

Творчество и личность новокрестьянского «идеолога» Н. А. Клюева в последние десятилетия являются объектом постоянного внимания отечественных ученых – монографии К. М. Азадовского, В. Г. Базанова, А. И. Михайлова, а также Е. И. Марковой, Т. А.Пономаревой, Н. М. Солнцевой, написанные на основе докторских диссертаций [85; 86; 87; 88; 89; 90; 91; 92; 93], значительное количество кандидатских диссертаций [94; 95; 96; 97; 98; 99; 100; 101], среди которых необходимо отметить работу С. И. Субботина, публикатора клюевских и есенинских документов, одного из редакторов есенинского академического Полного собрания сочинений и «Летописи жизни творчества С. А. Есенина» [102].

В родном городе поэта Вытегре с 1984 года ежегодно проходят Клюевские чтения. Клюевские дни отмечаются в Томске, Петрозаводске, Санкт-Петербурге. Их материалы отражены в нескольких выпусках сборников «Николай Клюев. Образ мира и судьба» (Томск), «XXI век на пути к Клюеву» (Петрозаводск). Следует отметить ученых Вологодского педуниверситета, издавших «Поэтический словарь Николая Клюева» и несколько книг, посвященных поэтике олонецкого художника [103; 104; 105].

Поэзию Н. Клюева изучают не только в России, но на Украине, в Латвии (Э. Б. Мекш), Польше (Яжи Шокальский), Франции (М. Нике), Америке (Майкл Мейкин). Перу М. Мейкина принадлежит книга о Клюеве [106], М. Никё – о русских литературных утопиях. [107].

Литература о С. А. Клычкове также довольна обширна, хотя и не все воспоминания о нем опубликованы, в частности ждет своей очереди машинопись воспоминаний родного брата А. Сечинского, остаются малоизвестными дневники и воспоминания друга юности П. Журова. Мемуарные свидетельства о нем содержится в воспоминаниях С. Коненкова, Н. Любимова, Н. Мандельштам, Э. Герштейн.

Первые масштабные научные труды, посвященные С. А. Клычкову, принадлежат Н. М. Солнцевой, автору диссертации о «магической» прозе этого художника, нескольких монографий и многочисленных статей [93; 109; 110]. Проза Клычкова является объектом исследования докторской диссертации и монографии Т. А. Пономаревой [112], монографии Н. В. Кудрявкиной [113].

Большим событием стала Международная конференция, посвященная 120-летию со дня рождения С. Клычкова, прошедшая в Литературном институте. Ее итогом стал выпуск сборника «Сергей Антонович Клычков. Исследования и материалы» [114]. Лирике С. Клычкова посвящены диссертации 3. Я. Селицкой, Ю. А. Изумрудова, Е. А. Де-миденко [115; 116; 117]. Проза С. Клычкова анализируется в диссертационных работах Е. В. Лыковой «Неомифологические аспекты поэтики и гоголевская традиция в творчестве С. А. Клычкова (на материале романа “Чертухинский балакирь”)», К. Н Кислицына «Проза С. А. Клычкова: поэтика магического реализма», Н. В. Кудрявкиной «Человек и мир в романах С. Клычкова и традиции русской литературы XIX века» [118; 119; 120; 121].

К неомифу И. И. Карпова обращается Е. В. Ланге в диссертации «Творчество И. И. Карпова в контексте литературно-эстетических и религиозно-философских исканий XX века» [122].

В результате совместных научных усилий новокрестьянские поэты предстают сегодня как «общенациональные классические величины» среди звезд отечественной поэзии [123, 40]. Главный смысл их творчества заключается в познании «крестьянского рода = русского народа» через мифопоэтический подход к изображению действительности [124, 3–4].