Девушка на сцене ладошками била по воображаемому стеклу, создавалось иллюзия, будто она и вправду за стеклом и никак не может выбраться. Этот прием называется «стеклышко». В то время на дискотеках он был особенно популярен. Это не сложно, нужно только самой верить больше всех, что это стекло существует на самом деле – тогда и другие в это поверят.

Мне было грустно. Почти все мои подруги – по парам. Смотреть на то, как они целуются, невыносимо. Да, еще Олег досаждал мне своим присутствием и, как он утверждал, любовью. Он был замечательным парнем, даже симпатичным, но я воспринимала его, как друга, и никак больше. Худенький, ниже меня ростом, он выглядел, как маленький ребенок. Мой брат, увидев его, удивился: «Что это еще за детский сад?».

Я собралась уходить домой, Олег меня упорно не пускал. У него в руках была кружка пива, которая при очередной моей попытке вырваться опрокинулась мне на майку. Пришлось снять ее и остаться в коротеньком синем топике. Из-под него была видна грудь и я стеснялась ужасно. От всего этого совсем стало паршиво. Я села на корточки и обхватила голову руками.

И тут появился Коля:

– Привет! Чего такая грустная?

– Голова болит.

– Сейчас вылечим! Пойдем, потанцуем?!

Он взял меня за руку, и мы пошли танцевать. Он что-то говорил, я не слушала. Потом вспомнила:

– А ты знаешь Женьку?

– Какого еще Женьку?

– Ну, из моего подъезда.

– А, Женька что ли? Конечно, знаю! Он мне вообще как брат! Я ж когда из Сергиева Посада сюда приехал, дурак дураком был, ничего не знал. Меня скины отмутузить хотели, Женька меня отбил. В ментуру сколько раз попадал – он меня вытаскивал. Я ему по гроб жизни обязан. Хочешь, познакомлю?

– Да…ну! Хотя…давай!

– Ты не замерзла?!

Коля, наконец-то разглядев меня, набросил мне на плечи свитер. Хотя там было жарко и на фоне всеобщей раздетости, я была самой одетой.

– Сейчас. Тут где-то он был.

Через секунду они стояли передо мной.

– Вот, это Женя. А это Таня.

– Типа, привет! – с издевкой произнес он.

Я сняла свитер и вернула его Коле.

Женя уставился на мою грудь.

К Коле подошла Наташка Кострова и со слезами начала упрашивать помочь ей донести Филю до дома, который уже не стоял на ногах. Она тогда с ним встречалась, хотя была влюблена в Илюху, но он встречался с ее старшей сестрой Мариной, впрочем, и не только с ней.

Коля сказал, что скоро вернется, и ушел. Мы остались с Женей вдвоем. Мне стало не по себе, мелкие мурашки забегали по телу. Я совсем не знала, что ему сказать. Когда мечтаешь, представляешь себе и так, и эдак – все красиво. А когда стоишь перед этим человеком лицом к лицу – ноги подкашиваются, голос пропадает. Женька мне нравился, но я и не думала, что он может обратить внимание на меня, за ним столько девчонок бегало.

Заиграл «It must have been love» Roxett – мой любимый медляк.

– Потанцуем?

Он крепко обхватил меня за талию. Я робко положила руки ему на плечи.

– Колян не будет против?

– Да, нет. А чего ты спрашиваешь?

– Ну, я думал, вдруг ты его девушка.

– Да, нет. Ты что!?

Мы, наверно, смотрелись смешно: он метр восемьдесят три и я метр пятьдесят девять.

– Мне, кажется, я тебя где-то видел. Откуда я тебя могу знать?

– Просто я в твоем подъезде живу.

– Да, ладно?

– А ты в музыкалку случаем не ходил?

(Я-то знаю, что ходил. Нарочно спрашиваю).

– Да, на гитару. Года три назад закончил. А что?

– Я на фортепиано туда ходила. Ты здорово играешь!

(Он играл не просто здорово, он играл потрясающе, или во всяком случае мне так казалось тогда. Он мог подобрать на слух любую песню, и у него был такой проникновенный голос, мужественный и в то же время нежный.)

– У тебя кто был по сольфеджио?

– Вера Владимировна! – я улыбаюсь, – по-моему, нет такого человека, которому она бы поставила целую оценку. У меня за четверть была тройка с четырьмя минусами.

– Это, еще ерунда. Вон, Филимон вообще два с девятью минусами получил.

Я смеюсь.

– Да, он и в школе больше не получал.

(В конце каждой четверти Марина Владимировна выписывала его оценки на доске: один, один, два, один, два, два… И спрашивала: «Ну, и что мы поставим Егору за четверть? Ваши предложения?». Один Филимон поднимал руку: «Три!?»).

Женя тоже засмеялся.

– Не, школа – это весело. Ким один раз прикололся – спичек в школьный замок напихал, техничка ушла, а сторож внутри пьяный спал. Утром открыть не смогли – всех домой отпустили.

– Ким это такой высокий в красной кепке?

– Да. Вон стоит! – Женя указал в конец зала.

– Он все время там стоит, ни разу не видела, чтобы танцевал. У него взгляд какой-то хитрый и глаза черные. Мрачная личность.

– Да, не, он юморной парень. Вечно в школе приколы всякие отмачивал. Биологичке нос разбил один раз.

– Как это?

– Да, так! Не нарочно, конечно. В кабинете математики дежурил. Доску мыл шваброй, не видел, как она зашла, повернулся и задел ее нечаянно. Ходил потом извинялся, цветочки ей носил.

– Бедная Валентина Андреевна.

– Это еще ерунда, вон Сёма, вообще всех рыбок в аквариуме ей отравил, порошка какого-то им насыпал. Правда, никто так и не просек, что это Сема был.

Филя тоже прикалывался. У нас как-то физра была в маленьком зале, в конце крыла. Ну, знаешь?

– Где ритмика у детей?

– Да. Так вот подходит Филя и говорит: «Ща я вам такой прикол покажу!». Мы: «Ладно, давай». Он разбегается и со всего размаха дверь вышибает.

– И че вам за это было?

– Ниче, съе…ись оттуда по-быстрому и все!

– А у нас классная Елена Сергеевна!

– Это такая, которая вечно ходит во всем вязаном с помпонами?

– Ага! Она у нас тут недавно на огоньке баклышку пива отняла и демонстративно вылила в раковину. Дискотеку отменила. Ну, наши пошли к «вэшкам», у них там в открытую все бухали.

– Мы у нее как-то в классе стекло разбили, когда в футбол играли.

– Сильно ругалась?

– Не, это воскресенье было. Палыч (сторож) вышел: «Типа, четыре бутылки – и я вставлю, никто не узнает, только стекло потом принесёте». Ну, мы в магазин сгоняли, поставили ему четыре бутылки – он все вставил. Нормально.

Мы вспоминали про школу, про учителей. Смеялись. Стало как-то проще и веселее. Музыка окутывала чем-то волшебным, протяжный голос солистки, будто проникал прямо в сердце. Белый смог, мерцание разноцветных огоньков, и мы кружимся, прислонившись друг к другу. Дух захватывало. Я танцевала с парнем своей мечты. Разве можно было желать большего?

Медляк кончился, а мы все танцевали, обнявшись. Говорили о какой-то ерунде, о друзьях, общих знакомых. Я не видела его лица, не знала, о чем он думает, но чувствовала, как он дышит.

– О, без десяти уже! Пойдем, а то сейчас народ повалит!

Мы пошли к выходу. Он не заметил, но я видела колючий, ненавидящий Олин взгляд. В раздевалке сидел Толстый, он там работал по выходным, за это ему разрешали проходить бесплатно. Он всегда относился ко мне очень тепло, как к сестре, даже не знаю почему. Но, увидев, нас с Женей насторожился.

– О, Женёк, здорово!

Они пожали друг другу руки. Толстый принес нам одежду. Дошли мы очень быстро, но почти молча. Он словно бы о чем-то думал. Заговорили только в лифте:

– Забыл спросить, тебе какой этаж? – как-то растерялся он.

– Третий!

Мне показалось, он загрустил.

– Что случилось? – спросила я.

– Все нормально! – отмахнулся он.

Я вышла – он тоскливо улыбнулся в дверях.

– Пока.

– Шарф! – вспомнила я. – Ты шарф забыл!

Он дал мне его, когда мы одевались, еще в клубе.

Я принялась судорожно стаскивать с шеи спартаковскую розу. Это шарф болельщика, на котором изображена символика команды. У нас в то время все в основном болели за «Спартак», коней, то есть болельщиков «ЦСКА» или армейцев, почти не было, их всех перебили, кроме разве что Позднякова, его не тронули. Правда, потом его все равно посадили. На рынке была драка: скины, он был одним из них, отмечали очередной день рождения Гитлера, тогда погибло очень много кавказцев, а посадили только Позднякова, вроде у него на гриндерсах нашли кровь одного из убитых. Но разве можно точно определить, кто именно добил, били же все. Эту драку по телевизору показывали в новостях. Всякие программы были, в которых все выясняли, кто прав и кто виноват. А через неделю другую замолчали или забыли.

Шарф был длинный и очень теплый. Ребята обычно носили его под куртку «бомбер» (короткая черная мужская куртка с яркой оранжевой изнанкой) – так носил и он.

Женя вышел из лифта.

– Ну, вот теперь тебе пешком придется!

(У нас в доме лифт не вызывается с того этажа, на котором стоит).

– Ничего, не привыкать.

Он помог мне снять шарф. И был так близко, что у меня бешено колотилось сердце. От него пахло сигаретами и чем-то знакомым. Больше всего я боялась, что он меня поцелует и узнает, что я не умею целоваться. Я думала тогда все будет испорчено, и я стану ему неинтересна.

– Ну, мне пора.

– Угу.

Я кинулась к двери и нажала на звонок.

– Пока.

Лешка (мой брат) открыл мне, а Женя все стоял в задумчивости.

Кое-как раздевшись, я кинулась к телефону. Набрала номер Лизы (это моя лучшая подруга. Мы дружим с пятого класса. Только ей я могу рассказать все). После двух гудков в трубке раздался ее сонный голос:

– Да.

– Это я.

– Знаю. Что стряслось?

– Ты ни за что не догадаешься.

– Что Янка с Юриком разбежались опять?

– Нет.

– Ну, тогда, наверное, Тимофеева замутила с Веталем?

(Веталь предложил Тимофеевой встречаться, она сказала, что подумает и через две недели даст ответ. Завела блокнот, который носила с собой и записывала в него все плюсы и минусы. Если к концу двух недель плюсов будет больше, чем минусов, тогда она согласиться. Веталь уже чего только не делал, и цветы дарил, и провожал, и даже делал вид, что бросил курить. И мы все ждали, когда Тимофеева сдастся. Прибавляли Веталю плюсы и всячески ее уговаривали. Всех это веселило. Но она стойко держалась.)

– Да, нет же.

– Ты согласилась встречаться с Олегом?

– Ты мелко мыслишь. Я с Женькой танцевала, и он меня проводил! – торжествующе заявила я.

– Какой еще Женька?

– Какой – какой, как будто у нас их вагон и маленькая тележка! Ну, из моего дома! Из Илюхиной компании! Ты уже спишь, что ли?!

– Быть не может?! – оживилась Лиза.

– Очень даже может!

– Хм, а Ольга?!

– А что Ольга?! Он с ней больше не встречается. Она нас видела.

– Может, это прикол какой-то? Что-то я не догоняю! С чего вдруг?!

Мы еще долго разговаривали. Лиза советовала быть осторожней и не верить во все это. Вследствие чего, в школу я пришла совершенно не выспавшейся. Благо мы сидели на последней парте, и я уже почти спала, когда мне в ладошку положили свернутый кусочек бумаги. Это Тимофеева передала мне записку через Загорского, она сидела на соседнем ряду, но не с моей стороны.

«Что у тебя с Женькой? Он же с Ольгой встречается! Что вчера было?».

Пытаясь разлепить глаза, калякаю:

«Да, ничего. Просто потанцевали – проводил! А что? При чем тут Ольга? Они же разошлись!».

Тимофеева задумчиво что-то пишет в ответ и отдает записку. Загорский, видимо, почуяв, что там что-то интересное, берет себе и начинает разворачивать. Я хватаю его за руку:

– Отдай!

– Не отдам! – сладостно улыбается он.

Я изо всех сил стараюсь разжать его кулак и вытащить записку. Не получается.

– Дурак! Отдай сейчас же!

Мы боремся под партой. На нашу возню поворачивается впередисидящая Юрцева:

– Чего это вы там делаете?

Мы хихикаем. Она злится. Ей давно нравится Загорский. Безответно.

Тут все это замечает и Елена Сергеевна (наша классная, учительница английского языка):

– Таня, выйди! Немедленно!

Вот, всегда так. Вопиющая несправедливость. Виноват Загорский, а выгоняют меня. Я выдергиваю у него остатки изорванной бумаги и выхожу. Выкидываю их, прочитать уже все равно ничего не возможно.

Иду в женский туалет, он совсем рядом с классом английского на третьем этаже, именно здесь с утра мы переписываем домашку, здесь же обсуждаем жизненно-важные вопросы, скрываемся от учителей и прочее.

На подоконнике сидела Ольга, рядом стояли две ее подруги, Надя и Ира.

– Смотрите, кто пришел! А мы как раз тебя вспоминали! – громко сказала Ольга.

– Вспомнишь, вот и оно! – подхватила Надька.

Они засмеялись.

– Да, пошли вы! – со злостью ответила я.

– Ты кого это тут посылаешь, шалава!? – Надя прижала меня к стене, выложенной холодной плиткой.

Прозвенел звонок.

– Не здесь! – Ольга отодвинула Надю. – В субботу на диске разберемся. Будешь знать, как с чужими пацанами танцевать! Я тебе устрою! Весь Техас соберу!

Они пошли к выходу.

– Только попробуй не прийти! Хуже будет! Я тебя все равно достану! – сказала Надя уже в дверях.

Лиза как раз столкнулась с ними, она взяла мои вещи из класса:

– Ну, что, доигралась! Говорила же я тебе! Стрелу забили? – она взволновано смотрела на меня.

– Да. Послезавтра в Индиане.

– И че делать будем?

– Ничего, пойдем, что же еще!

– С ума сошла, она старше и сильнее раз в сто! К тому же она с собой приведет всех своих! А ты? Все же будут за нее стопудняк! – она почти кричала.

– Весь одиннадцатый, из десятого где-то пятеро, с новых Мытищ девки, плюс все старшие! – Лиза принялась считать, сколько народу приведет Ольга. – Даже наши будут за нее, потому что она по – любому права. Ты танцевала с ее парнем. Поражаюсь просто, че ты молчишь?

– Он не ее парень!

– Это он тебе сказал?

– Нет!

– Тогда с чего ты взяла?

– Знаю! – На самом деле не знаю, зачем я это брякнула.

– Может, они поссорились, и он решил ей отомстить, или еще что-нибудь…

– Нет! – Я продолжила отковыривать белую плитку с надписью: «Я люблю тебя Стас!».

– Откуда такая уверенность! Кошмар какой-то!

В этот момент пришла Тимофеева.

– Что? – глядя на наши кислые лица, спросила она.

– Ольга забила ей стрелу!

– П….ц! – только и сказала Тимофеева.

* * *

Мы пришли к самому началу. Почти никого не было. Лиза шутила на тему завещания, Юлька и Анька переглядывались. Неожиданный состав. Янка, которая считалась моей подругой, сказала, что я сама виновата и не фига с чужими пацанами танцевать. Еще была надежда на старших девчонок, из моего дома, мы ждали их за столиками около бара.

Когда они наконец появились, то тут же стали учить меня драться:

– Хватай ее за волосы и бей об стенку! Тут самое главное – быстро! Она наверняка будет ногами – так что старайся увернуться, а иначе кабздец!

– Это бред из-за парня драться! – скорчилась Катька.

– Да не из-за парня! Они на нее первые наехали. А Танюха тут ваще ни при чем! Это же он ее пригласил. Вот Ольга и бесится.

– А они разве не разбежались? Надька мне говорила – с концами. Типа, он ее бросил. Она вены себе пыталась порезать.

– Эта Ольга такая дура. А строит из себя «не плюньте рядом». Давно пора ей морду набить.

Подошла Надька и сказала, что через пять минут они нас ждут в женском туалете.

– Скоко их? – спросила Олеся.

– Хрен знает, ща пойдем посмотрим! – демонстративно разжевывая жвачку, ответила Юлька.

– Не ссы, прорвемся!

Когда мы зашли, там уже было много девчонок, и мы с трудом протиснулись между ними в маленькое пространство. Все притихли. Ольга стояла в центре, презрительно глядя на меня:

– Ну, че испугалась?

Если честно, то да. И больше всего я боялась, что она меня изуродует, все остальное, пожалуй, было не так уж и страшно. До этого я никогда не дралась с девчонками, только с братом, да и то скорее в шутку.

– Кого? Тебя что ли? Не смеши меня! – изо всех сил, стараясь изобразить бесстрашие, сказала я.

– Значит, не боишься! – усмехнулась она. – Тогда давай один на один, на фига девок притащила!?

– Давай! – не подумав, ответила я.

Девчонки с ужасом и недоумением посмотрели на меня и вышли. Мы остались с ней вдвоем, с другой стороны стояла Надя и держала дверь.

– Какого х…, ты с моим парнем танцевала?! – закричала она и подошла ко мне вплотную.

Ее глаза, горели какой-то несказанной ненавистью. Она схватила меня за руки, вонзив длинные ногти в кожу.

– Ни хрена он не твой парень, так что не твое дело! – огрызнулась я.

Она резко оттолкнула меня к стенке. Я ударилась головой об полуразбитое зеркало, висевшее над раковиной. Ольга снова подошла ко мне, попыталась ухватить за волосы, я успела удержать ее руки. Она была явно сильнее.

Я терпеть не могу, когда бьют по ногам, но если бы я не ударила, она окунула бы меня головой в раковину, многих девчонок уже били здесь об нее, от этого она треснула. Говорили даже, что одну девушку ударили головой о край, и она умерла. Ольга отпрянула, а затем тоже начала бить ногами, я пыталась увернуться. Ей удалось схватить меня за волосы. Я ударила ей в грудь, она достала нож и прислонила к моему лицу:

– Я тебе всю рожу расцарапаю!

И мне стало страшно по-настоящему, внутри все похолодело.

В этот момент вошла Наташка Кострова.

– Какого хрена ты здесь делаешь! – Оля повернулась к ней.

– Не трогай ее! – Наташка, стояла и невозмутимо, скорее даже равнодушно смотрела. У нее были длинные светлые волосы до пояса, которые она носила распущенными, так что они окутывали ее и скрывали худощавую фигуру; азиатский разрез глаз сочетался с мелкими едва заметными веснушками.

– Без тебя как-нибудь разберемся! Нам защитников здесь не надо! У нас все чин чинарем, по-честному! Один на один.

– Ты че, оглохла, что ли! Руки убери, не трогай ее! Тронешь ее – будешь иметь дело со мной! У тя совсем крыша поехала?! Хочешь проблемы, я тебе их организую! – Наташка отодвинула Ольгу, взяла меня за руку и провела к двери вперед себя.

– С ума сойти, ты за эту тварь заступаешься? – усмехнулась Ольга.

Мы вышли, около входа толпились девчонки, они смотрели на нас и перешептывались, почти никто не танцевал. Я отряхнула джинсы – на ногах уже чувствовались синяки.

– Спасибо! Никогда бы не подумала, что ты будешь за меня!