Опомнилась я тогда, когда его руки обвили мою талию, а подбородок упёрся в мое плечо, согревая шею дыханием:

– Было бы неправильно, если бы такие мысли не пробудились в твоей голове, – прошептал мужчина мне в ухо и провёл руками по моему животу.

Совсем чуть-чуть. Не нагло. Не развязно. Будто пробуя. Всего лишь на полсантиметра проникнув под край футболки над джинсами.

Я вздохнула, словно обречённо, словно смирившись с неизбежным, и положила свои руки поверх его, чуть повернув голову в его сторону.

В эту игру могут играть двое. Моя подача.

Сергей поцеловал мою щеку, но не так, как при встрече, быстро и безразлично, а медленно, словно нехотя отрывая губы от моей кожи.

– Ты пахнешь корицей…

– Ты же меня кормил, чем же я могу пахнуть?

– Читал, что корица мощный афродизиак…

– М-м-м, решил проверить на мне?

– Нет. Я ведь тоже ел торт. Дома. А что, работает? – чуть насмешливо выдыхает мне в ухо, попутно целуя и его.

Короткий, тихий, не слюнявый поцелуй в ухо. Это редкость. Мало кто задумывается, что к этой части тела нужно подходить с нежностью, оставив страсть на минуту в стороне. Что можно оглушить, обслюнявить до отвращения, сведя желание на нет. Но так, как это сделал Сергей – идеально.

– Не знаю, что работает, но…

– Но – что?

Руки переместились под моей футболкой ещё на полсантиметра.

Я чувствовала всё нарастающее возбуждение и почему-то запаниковала.

И поэтому не сразу сообразила, что он ждёт ответа на совершенно очевидный вопрос. Мышцы живота предательски дрогнули, и он ощутил это, а грудь поднялась чуть вверх. Жар ударил мне в лицо, поднявшись мощной волной откуда-то снизу.

Он опустил руки ближе к моим бёдрам и развернул меня к себе лицом.

Прежде чем наше дыхание смешалось, он посмотрел в мои глаза и предупредил:

– У тебя есть минута, чтобы прогнать меня или просто сказать «нет». Решайся.

– Разве я могу тебя прогнать? – едва слышно пропищала я, поражаясь тому, как звучат наши голоса – его, низкий и с хрипотцой, и мой, ставший вдруг высоким и писклявым.

– Умница, – улыбнулся Сергей и поцеловал меня в нос. – А теперь надо знаешь что сделать?

– Что?

Его шёпот гипнотизировал меня, но меньше всего я ожидала услышать то, что он сказал:

– Надо убрать остатки еды в холодильник…

Он шлёпнул меня легонько по попе и отстранился, одарив напоследок своей самой хитрой улыбкой.

Осознав услышанное, я взбунтовалась и нацелилась высказать ему всё, что я думаю, но догнала только у дверей кухни:

– Перов, ты самый непредсказуемый человек, которого я знаю! Это меня так бесит!

– Ты же говорила, тебе это нравится и интересно, – с невинным видом возразил он, беспардонно подцепив крем с боков торта и облизнув свой палец.

Меня бросило в жар от этого действия, а он снова хитро улыбнулся.

– Нравится! Но иногда прям убить тебя за это хочется!

– Знаю, жена мне тоже так говорит, – усмехнулся он, не поняв, какую глупость совершил.

Господи, мужчины иногда бывают такими болванами! Он осознал оплошность в тот момент, когда улыбку словно стёрли с моего лица за секунду. Словно не было. Я не могла этого вынести. Я развернулась и молча ушла в спальню. Как он мог?!? Словно удар под дых. Словно нож в сердце. Так же всё было хорошо, зачем это дурацкое, тупое сравнение с женой? Или он не понимает, как это больно? Как это бесит? Какую дикую ревность я испытываю?

Шторы в спальне были не задернуты, и лунный свет заливал комнату, отражаясь в реке, что можно было не включать освещение.

Я опёрлась руками о подоконник и постаралась дышать глубже и реже, чтобы успокоить рвущийся наружу гнев. Конечно, была другая опасность – что гнев перейдёт в слёзы, и это тоже был не лучший вариант.

Чёрт, да и то, что у нас с ним происходило сегодня, сейчас – тоже не лучший вариант. И если бы мне кто-то подсказал, как правильно, может быть, я бы и последовала совету. Но жизнь пишется набело, готовых ответов нет. Правильных решений нет. Либо тебе делают больно, либо ты.

– Ир, прости, я идиот. Я не знаю, как себя вести. Я всегда говорю, а потом думаю. Я не подумал, уместно ли это говорить, просто вырвалось.

 Я развернулась к Сергею лицом, полыхая воинственным огнём:

– Уместно?!? Да это как минимум бестактно! Или ты думаешь, мне по кайфу каждый раз слушать это сравнение меня и твоей жены?!? Делать вид, что меня это не задевает, шутить, словно это не бесит?!?

– Ревнуешь?

– Чёрт, да, ревную! – потом выдохнула уже спокойнее, – Прости. Я знаю, что не имею права ревновать и такое вообще чувствовать…

– Это ты прости. Я бываю редкостным ослом иногда. Дебилом. Я тоже тебя ревную, ты ведь никогда не оставалась в долгу и тоже козыряла своим мужем в ответ. Ну…раньше…Прости…

– Похоже, у нас уже вошло в привычку причинять друг другу боль.

– Это потому, что мы не вместе.

– Думаешь?

– Конечно. Но сегодня я только твой и ничей больше. Или мне уйти?

– Думаешь, это правильно?

– Ириш, я не знаю, что правильно. Вернее, чисто в теории знаю, но не могу себя заставить уйти. Поэтому если ты можешь меня остановить – останови…

А дальше Сергей поцеловал меня. Робко, будто неумело коснувшись моих губ и чуть приоткрыв свои. Разве я могла остановить его, прогнать, отстраниться, не ответить на этот поцелуй?

Я поднялась на цыпочки, чтобы быть выше и ближе к нему и запустила пальцы ему в волосы, проведя языком по его, вновь сомкнутым, губам.

Он попытался поймать мой язычок губами, но я быстро спрятала его и, дразня ещё больше, медленно провела ногтями снизу вверх по его затылку, против роста волос. Сергей вздрогнул и судорожно выдохнул, удивленно распахнув глаза, словно не ожидал такой реакции, а руки крепче стиснули мои бёдра.

Кончик языка быстрым движением проник за уголок его губ, побуждая их разомкнуться, и также же быстро исчез.

Он повернулся, целясь в мои губы, а я увернулась, и поцелуй пришёлся по касательной. Я тихонько засмеялась, а он зарычал.

– Любишь дразниться?

– Обожаю! А что такое, не нравится?

– Нравится, но я хочу тебя поцеловать по-нормальному, а ты уклоняешься!

– О, так ты все же умеешь? Да лааадно! Там, на пирсе, мне так не показалось…

Я понимала, что испытываю его терпение и хожу по краю, но уже не могла остановиться. Я хотела провоцировать его, дразнить, подначивать, я обожала его отклик, ведь я сама любила вызов. И теперь, в едином порыве, это было невероятно круто. И почему в юности мы не понимаем своей сущности и не знаем, что делать с этим в себе и в других, почему забиваем себе голову всякой ерундой, почерпнутой из книг, журналов, рассказов родных и друзей, но не слушаем сами себя? Нам бы тогда нашу нынешнюю мудрость, и мы были бы счастливы. Гораздо счастливее, чем сейчас.

Осознание этой простой истины подстегнуло меня, доведя до такого же градуса нетерпения, как и Сергея, и я услышала его сердитый ответ:

– Я много чего умею и много чему научился! Тебе доказательств не хватает? – он прижался теснее, и я поняла, о каких доказательствах идет речь.

То ли алкоголь сыграл свою роль, то ли я так расслабилась, что ему не нужно никуда спешить, а мне не нужно ничего придумывать и его соблазнять, что я прошептала ему в ухо:

– Да ты не сдюжишь!

– Я не сдюжу?!? Женщина, да ты просто не знаешь о моих возможностях! Это ж надо такое ляпнуть!

Сергей наконец поймал мои губы и показал, как умеет целоваться. И это был совсем другой поцелуй. Не такой, как в прошлый раз, на пирсе. Иной. Странно, что до этого момента я, вполне уже взрослая и опытная женщина, испытала удивление. Я представляла себе что-то невозможно романтичное и нежное, а вышло так, как я всегда делаю: страстно, дерзко, порывисто и местами грубо.

Прервав поцелуй только для того, чтобы сказать «Ого!», он вновь начал целовать меня, уже без разбору куда, но с не меньшим энтузиазмом, пока его руки уже вовсю залезли под мою футболку, а мои тут же – под его.

Ещё мгновение – и футболки полетели на пол, так же, как и бюстгалтер, показавшийся нам обоим досадной преградой на пути к телу.

Едва наши тела соприкоснулись, нас словно пронзило током, и я покрылась гусиной кожей. Сергей подхватил меня за бёдра и направился к кровати, сел, усадив меня сверху.

Он гладил мою спину, целовал грудь, а я, ничуть не смущаясь, прогибалась в его объятиях, легонько царапала ему спину и ерзала бёдрами.

Надолго нас не хватило. Через несколько таких горячих движений мужчина снова зарычал и переместил меня в положение лёжа. Теперь он был сверху и задавал правила игры. Теперь он меня дразнил.

– Любишь…дразниться? – срывающимся голосом прошептала я, выгнувшись дугой, когда он втянул губами сосок на моей правой груди.

– Обожаю! – Сергей плотоядно ухмыльнулся и перешёл ко второму.

Тело покрылось испариной, и он потянулся к пряжке ремня на моих джинсах. Нарочито медленно он расстёгивал ремень, снимал одну штанину, потом другую, прокладывая дорожку из поцелуев по каждой моей ноге и заставляя ёрзать от нетерпения.

Потом, словно невзначай проведя рукой по моим трусикам и услышав очередную порцию моих вздохов, он решил снять и свои джинсы, оставшись только в боксерах. Они облегали его, словно вторая кожа, не оставляя места воображению, и я жадно оглядывала все очертания в свете Луны. Никакой свет мы так и не зажгли, словно он мог разрушить эту химию, которая вела нас сейчас за собой.

Через мгновение и разглядывать ничего не пришлось – мы избавились от остатков одежды, и я уже чувствовала его кожа к коже. Он дразнил меня, целуя в самые разные уголки тела, исследуя руками то, где не дотягивался, накал желания нарастал, но, едва я почувствовала его возле своей самой сокровенной точки, меня словно отрезвило, и я задала тот вопрос, который расставил все точки над И.

Позже, прокручивая в мозгу тот момент, я буду ругать себя последними словами, и в то же время хвалить, что я сделала всё правильно. Я буду  думать, что именно этот вопрос всё испортил, разрушил, и стоило сделать всё иначе, но я тоже иногда говорю, а потом думаю. Совсем как Сергей.

Я спросила:

– У тебя есть презерватив?

Мужчина замер на локте и, если бы это можно было увидеть, клянусь, я бы увидела, как стрелка на барометре его желания поползла вниз.

Он несколько секунд смотрел на меня во тьме, пытаясь осмыслить то, что я сказала.

Потом всё же переспросил:

– Презерватив? Чёрт, нет…

Он сел на кровати, растерянно проведя рукой по своему лицу и продумывая дальнейшие действия.

Потом всё же решил уточнить:

– А у тебя?

– И у меня нет. Я как-то не продумала этот вариант.

– И ты ничего не принимаешь, ну в смысле…

– Нет.

Мой короткий ответ забил последний гвоздь в крышку гроба сегодняшнего секса.

Мы оба понимали, что не можем так рисковать. И даже где-то на краю моего сознания мелькнула мысль, что так правильно, нечего делать то, о чём потом пожалеем. Он или я. Или оба. Или ещё больше раздразним себя и ступим на путь греха и порока. Будь ситуация иной, я бы рассмеялась над этой фразой. А ещё где-то глубоко внутри сиротливо пропищал другой голос: «Ну, значит – не судьба…». Я ненавидела эту фразу и всегда восставала против неё, стараясь опровергнуть. А сейчас, признавая её правдивость, возненавидела ещё больше. И почему-то остро захотелось плакать.

Должно быть, я грустно вздохнула, или Сергей почувствовал моё состояние, потому что притянул меня к себе, не стесняясь нашей наготы, усадил меня к себе на колени и тихо сказал:

– Не расстраивайся, малыш. Это просто, наверное, не самый лучший момент. Впереди будет другой, более удачный, обещаю.

– Не обещай. Я не уверена, что такой момент вообще когда-либо будет.

– Сегодня ни ты, ни я не планировали, что я буду голышом сидеть на твоей кровати и делать всякие разные шалости, которые мы делали. Я шёл к тебе просто угостить тебя морковным тортиком. А потом не смог устоять. Я мог бы сбегать в ближайшую дежурную аптеку, но это займёт полночи, и мы едва заснём к утру. А завтра будем как две сонные тетери. Лучше поспать, уже час ночи. В другой раз всё будет как надо, я обещаю тебе. Или ты хочешь, чтобы я пошёл в аптеку?

– Нет, какая уже теперь аптека, – проворчала я, не желая признавать его правоту и все ещё капризно дуясь на его малодушие.

– Не сердись.

– Я не сержусь.

– Ну да, мне кажется это. И я не чувствую и не вижу, как ты нахохлилась, как курица.

– Я не курица!

– Ладно, не курица. Цыплёнок. Маленький такой, милый цыплёнок…Ну скажи мне, давай, что я не прав, и закроем эту тему.

– Что-то ты слишком быстро сдался! Уже пожалел, да?

– Я сдался? Ну-ка, подожди… А так? По-прежнему думаешь, что я сдался?

Сергей немного переместил меня, чтобы я почувствовала его возбуждение.

Все эти детские, незрелые эмоции как рукой сняло.

– Мы уже минут десять разговариваем, а ты все ещё в боевой готовности? Я поражена.

– С тобой я всегда в полной боевой готовности.

– Так уж и всегда?

– Всегда. Даже когда мы за сотни километров друг от друга. И это порой сильно осложняет жизнь. Но я ничего не могу с этим поделать… Мне уйти или я могу остаться?

– А ты хочешь остаться?

– Хочу. Не до самого утра, но почти до утра. Я хочу уснуть рядом с тобой. Хочу узнать, как это. Много ли я теряю, не слыша каждую ночь, как ты храпишь и пускаешь газы…

– Дурак… Я не храплю!

– А-а, то есть ты отрицаешь только это? – он рассмеялся, и я почувствовала, как напряжение разговора отпускает нас, и тоже рассмеялась.

– Фу, как это не романтично!

– Это нормально. Обычные вещи, которые меня не смущают. Да и вообще, мы в постели, какая тут романтика?

– Даже так? Ну, тогда я пошла туда, где она ещё осталась.

Стоя в дверях спальни, прекрасно сознавая, как мою фигуру подсвечивает свет из гостиной, и видя, как жадно он смотрит на меня, я невинно спросила:

– Хочешь чаю?

Сергей ушёл, не дожидаясь рассвета. Я проснулась от слепящего света солнца, и проклиная свою забывчивость – ведь это я не задёрнула вчера шторы.

Тут же улыбнулась, вспомнив, как мы заснули, соприкасаясь лбами и руками.

И как долго мы спорили по поводу пробуждения. Он хотел уйти, не разбудив меня и просто захлопнув дверь, я же настаивала, чтобы он меня разбудил.

Вышло явно не по-моему – я проснулась одна. «Чёртов упрямец! Всегда всё делает по-своему!» – проворчала я, включая чайник, чтобы выпить кофе.

В холодильнике я нашла ещё один кусочек морковного торта в суповой тарелке с приклеенным стикером: «Свой контейнер забрал, не нашёл, куда можно переложить торт. С добрым утром, роднуля! Люблю. Целую. Давно мечтал узнать некоторые твои тайны…»

Я рассмеялась легко и беззаботно, словно девчонка, почувствовав, как расправляются за спиной воображаемые крылья.

А потом повернула голову к окну.

Его жена шла к соседнему подъезду, очевидно, с работы. Она ничего не знала. Ни о Сергее, который провёл ночь в моей постели, а сейчас, вероятно, принимал душ и менял одежду, пропахшую мной. Ни о том, что он написал мне в этой чёртовой утренней записке. Ни о той драме, что разворачивается здесь, в этой кухне, в душе взрослой и невозмутимой женщины Ирины Тимофеевой, которая, забывшись, прижимала к груди тарелку с куском торта, не замечая, как замарала кремом свою грудь и совершенно по-детски размазывающей слёзы по только что счастливому лицу…

Сергей.38

Я испытывал противоречивые чувства. Так, как в этот раз, меня жизнь на прочность ещё не проверяла.

Опасностью повеяло в воздухе еще накануне, когда Ира написала мне, что в городе. Я почему-то был уверен, что мы увидимся. Думая о ней, испек морковный торт – я знаю, как она его любит!

Жене соврал, что самому захотелось. Я его тоже любил, но не настолько. Я всё больше по шоколадному отрываюсь.

Лена сказала, что в этот раз я даже сам себя превзошел – коржи получились пористыми, воздушными, крем – лёгким, даже глазурью сверху полил, нашел в интернете рецепт.

Федя, понятное дело, тоже довольно мычал – тот ещё сладкоежка, весь в меня!

Я молился только, чтобы они не съели весь торт до завтрашнего дня, а то Ире ничего не останется, а я ради неё всё это и затевал.

Но я напрасно тревожился. Утром все складывалось как нельзя лучше – Федя поехал к деду, Лена – на работу, и я был свободен.

Вышел из подъезда и увидел её, довольную, улыбчивую, будто само солнце спустилось с неба.

Выпросил приглашение в гости. Когда она согласилась, помчался в магазин и к себе – наскоро освежиться под душем и положить в контейнер кусочек морковного тортика.

То, что происходило у неё в съёмной квартире – я с трудом осознаю. Вначале всё было лайтово – непринуждённое общение, смех, вкусная еда под мягким светом в кухне.

Самое интересное началось в комнате, когда мы переместились на пол. Она скинула надоевшие тапочки (Она была в тапочках? Я даже не заметил!), вытянула свои красивые ноги и села со мной рядом, плечом к плечу. Она не соблазняла, не принимала какие-то особенные позы, не надела на себя какую-то открытую одежду или короткое платье – она была просто в джинсах и футболке, но, тем не менее, волновала меня. То ли потому, что сидела так близко. То ли потому, что в этой квартире никого не было, кроме нас двоих. То ли какие-то шутки и фразы сыграли свою роль, но я не мог не смотреть на неё, не улыбаться, не очаровываться ей ещё больше.

А эта её загадка!

Только дурак бы не понял, что она имеет в виду секс!

Это была увлекательная игра. Но только игра. Даже когда я принес кусок торта на тарелке и начал ее кормить.

Она просто ела торт. Довольно мычала от удовольствия, облизывая ложку, словно девчонка, а я был горд, что смог ей угодить. А потом, в какой-то момент, всё вдруг стало эротичным. Я смотрел на то, как ложка погружается в её рот, и представлял вовсе не ложку. Я видел, как она облизывает крем с ложки и губы, и мечтал о её язычке на каждом дюйме моего тела. Она закрывала глаза и мычала, а я мечтал заставить её стонать по другой совсем причине. Мне кажется, у меня это всё было написано на лице, потому что в один момент она сказала: «Хватит!»

Я расстроился на долю секунды. Потом она отошла к окну, выдохнула, будто переводя дыхание, и я понял, что она борется с желанием точно так же, как и я.

Я подошёл, ещё не понимая, как себя вести, обнял её, но она положила свои маленькие ладошки поверх моих и повернула голову в мою сторону, словно давая своё молчаливое согласие на всё. На всё, блин!

Ей было плевать на то, что я женат. Я знаю, что она не из тех женщин, что заводят кратковременные интрижки или спят с женатыми мужиками. Но со мной она хотела всего. И во мне что-то дрогнуло. Я был не прочь остаться! Разве я думал в тот момент? Вспоминал про свою совесть? Нет.

Я просто её поцеловал. А потом сам не заметил, как мы оказались на постели, раздеты и, более того, я чуть не вошёл в неё!

Благо, она опомнилась!

Спасибо, Господи, что хотя бы у кого-то мозги соображали!

Мы притормозили. Мы не завершили начатое. Но, тем не менее, я остался до утра.

Кажется, она ни о чем не жалела. Ни о том, что мы поддались минутной слабости, и чуть было не стали близки. Ни о том, что не довели дело до логического завершения.

Утром, когда я проснулся, она так безмятежно спала! Тёмные волосы разметались по подушке, колени подтянуты к груди, а сама грудь, прижатая коленями, так бессовестно выглядывала из-под простыни, что я не удержался и приподнял край. Она спала обнажённой. Для меня стало откровением, как можно так естественно, без стеснения вести себя с человеком, с которым вы не были близки, но он видел тебя в первозданном виде, как? Я даже спросил у неё, не смущается ли она меня? На что она бесхитростно ответила: «А смысл? Ты уже всё видел!»

Повинуясь порыву нежности, написал ей какую-то любовную записку, переложил торт в единственную посуду, которую нашёл в кухне – суповую тарелку, и ушёл, тихо прикрыв за собой дверь и напевая себе под нос какую-то попсовую песенку.

День начинался просто отлично.

Глава 2. Пресловутая красная нить.