– Вам жизнь досталась так дорого, а вы не хотите ее принимать. А вы знаете, что когда жизнь достается дорого, то это значит, что она особенная, необыкновенная… Вы не позволяете себе жить счастливо лишь потому, что вас не устраивает цена. Даже не смотря на то, что вы ее уже заплатили.

– Подожди, что-то я не вкурила. Надо переварить. То есть… Это как если бы я купила сумку за 20 тысяч евро, но вместо того, чтобы носить ее и наслаждаться ею, сидела и страдала б над ней, ну что ж ты, сумка, сука, такая дорогая?

– Примерно так.

– Я что – особенная, значит? Ведь за такие деньги только эксклюзивные вещи продают. Страдания означают особую судьбу, гм-м… Красиво. Учитывая, сколько я страдала! Ну, в каком-то смысле у меня судьба действительно особенная. Ха, поэтому я себя так дорого продаю и не каким-нибудь дальнобойщикам. Товар «Любимая девушка» под люксовым брендом «Елена» далеко не всем по карману! Ха-ха!

– Вас это действительно веселит?

– Юля, если я не буду смеяться, я просто подохну! Слушай, а нельзя эту сумку, ну свою особенную такую судьбу, поменять на какую-нибудь попроще, порадостнее, может быть?

– Сумку можно было б вернуть, но жизнь вспять не воротишь. Зато всегда можно отказаться от старого сценария и начать жизнь с чистого листа…

– Здесь ты права, аспиранточка. Права, – горячо перебила ее. – Вот моя мама смогла. Она ведь восприняла мои слова как указания к действию. Наверное, мне надо было стать психологом, как ты.

– А что сделала мама?

– Ну-у… сначала она походила еще какое-то время по дому в чем-то драном. Что-то там себе думала. Залезла под душ. Сбегала в салон, подстриглась, перекрасилась, надела узкие джинсы и сапоги на шпильке, влезла в мою короткую кожаную куртку и стала крутиться перед зеркалом:

«А ты права! А я-то еще ничего! Маленькая собачка до старости щенок! Да я еще совсем молода! Прав бы Аристотель, жизнь в сорок только начинается!» – «Ты уверена, что он дожил до сорока? В античности рано умирали».

Ну, мы смеялись и защищались глупыми шутками от злой реальности. Я улыбалась, глядя на мамины потуги, а внутри нарастал ком сосущей жалости: женщина, которая вдруг понимает, что еще может успеть вскочить в последний вагон любви и страшно суетится – грустное зрелище. Она звонила подругам и всем говорила одно и то же. Она изображала подбадривающий аутотренинг в зеркале ванной комнаты «Я – самая обаятельная и привлекательная, я самая офигительная и сногсшибательная…» Она закрутила роман с женатым начальником цеха, а потом с женатым председателем профкома. Ее понесло. Но это было лучше, чем страдания от жалости к себе. Я сидела дома и готовилась к экзаменам, а мама боялась идти домой, потому что слишком много выпила с подругами.

На этом безумии, знаешь ли, она выплыла. В один прекрасный день она вспомнила про свои мечты стать художницей. Начала ходить по выставкам, купила холсты, записалась на художественные курсы к какому-то лохматому чуваку.

Я же рассталась с моим парнем, с Лешей. Так вышло. Не знаю, на что он рассчитывал на выпускном, когда увел меня после медленного танца в спортзал, попытался завалить на сложенные стопкой спортивные маты. Грубый, неумелый юнец. Распыхтелся, рассопелся, полез своей раскоряченной пятерней под нарядное платье. По жемчужным бусинкам, по блесткам, по изысканному гипюру и кружевам, как варвар. Я вырвалась, отпихнула его, отчеканила:

– Алексей, мы слишком молоды, чтобы принимать такие ответственные решения. Я не хочу серьезных отношений сейчас. И вообще отношений с тобой, после такого!

Развернулась и убежала. Он бежал вслед, просил прощения, что-то лепетал, говорил, что очень сильно меня любит и что просто выпил много шампанского. Что я же его невеста!

Отпихнула, дала пощечину и оставила краснеть. Мне казалось, что он готов заплакать. Остаток вечера он виновато буравил меня взглядом, наблюдая, как я гордо танцую с другими одноклассниками. Доедал фруктовый салат с цветным серпантином. Но я больше не была его невестой.

Завтра навсегда

– А вообще ты права, да, фигура матери и все такое. Думаю, во всем виновата моя мать. Она сказала: «Попробуй, а вдруг получится. Лучше попробовать и пожалеть, чем не попробовать и сожалеть».

– Винить во всем родителей – тупиковый путь… Но в то же время вы имеете полное право на злость. Злитесь, да?

– Конечно злюсь!!! Как же их не винить, если это они во всем виноваты? Ты ж сама сказала. Вот мама после папиного ухода набралась где-то мудрых цитат, вставляла их по поводу и без. А я ведь их принимала за чистую монету, за мамину мудрость. Вот эта фраза про «попробуй» стала спусковым крючком, чтобы всерьез размечтаться о модельной карьере и унизительно начать обивать пороги модельных агенств, выставлять себя напоказ всем этим свиньям. Я же не знала, что в некоторых случаях – лучше не пробовать. Потому что потом ночами тебя будут добивать сожаления о сделанном, терзать, мучить, топтаться по ребрам. И не пытайся перебить меня со своими лекциями, я считаю, что она должна была остановить меня, не пускать никуда, запереть дома! Мне следовало сидеть у себя на диване с книжкой, готовиться к вступительным экзаменам или просто смотреть хорошее кино, чем идти на тот кастинг, на котором я встретила Антона. Это был переломный момент всей жизни. Встреча с ним стала смертельным ударом по самолюбию! Человек из мира сильных, богатых просто и цинично использовал меня. Поманил сладким кусочком счастья и захлопнул дверь прямо перед носом. Я отдала ему не только свою девичью честь. Я ему поверила, как родному. А он жестоко разбил мои хрустальные надежды, даже не задумываясь о том, чтобы объясниться. Он тоже даже не попрощался, как отец. Я ведь еще долго ждала хотя бы его звонка…

Замолчала. Психологу тоже не все расскажешь. Перед внутренним взором, как на белом экране, память уже крутила – и не остановишь – живые, сочные и яркие воспоминания, сотканные из боли, словно это все было вчера.

…Родной диван в родительской квартире, а мир вседозволенности богатых льется в комнату из телевизора. Трясет животом прямо в камеру основатель модного канала, некрасивый толстяк, фотографируется в объятиях полуголых, разодетых в пух и прах девушек, готовых на все ради его липких пальцев. С первого взгляда возненавидела его. Потому что для него эти девушки были просто куклами. Как она для Антона, красивая молодая дурочка, которую он развел романтическими банальностями. И не только на секс, черт с ним. На чувства! Ждала его звонка, несмотря на то, что он и ответил грубо, и даже бросил трубку… Минуты превращались в бесконечные часы и дни, а он не перезванивал. Так хотела верить, что его держат дела, пробки или что-то еще. Но трезвая часть извилин нудела о том, что позвонить всегда можно. Пара минут у любого человека есть, чтобы набрать номер того, кого любишь. Для нелюбимого нет и лишней секунды.

Необходимо было поставить какую-то точку. Не вынесла ожидания и опять нажала на кнопку звонка этому несносному и любимому абоненту.

– Настюша, милая, я только собирался тебе звонить…

– Ничего ты не собирался, не ври! Я врунов хорошо вычисляю, у меня папа – чемпион в этом деле.

– Ха-ха-ха! А ты прикольная! Не злись, малышка, я взаправду устал, день был сумасшедший, столько дел и встреч… Не представляешь, как они меня все достали…

– Минуту ты мог бы найти, чтобы позвонить. Я тебе свой номер оставляла. А ты за все эти дни после того вечера ни разу! Зачем ты тогда его спрашивал? Зачем называл меня любимой? К чему весь этот цирк? Сказал бы сразу, все было хорошо, вот тебе печеньки к чаю, не поминайте лихом. Зачем было влюблять меня в себя?

– Да ладно! Все так серьезно, ух ты! – он радостно присвистнул. – Ты ж с виду такая непокорная принцесса. Я уж думал, совсем забыла обо мне. У таких красивых девушек всегда миллион поклонников. Давай завтра встретимся, солнышко, нормально поговорим. В восемь вечера за тобой заеду. Скинь мне свой адресок смс-кой.

– А ты что, не помнишь даже, куда меня подвозил?! – а по извилинам уже разлилось сладким медовым ароматом его слово «солнышко».

– Ах, любимая, мне столько всего помнить надо, голова распухла. Не капризничай, детка, давай, до завтра, целую все твои самые вкусные места.

Зарделась и опять попалась. Была влюбленная дура и опять попалась. Скинула ему свой адрес, а весь следующий день не находила себе места. Свидание же, вечером, с мужчиной мечты, с ненаглядным Антоном!

Не находила себе места, слонялась по квартире, натыкалась на углы коленками и повторяла как заведенная вслух и про себя его имя: «Антон, антон, антонантонантон…»

В восемь вечера никого у подъезда не было. В девять тоже. А трубку на еле отважившийся звонок он не взял. Перезвонила опять, он сбросил. Настойчиво, уже в истерике, звонила снова и снова, он сбрасывал, а потом металлическая женщина объявила «абонент вне зоны действия сети».

– Моя первая любовь, Юля, была похожа на изнасилование, только не физическое, ведь я сама его желала, а моральное. Что хуже во много раз. Я поверила в энергетических вампиров и лишь эта идея мне как-то логически объясняла произошедшее. Злости и слез уже просто не было. Я помню, как лежала обессиленная поперек кровати, смотрела в беленый потолок и по нему на мягких лапах ползло отчаяние. Со всех сторон клубами подступало темное, леденящее душу равнодушие. По телу будто проехались катком. Я почти умирала.

Я пыталась понять, что я сделала не так. Как человек, который так нежно ласкал меня в ту ночь, был таким влюбленным и страстным, может сейчас быть столь жестоким чудовищем. Здравый смысл не помогал. Любовь нельзя убить ударом здравого смысла. Можно сколько угодно кричать, ругаться и принимать самое последнее решение «забыть». Но надежду на взаимность все равно не вытравишь, если сердце превращено в любовную штаб-квартиру. Если там делает перестановку самая главная эмоция в мире. Своими попытками дозвониться я стерла свое самолюбие в пыль, мне даже тебе стыдно сейчас об этом рассказывать. И лишь одно смягчает, что я нашла в себе силы, сжала в кулак всю свою силу воли и удалила номер Антона из памяти телефона.

Как жаль, что нельзя было так же легко удалить его из своей собственной. Набор цифр был так прост и легок, а он по-прежнему так любим. Прописка в сердце не меняется, даже если человек не значится в контактах.

Mundus temptationis plenus

– А вы можете сказать, что до сих пор его любите? Вы так эмоционально рассказываете, столько энергии в этом…

– А-ха-ха, наивная ты, Юля! Нет, какая любовь? Разве что отголоски ужаленного самолюбия, не более. Но клин клином вышибают. Я почти сразу стала встречаться с другими, чтобы отвлечься. У меня же миллион поклонников, я же красивая, так ведь! Правда, я не позволяла до себя никому дотрагиваться, просто слушала их. Задавала вопросы, очень много вопросов, а они многословно отвечали. Я хотела их всех понять, чтоб понять, как приручить и вернуть того одного. Или я хотела понять вообще мужчин, чтобы узнать мотивы того одного.

То я думала, как ему отомстить, то, как приручить. Мне казалось, что если бы я была богатой девочкой, из его круга, он не смог бы так со мной поступить. Просто использовать и выбросить. Я готова была отдать все, что угодно, только чтобы войти в его круг, водвориться в его мире и показать ему, где раки зимуют. Чтоб он понял, что я главная, а не он. Чтоб ползал за мной на коленях и умолял хоть об одном поцелуе. Знаешь, в один из тех одиноких вечеров я уже стала сходить с ума. Я поняла, что продала бы душу за любовь Антона, да-да, я бы продала! Был такой магический вечер, волшебный, не знаю, как объяснить. Прочла в одном журнале, что надо так сделать и сделала. Зажгла свечи по всему дому, как в кино, включила любимую музыку, села у зеркала, вглядывалась в безумные искорки в собственных глазах и мои глаза будто меняли цвет, превращаясь из просто голубых в ярко-зеленые. Надела на себя украшения, туфельки на самом высоком каблуке и мамины украшения. Пила красное, дешевое вино из высокого бокала и представляла себя такой, какой хотела бы быть. Маргаритой на метле, Еленой Троянской, повелительницей мужских сердец, роковой и неуловимой. Независимой и смелой, вольной давать или отказывать, в мехах и бриллиантах, чье слово – острая стрела, и чтоб меня боялись, чтоб меня желали… Меня давно некому было контролировать. Некому было поддержать или успокоить, не у кого было спросить совета. Мама ушла с головой в свою личную жизнь, да мне было бы стыдно признаться маме, о чем я страдаю. Я танцевала сама с собой дикие танцы, кружилась, и в слезах сквозь сумасшедший смех обещала отдать что угодно, все-все, что угодно, лишь бы приблизиться к нему, к Антону. А если невозможно, то просто узнать бы, как он живет. Просто войти в этот дикий мир богачей, стать там своей, а потом… потом раздавить их сердца к чертям своим острым каблучком.

«Хочу, хочу, хочу!!!» – повторяла я бессчетное количество раз. Зачем? Ха-ха, да хотя бы чтоб плюнуть ему, или таким же, как он, в лицо. Ой, не ищи логики, не было ее у меня никогда. Я запомнила этот вечер безумного наваждения, когда нервное напряжение дошло до предела. Потому что я устала, очень-очень устала. Уснула среди догорающих свечей, обессиленная собственными фантазиями о том, как встречу его, что скажу ему. Перебирала разные варианты нашей встречи, придумывала сценарии… В каждом я была неприступной, пресыщенной, умной, а он желал меня и не узнавал. И месть моя была все более изощренной в каждой новой фантазии. В общем, чудо, что не спалила квартиру, пока меня колбасило.

– Вы его потом хоть раз встречали?

– Нет. Его – нет. Гм-м… Странно другое, вот сейчас понимаю… А ведь все остальное, загаданное в ту ночь, оно ведь, можно сказать, исполнилось. То есть… Я же стала такой женщиной! Вот именно такой, какой представляла себя в тот вечер! И в целом, слушай, да! На утро после того вечера действительно будто что-то изменилось. Я ведь очень быстро вскоре вошла в мир Антона и подобных ему, даже выше него статусом. Легко, будто по мановению волшебной палочки. Причем даже посопротивлялась для приличия. Значит, в том журнале не соврали, надо же! А я даже не отследила этого.

– Как это произошло?

– Для начала в моей жизни появился Рома. Симпатичный, на джипе по цене небоскреба, с золотым телефоном. Говорил тоном хозяина жизни, который ворочает большими деньгами и чьими-то судьбами. Он ехал за мной пол-квартала, пока познакомились. Потом доставал звонками. Я согласилась на свидание в кино.

Приехал вовремя. Не то, что некоторые. Которые даже на звонки не отвечают. Открыл дверь, подал руку. Галантный, хм.

Где-то на середине фильма начал лезть руками к коленкам. А фильм был про меня и Антона. Я вяло отбрыкивалась от Ромы. Завороженно смотрела на экран. Я глотала слезы, я просто залилась слезами. Я слушала льющиеся из динамиков слова героини, что мы просто не можем быть вместе из-за жизненных обстоятельств, и думала, что это судьба так разговаривает со мной, что это знаки о нас.

Рядом сидел клоун Рома и потешался надо мной. Конечно, что может быть смешнее женских слез, правильно?

– Иди в ж.., Рома.

– Какая нежная ты сегодня! Бу-га-га!

Когда фильм закончился, мы поехали ужинать в восточный ресторан. Я ковыряла вилкой в овощах, а он хохотал и трещал без умолку. После ужина, когда мы сели в машину, распалился:

– А поехали ко мне! У меня есть отличное шампанское, прямо из Шампани привез.

– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Ты ж не знаешь, что такое расслабиться. Ты наверное алгебру в школе любил, раздел «Алгоритм действий». Как заучил: сначала девушку в кино, потом в ресторан, потом в койку, так и действуешь.

– Блин, а ты непростая.

– Жизнь вообще сложная штука. Не знал?

– Ну что тебе, цветов-серенад надо? Я сейчас устрою! Ты только скажи, крошка, что надо.

– Надо, надо, надо!!! А другое слово какое-нибудь знаешь? Например, слово «хочу»? Ты ж не хочешь меня. От тебя нет настоящих импульсов. У меня просто экстерьер совпал с образом телки, которую ты должен поиметь сегодня.

Нервно дернул подбородком.

– Я нормальный мужик и всегда готов. Хочу! Да я всегда хочу. Всего и побольше! Гы-гы!

– Дурак ты, Рома. Отвези меня домой, пожалуйста.

– Что, что не так я сделал? Как мне надо было ответить?

– Окей! Служебное заявление. От меня! Уважаемый директор о-о и тэдэ и тэпэ. Прошу вас испытывать свои настоящие эмоции, а не те, которые требуются по регламенту. Это существенно облегчит жизнь вам и даже может сделать счастливым. Вы узнаете, что ваши постельные победы ничто по сравнению с поражением на любовном фронте. Влюбись, Рома, влюбись. Но не в меня. А в ту, которую давно любишь, но почему-то готов изменять с первыми встречными телками. Хватит дизелить и играть в жизнь. Начни уже жить и любить.

Я тараторила весь этот чумовой текст, пока ехали по опустевшим московским улицам, где-то на периферии сознания понимая, что желала бы говорить их совсем другому человеку, не Роме. Резко замолчала, ведь это страшная глупость – учить взрослого мужика жизни, когда сама ты толком не жила, никто и звать никак, и ничего у тебя нет, кроме красивой мордашки, длинных ног и разбитого сердца.

А он сидел, пришибленный. Вел машину и смотрел во все глаза на дорогу. Наверное, это и был настоящий Рома, кажется, даже слегка испуганный, растерявшийся. Но точно, не тот бодрый веселый нахал, каким хотел казаться вначале.

Мы молча доехали до моего дома. Остановился у подъезда, под развесистым деревом. Из окна тянуло прохладой, осенью, несостоявшейся историей.

– Она вышла замуж. За другого. Давно. Потом она хотела развестись ради меня. Но я уже вычеркнул ее из жизни, потому что она причинила мне слишком много боли.

– Рома, тебе же всего 37 лет. Ты много чего пробовал. Но поверь, лучше секса с любимой женщиной ничего не будет. Никто, даже такая богиня, как я, не затмит ее. От себя не убежишь. Ну давай, пока.

– Стой, а поцеловаться? Надо поцеловаться, – в нем опять проснулось его альтер-эго, бодрый пошлый нахал.

– Кому надо? Мне не надо. И тебе не надо. Второй сеанс платный и он тебе не по карману. Спасибо за вечер.

Зачем я так сказала, про платный сеанс? Не знаю… Просто подурачилась, пошутила, для красного словца ляпнула. А получилось пророчество.