Фаркоунт смеялся так громко, что смех его доводил меня до отчаяния. Алексис, подпихнутый под лопатки, рухнул к ногам моего жениха и просто сидел, опустив голову, не смея даже шевельнуться. Покорившись своей судьбы или понимая, что он всё равно ничего не сможет изменить.

Он принадлежит моему отцу, а значит, и тем, кому тот его передаст.

Собственный папаша не волновался о судьбе сына – даже не поинтересовался, что произошло с тем. Он предпочел атаковать наши земли, тем самым, по сути, разрешив Эрнесту Утенроду совершить с пленником всё, что заблагорассудится. Договор был нарушен, и жизнь Алексиса перестала представлять хоть какую-то ценность.

Где он провел всё это время? В отцовских темницах, под заключением? Его били? Что он вытерпел за несколько недель, пока я отдыхала на юге?

– Вы говорили, что выполните любой мой каприз и даруете мне всё, о чем я пожелаю? – выпалила я онемевшими губами быстрее, чем успела взвесить все «за» и «против» того, что собиралась совершить.

– Разумеется, душа моя, – радостный лорд Фаркоунт перевел на меня нетрезвый взор. – Я держу свое слово. Вы уже придумали, что может порадовать вашу душеньку? Однако, быстро!

– Да. Раз я могу попросить у вас что угодно, тогда… тогда подарите мне его, – твердо сказала я, ткнув пальцем в поверженного младшего лорда Коэрли.

Мои слова звучали тихо, но отчетливо. Я не колебалась ни секунды. Алексис поднял взгляд на меня, словно не понимая смысла сказанных слов. Лицо его не исказилось, оно оставалось всё таким же бесстрастным. Но чувствовался незаданный вопрос.

Фаркоунт удивленно хмыкнул.

– Любовь моя, ты хочешь лишить меня подарка, который я сам только что получил?

Манера его общения резко сменилась. «Вы» исчезло, уступив место покровительственному «ты». Он уже посчитал меня своей.

– Я больше ни о чем вас не попрошу. Подарите мне этого человека в личные слуги. Я обещаю, что сохраню ему жизнь.

– Зачем он тебе?

Не могла же я сказать, что пожалела сына своего врага. Что пришла в ужас от того, что с ним случилось за те недели, что я нежилась в южном поместье. Что он не заслуживает такой судьбы и не должен платить за чужие грехи.

– Я хочу отомстить ему за всю его надменность. Вы же знаете, он должен был стать моим женихом, – проникновенно врала я. – Но этот мужчина был омерзителен в своих словах и поступках. Я жажду мести.

– Кажется, к семейству Коэрли есть претензии не только у нас с твоим отцом! – лорд Фаркоунт обрадовался лишь сильнее. – Что ж. Забирай. Я бы, конечно, с куда большим удовольствием одарил тебя бирюльками или нарядами, но если уж ты хочешь стать хозяйкой этого ничтожества… как я могу тебе отказать.

Он подпихнул Алексиса за цепь ближе ко мне и, склонившись к нему, сказал:

– Отныне любое ее слово для тебя – нерушимый закон. Иначе я вспорю твоё брюхо и оставлю на растерзание грифам.

Алексис слабо кивнул. Мой жених передал мне ключи от оков пленника, и я крепко сжала те в кулаке.

Сердце гулко колотилось меж ребер. Казалось, мой обман вскроется, и меня саму казнят за вранье и нелепую жалость. Но пир продолжался, только отец отвел меня в сторонку и спросил суровым тоном:

– Зачем тебе этот мальчишка?

– У нас свои счеты, – ответила я сухо. – Когда я просила тебя не выдавать меня за него замуж, ты думаешь, я была голословна? Нам есть, что с ним обсудить.

Он покачал головой, но ничего больше не сказал.

Праздник закончился поздним вечером. Одни гости разъехались по домам, другие предпочли заночевать в поместье. Лорд Фаркоунт уединился с моим отцом в рабочем кабинете за военными вопросами.

– Ты можешь быть свободна, – сказал мне папа так, будто дал разрешения слуге выйти.

Он закрыл дверь в кабинет перед моим носом.

– Пойдем со мной, – не приказала, но попросила Алексиса.

Мы брели в мою спальню, но, если честно, я не ощущала почвы под ногами. Всё это казалось глупым сном. Я не могла даже подумать, уезжая из отцовского поместья на каких-то несколько недель, что вернусь и увижу Алексиса… в столь плачевном положении. Я помнила его прекрасным воином. Я помнила его невероятно красивым мужчиной.

Во что превратила Коэрли-младшего слепая ненависть моего отца?

И можно ли вновь разжечь в его груди то пламя, что однажды заворожило меня своим светом?

***

Мы вошли в комнату. Тишина была столь густой, что её можно было намазывать на хлеб. Я сглотнула острый ком и первым же делом расстегнула ключом его кандалы. На запястьях запеклась кровь.

– Тебе нужно помыться. Сможешь?

Он вновь кивнул, едва заметно. Алексис молчал. Я понимала, что между нами выстроена новая стена, и её ещё предстоит разрушить. Кроме того, у меня никогда не было личного слуги, и я не представляла, как нам нужно общаться.

В дальних от столицы городах остались даже рабы – что вообще-то не одобряется и официально запрещено, но все закрывают глаза, – да и к слугам многие хозяева относятся не лучше. Мой папа считается добрым господином, потому что не бьет прислугу, не морит ее голодом и даже платит исправное жалование.

Отношение бывает всякое. Но я-то не собиралась издеваться над Алексисом.

Я вообще не понимала, как поступить. Жаль, что нельзя дать ему свободу. Такого поступка Фаркоунт точно не одобрит. Наоборот, навлеку на себя ненужные подозрения.

– Тогда иди в ванную, а я… я раздобуду какую-нибудь другую одежду.

По правде, эту нельзя было назвать ничем, кроме ветоши. Нестиранная, разорванная, она выглядела просто ужасно.

Ванная комната примыкала к моей спальне. Я не хотела смущать Алексиса своим присутствием, поэтому предпочла ускользнуть.

Я нашла его же вещи, взяла их из его спальни, в которую прокралась как воришка. Теперь понятно, почему отец не выбросил всё сразу же после нашей неудавшейся помолвки. Чтобы показать: пленник жив, вот его одежда, вот он сам. А что исхудал и избит – ну так никто не обещал, что к нему будут обращаться как к аристократу.

Вернулась обратно и вслушалась в мерный плеск воды.

Лет двадцать назад маги научились подогревать воду с помощью колдовства – с тех пор в каждом уважающем себя богатом доме появились вот такие ванные комнаты. Смешно, что папа, недолюбливающий магию, к подобным новинкам относился благосклонно.

Я сидела на краю собственной кровати, гадая, как быть дальше.

Внезапно до меня донесся удар, как будто кто-то рухнул со всей силой.

– У тебя всё нормально? – Я поскреблась в дверь.

Ответом стала тишина.

Я не колебалась ни секунды, когда рванула на себя дверь в ванную, надеясь, что та не заперта. Повезло.

Алексис сидел в ванне, неловко держась за бортик. Было видно, что он упал и теперь пытается подняться, но не может совладать с собственным телом. Он совершенно ослаб. Не знаю, достаточно кормили ли его (думаю, нет), но мужчина не мог даже встать на ноги.

Я могла бы просто помочь ему подняться или вообще оставить, чтобы не задевать мужскую гордость, но вместо этого стиснула зубы и как есть, в пышном платье, шагнула внутрь ванной. Вода лилась из душевой лейки, и юбки тотчас намокли, потяжелели. Меня это волновало меньше всего. Дурацкое лиловое платье всё равно никогда не станет моим любимым.

Я помогла Алексису встать и, дотянувшись одной рукой до мочалки, а второй придерживая его за поясницу, начала намыливать. Обнаженный он оказался куда более худым, чем показалось мне под слоем одежды. Все ребра проступали наружу. На коже виднелись свежие кровоподтеки и старые шрамы.

– Не нужно, – проскрежетал он совершенно сиплым голосом.

Но я понимала, что даже если он захочет, то попросту не сможет помыться. И решила попросту отстраниться от ситуации и помочь ему, ну, как другу или приятелю. В этом нет ничего зазорного или постыдного. Ему необходим душ. И точка.

– Расслабься, всё хорошо.

Прозвучало как-то глупо, неестественно. Но слова давались мне плохо.

Он, наоборот, весь напрягся, но не стал спорить. Лишь закрыл веки и позволил мне «хозяйничать» с его телом. Я была быстра, но аккуратна. Намыливала и смывала, стараясь не смотреть никуда, кроме лица Алексиса.

Затем, закончив, выдохнула с облегчением.

– Прости, я должна была тебе помочь. Одеться сможешь или…

– Смогу, – скрежетнул мужчина зубами, и я решила не лезть.

Постою за дверью. Послушаю.

Он вышел через несколько долгих минут. Пусть и посвежевший, но определенно слабый. Вещи свисали с него будто с садового пугала, так сильно он исхудал. Застыл на пороге, будто не зная, куда деться. Я жестом указала на кровать. Пусть лежит и отдыхает.

– Когда ты в последний раз ел? – спросила строго.

Алексис неоднозначно усмехнулся.

– Ясно. Жди.

Я принесла с кухни остатки пиршества, подвинула к мужчине поднос, заставленный едой и питьем. Набрала всего понемногу.

– Позволь мне подлечить тебя… я умею… – и объяснила, хоть Коэрли-младший и не спрашивал: – Последние месяцы я изучала теорию магии, но немного занималась и практикой, на самой себе. Вылечить раны – смогу.

– Делай что хочешь.

Прозвучало без всяких эмоций. Алексис так и сидел на кровати, не притронувшись к еде. Взгляд его был пуст.

– Куда делся тот надменный индюк, который так сильно меня бесил? – внезапно для самой себя я разъярилась.

Мужчина сощурился, как будто и сам внутренне пытался найти ответ на этот вопрос. Постоянные истязания вытрепали его, ослабили. Он перестал надеяться. Но мне было плевать – я собиралась сделать всё, чтобы однажды увидеть прежнего Алексиса Коэрли.

– Сейчас ты поешь, это приказ. Затем я вылечу твои раны. А потом ты ляжешь спать. Ясно?

– Да.

– Я должна ненадолго отойти. Чтобы, когда я вернулась, тарелки были пусты.

Разумеется, никуда мне было не нужно, разве что переодеться и высушиться – но стоять над душой у Алексиса я не собиралась. Пусть сам разбирается и с едой, и со своими мыслями.

Захватив чистые вещи и полотенце, наскоро помывшись, бесцельно я слонялась по поместью, пока прислуга носилась туда-сюда, убирая за гостями последствия застолья. Я даже помогла с посудой – хоть на меня и шикала экономка, считая, что хозяйке, да ещё и в день своей помолвки не престало пачкать руки. Но мне требовалось хоть чем-то себя занять.

Когда я вернулась, Алексис Коэрли дремал. Он подскочил, стоило мне переступить порог. Сонно сощурился. Поднос не был пуст, но еды на нем значительно убавилось – меня такой расклад устраивал.

Он никак не отреагировал, когда я попросила снять рубашку и положила ладони на вспухшую от шрамов кожу. Энергия потекла сквозь пальцы. Нерастраченная, хаотичная, она не умела правильно выплескиваться, а я не знала, как её контролировать. Пусть в теории всё и выглядело складно, но опыта мне явно недоставало. Я тыкалась как слепой котенок, ориентируясь скорее на интуицию, чем на магические знания.

Определенно, когда сбегу – займусь колдовской наукой. Отыщу нормального учителя-практика, восполню пробелы в знаниях. Если много тренироваться, то можно добиться успехов. Пусть отец и считает, будто магия для простолюдинов, но мне плевать.

Скоро я перестану от него зависеть.

Спустя некоторое время самые свежие раны начали затягиваться. Это привело меня в восхищение. Получилось!

– Теперь – спи.

Я задумчиво посмотрела на огромную кровать, где спокойно разместилось бы два человека, но решила, что мне в этом доме найдется местечко. Пусть он отоспится.

– Добрых снов, – зачем-то сказала перед тем, как уйти.

Алексис меня проигнорировал. Ночь я провела в его спальне, на старых, давно не меняных простынях, что сохранили запах кожи мужчины. Древесный, лесной, свежий-свежий.

Или мне только казалось, что запах принадлежит ему?

…Мы отъезжали на рассвете, и в моей повозке, в ногах, ехал мой новый личный слуга – Алексис Коэрли.