3/2

– Не хотите зайти куда-нибудь? Тот бутерброд только разжег мой аппетит, – признался Лех.

Я таки дождалась окончания пресс-конференции, рассматривая работы художника уже с большим интересом. Надя, предательница этакая, незаметно сбежала с выставки, прислав сообщение: «Спасибо за подарок. Видела, как ты говоришь с Сандерсом. Перезвони потом, не терпится узнать, что он тебе рассказал». Да уж, а у самой, видимо, сработал синдром фанатки: в самый ответственный момент испугалась, что божество окажется не таким, каким до сих пор рисовало его воображение. В подобных случаях я предпочитала не очаровываться, повторяя мантру о том, что идеалов не существует. Поэтому сейчас запросто слушала милую болтовню Леха, не пытаясь законспектировать ее и тем более, принять все за единственно правильное руководство к действию.

От галереи мы двинулись вниз по широкому проспекту, потом свернули в боковую улочку. Тут было полно кафешек и дешевых ресторанчиков. Парочки и одиночки выползли на вечерний променад, рассматривая завлекательные витрины или оккупируя редкие скамейки. Этот район напоминал мне открытку: старинные здания, на каждом памятная табличка в стиле «В этом доме в 19** по 19** проживал советский писатель и публицист А.А. Такой-то» или «Это здание построено по проспекту знаменитого архитектора И.И. Сякого», а то и несколько. Куда не плюнь – попадешь в памятник городского, областного или даже Всероссийского масштаба. Да и просто памятников тут было предостаточно. И относилась я ко всему этому тоже как к открытке. Хорошо раз в год достать, посмотреть, но жить среди такой восхитительной древности было, на мой взгляд, довольно прискорбно. Особенно огорчало отсутствие нормальных магазинов, только супердорогие бутики или закутки, вроде того, где продавалось несколько видов хлеба, кроме обычного черного.

Я специально затащила Леха в один из таких закутоков в надежде разжиться батоном к вечернему чаю. Сандерс терпеливо стоял в сторонке, пока я выслушивала перечисляемые продавцом наименования товаров («Хлеб с морковью, с морковью и зеленью, с тмином, с чесноком, с цельными зернами, с гречкой, с гречкой и медом, из кукурузной муки, булочки с кремовой начинкой, с вареной сгущенкой, с маком, с творогом… Повторите, девушка, что вы хотели-то?»), а после того, как мы покинули торговую точку ни с чем, сделал вышеозначенное предложение.

– Зайти? – переспросила я. – Разве хороший художник не должен быть голодным?

– Вы путаете причину и следствие. Человек творческих профессий должен иметь свое лицо, постоянно поражать, создавать произведения, которые бы не затерялись на фоне похожих. И чем беднее художник, тем старательнее ему приходится работать, иначе однажды его охладевший изнеможденный труп обнаружат в сыром темном подвале. Ну, или он просто переквалифицируется с горя в какого-нибудь слесаря, – глядя на мои расширяющиеся глаза, поправил Лех. – Уверяю вас, работать на пустой желудок не так продуктивно, как на наполненный.

Вообще-то я и сама была не против перекусить. Но пока ни одно заведение меня не привлекло настолько, чтобы самой предложить это Сандерсу. К тому же солнце почти закатилось, а небо обложили тревожно-темные тучи. Ни сейчас, так к ночи точно пойдет дождь.

– Поверю вам. Может, сюда?

Мы как раз проходили мимо пиццерии. Сквозь огромные окна просматривался зал с большими столиками и довольно уютными на первый взгляд разноцветными диванчиками. Если уж Лех с таким удовольствием совсем недавно поглощал вареную курицу с непонятным соусом, то от пиццы тоже не должен отказаться.

– Нет, не пойдет, – стрельнув глазами в сторону заведения общепита, отказался мужчина. – Только не туда.

– Как хотите, – пожала я плечами. Спорить в первую (и, скорее всего, единственную) нашу встречу не хотелось. К тому же на одной из желтых стен зала я приметила знакомую афишу, приглашавшую на выставку Сандерса. Не ней художник стоял в полный рост рядом с одной из своих картин. – Излишнее внимание не желаете привлекать, понимаю.

– А, да… точно, – как-то чересчур рассеяно подтвердил Лех. На какое-то мгновение он будто выпал из реальности, голубые глаза подернулись странноватой дымкой и слегка расфокусировались. А потом все закончилось. – Да, эти плакаты. Я две недели уже не могу ходить из-за них по городу – всюду натыкаюсь на свою рожу. На самом деле, мне кажется это, как бы выразиться получше, противоестественным.

– Что именно? Ваш успех?

– Нет. Видеть себя со стороны. Я всегда испытываю ощущение, будто у меня внезапно появился двойник или брат-близнец.

– Но разве вы не смотритесь в зеркало? – не поняла я.

С каждой минутой на улице становилось все темнее, а свет фонарей – все гуще и насыщеннее. Лех стащил, наконец, свои очки с синими стеклами и сунул одну из душек за ворот рубашки. Без них его нос не выглядел таким уж большим, а сам мужчина сразу помолодел года на три. Неужели Лех не понимает, что этот аксессуар ему совершенно не идет? Или как раз, наоборот, искажением своего лица он добивается очередной загадочной цели? Так или иначе, но глядеть на него стало намного приятнее.

– Наше отражение совершенно на нас не похоже, – отозвался после небольшой паузы Сандерс. – Я как-то проводил небольшой эксперимент. Сделал двадцать фотографий разных людей: мужчин, женщин, стариков и детей. Потом с помощью специальной программы обработал снимки так, чтобы получить их зеркальные отражения. Но свет оставил так, как на оригинальных снимках. Результат был поразительным. Да, вторые фотографии были похожи на первые, но намного меньше, чем ожидалось. В некоторых случаях различие было столь велико, словно снимки принадлежали не одному тому же человеку, а скажем, близким родственникам или просто двум очень походим людям. А если изменить цвет одежды на снимке или добавит какие-то детали… – не закончил мужчина, но было ясно, что он имел в виду.

– А вот теперь я вам не верю, – история Леха показалась мне такой же байкой, как крокодилы в Нью-Йоркской канализации. – Не до такой степени.

– Именно до такой. Я показывал получившиеся снимки их владельцам. И они себя не узнавали

– Да здравствует фотошоп! – не удержалась я от шпильки.

– Обработка была минимальной, – возразил Сандерс. – Человеческая психика весьма лабильна. Взять хотя бы ту историю с сине-черным платьем^[9]. Помните?

– Чушь полнейшая, – засмеялась. – Когда мне на работе первый раз подсунули его, я сначала не въехала. Ладно, согласна, само платье было синеватым. Но отделка там четкого золотистого цвета. А вы что увидели? Говорите, на чьей вы стороне?

– Боюсь разочаровать, но платье, действительно темно-синее с черными полосами.

– Ох! Все – я больше даже говорить с вами не хочу. Серьезно, до свиданья! – Я ускорила шаг, махая рукой. За моей спиной раздался топот: это Лех бросился вдогонку, схватил меня за локоть и развернул к себе. Испугавшись, что он все воспринял всерьез, улыбнулась: – Успокойтесь, я пошутила!

– Знаю, но мне бы не хотелось, чтобы вас сбил велосипед.

– О чем вы? – начала я, но тут из-за подворотни вывернул какой-то парнишка на своем двухколесном коне.

Не вылови меня Сандерс, оказалась бы я как раз на его пути. А учитывая мою привычку смотреть себе под ноги во время движения, дело могло закончиться довольно печально.

– Услышал звяканье звонка, – объяснил Лех. – У меня не только правильное восприятие цветов, но и неплохой слух. Но мы снова вернулись к тому, с чего начали. С субъективизма. Лучше расскажите о себе, Виктория. А то мы уже почти час гуляем, а я даже не узнал, кто вы по профессии, какие фильмы предпочитаете, что лежит на вашей прикроватной тумбочке, и какой предмет храните в самом недоступном месте.

– Ого, неожиданно… – растерялась я. – Почему именно это вас интересует?

– Ну, первые два вопроса вполне дежурные. А остальные нужны, чтобы лучше вас понять. Знаете, почему я ненавижу пресс-конференции? Потому что журналисты не умеют задавать по-настоящему важные вопросы. Вот сегодня меня уже в тысяча триста двадцать второй раз спросили: «Откуда вы черпаете вдохновение». Серьезно, ребята? Вот как они это представляют? В виде некого глубокого колодца в моей голове, куда я периодически опускаю невидимое ведро, или что? Или еще интереснее: «Каковы ваши творческие планы?». «Хорошо, вот мои творческие планы, – сказал я им. – Завтра я возьму огромный лист ватмана, карандаши и начну рисовать на нем лес». Вот мои планы, я ни словом не солгал. Но ведь имелось в виду совсем другое. Что будет выставлено мной через год, два, три. Но разве я могу знать, какая задумка придет мне в голову? Какая из пришедших дойдет до реализации, и какая в конечном итоге не займет место на моем чердаке вместе с другим хламом? Поэтому я очень надеюсь, что вы, Виктория, не журналист.

– Нет, я продавец-консультант в магазине одежды. Ужасно скучная и бесполезная профессия. К тому же малооплачиваемая. Мне пришлось несколько месяцев откладывать, чтобы купить билет на вашу, кстати, выставку.

– Ну, я тоже не миллионер, если вы на это намекаете. – Я вовсе не намекала, но признание Леха меня отчасти успокоило. Не хотелось выглядеть нищей прилипалой, которая решила за счет знаменитого художника улучшить свое материальное положение. – У меня то густо, то пусто. Причем, чаще именно пусто. А насчет бесполезности вашей профессии. Опять же, если продавец-консультант просто курсирует из конца торгового зала в другой конец, следя за тем, чтобы покупатели ничего не украли – это одно. Но если он способен дать стоящий совет, проконсультировать, направить, разве тогда нет никакой пользы? Нет бесполезных профессий – есть люди, относящиеся халатно к своим обязанностям.

Мы остановились напротив какого-то полу подвальчика. Я бы его даже не заметила, а Сандерс предложил:

– Давайте спустимся.

– Сюда? – Меня подобная перспектива не привлекла.

– Да. Почему нет? Хотя бы взглянем, что там.

Показалось, или в тоне Леха появились просительные нотки? Пришлось снова уступить. Подобные подвальчики навевали на меня ассоциации с бомбоубежищами, крысами и почему-то адскими котлами. Но в данную «преисподнюю» долго спускаться не пришлось. Всего несколько ступенек, и мы оказались в полутемном помещении с несколькими деревянными столами. Пол покрывали опилки, на стенах висели несколько голов – оленья, волчья и кабанья. Стены были задрапированы гобеленами с изображением охоты. Зал разграничивали деревянные столбы, переходящие у потолка в крепкие балки. Чувствовался эдакий закос под средневековую трапезную. Владельцы заведения не поскупились на настоящие льняные салфетки и меню, вырезанное на тонких дощечках.

Не успели мы присесть, как к нам подошла подавальщица (иначе не скажешь) в сарафане. Для полного слияния с историей не хватало поклона до земли и протяжного: «Что желаете, судари!» Ну, или чего там положено говорить девице из харчевни? Вместо этого, официант вынула из кармана блокнот с самой, что ни есть современной, шариковой ручкой и заучено прокудахтала:

– Ресторан «Вепрь и единорог» приветствует вас. Что желаете? В нашем меню есть блюда из мяса, салаты, как холодные, так и горячие, супы, окрошка на настоящем хлебном квасе, пироги… – Девушка резко замолкла.

– Привет, Ринок! – расплылся Лех.