Год спустя
Светлана
– Опять ты читаешь эту ерунду, – проворчала я, глядя на то безобразие, что нашёл мой брат в интернете.
– Сегодня у меня такое настроение, Свет. Хочу почитать что-то расслабляющее, – едва понятно ответил мне Пашка, мой старший брат.
Он отложил планшет, и одной рукой схватился за подвесную ручку на тросе, что висела над ним, поднял своё неподвижное тело и привычно прислонил к стене.
Я помогла ему сесть ровно, зафиксировав специальными ремнями.
Правая рука и правая часть лица были подвижными, но остальное тело не подчинялось брату.
Только я начала наливать чай, как в комнату вошла мама и протянула мне мой телефон.
– Держи! Звонит какая-то Анна Алексеевна, настойчиво требует тебя. Говорит это срочно.
В моей голове, словно бомба взорвалась.
Это имя впечаталось в подкорку моего мозга на всю оставшуюся жизнь и как бы я не хотела, никогда не смогу забыть эту женщину.
Сглотнула и дрожащей рукой взяла телефон.
– Иди, я сама тут разберусь, – сказала мама.
Я ушла в свою комнату, села на кровать и медленно приложила телефон к уху.
– Алло, – произнесла едва слышно.
– Светлана? Никитина Светлана Михайловна? Это вы? – голос женщины был странным – слабым, сиплым и наполненным отчаянием.
– Я больше не Никитина… Но да, это я… Всё верно… – пролепетала я и тут же спохватившись, резко спросила: – Что вам нужно от меня?
– Светлана Михайловна… Света… – заговорила женщина таким голосом, будто сейчас заплачет. – Я так виновата перед вами… Так виновата. Можете приехать ко мне? Мне о многом нужно вам рассказать…
Я ничего не понимала.
– Зачем вы мне звоните? Что вам нужно мне рассказать?
– В… Ваш… Господи, помоги мне… Говорить об этом гораздо труднее, чем я думала… – пробормотала она и тут же пылко прошептала: – Светочка, вы должны знать – ваш ребёнок не умер. Ваш ребёнок жив.
Что?
– Что?! – подскочила я и схватилась за сердце. – Что вы сейчас сказали?
– Приезжайте ко мне, Света. Я вам всё расскажу. Вы должны всё знать и должны знать, у кого ваш сын…
Казалось, силы покинули меня, и я больше не смогу сделать ни шагу. Я подняла глаза на иконы в углу, и заплакала.
– Я хочу знать, – прошептала сквозь слёзы, стараясь подавить подступающий к горлу крик. – Хочу знать, где мой мальчик. Скажите, что он не попал к дурным и жестоким людям, или – алкоголикам… наркоманам! Боже… Он может быть болен или даже голоден…
– Запишите адрес, Света, – усталым и каким-то безжизненным голосом произнесла Анна Алексеевна. – Приезжайте скорее. Сегодня. И вы всё узнаете.
– Я… я не могу сегодня, потому что нахожусь очень далеко. Я куплю билет на первый же рейс самолёта. Диктуйте адрес…
– Онкологический центр…
Светлана
Я слышала плач ребёнка. Малыш плакал то надрывно, то почти неслышно, то так жалобно, что у меня едва не разрывалось сердце. Я рвалась к ребёнку, чтобы прижать его к груди и успокоить, чтобы сказать, что мама рядом и больше никогда не потеряет своего малыша…
Но я не могла и шагу ступить!
Ни руки, ни ноги не двигались!
Я пыталась сделать хоть шажочек!
Бесполезно…
Какая-то чудовищная сила держала меня и не давала встретиться с сыном!
Мой малыш! Сынок!
Я здесь!
– Я здесь! – закричала и проснулась.
Рывком села в постели и распахнула глаза. Я тяжело дышала, моё лицо было мокрым от слёз, а в душе ощущалось безумное чувство потери.
Полтора года назад мой мир был разрушен. А сегодня, я получила надежду на то, что можно начать всё сначала.
Мой ребёнок жив, и это счастье! Но в груди всё равно шевельнулась моя боль, ставшая уже такой родной. Глухо застонала от своей боли больной, от которой защемило сердце и слёзы снова стали меня душить, будто я тонула в глубокой воде.
«За что так со мной? Почему? Кто просил забирать у меня ребёнка?! Это мой малыш, но его отобрали…»
Руки задрожали от невыносимого желания ощутить тёплое тельце своего сыночка и прижать его к своей груди.
Крепко, почти до боли обняла себя руками, впиваясь ногтями в кожу и завыла…
«Как же я тебя люблю, кровиночка моя… Я сделаю всё возможное и невозможное, но верну тебя! Обещаю. Мы встретимся, мой маленький ангел и больше никто и никогда не посмеет отобрать тебя у меня. Больше мы не расстанемся…»
В спальне было темно, за окном стояла глубокая и тёмная ночь. Слышно было, как вьюга воет и протяжно стонет, будто точно также как и я, она тосковала по своему ребёнку…
Вздохнув, я упала на подушку и закрыла глаза, хотя прекрасно знала, что больше не засну. В памяти всплыл сегодняшний разговор с Анной Алексеевной.
«Что же вы натворили!» – подумала с отчаянной злостью.
Маме и брату про своего сыночка не сказала – ни к чему терзать им сердца. Вот верну своего Сашеньку, привезу его домой, тогда и познакомлю маму с её внуком, а Пашку с племянником.
Вспомнила тут же бывшего мужа.
«К чёрту его! Не скажу ему о сыне! Он похоронил нашего ребёнка и похоронил наш брак! Так тому и быть!»
– Мой сыночек… – прошептала вслух и снова всхлипнула. Слёзы тут же покатились из моих зажмуренных глаз.
Я так долго гнала от себя мысль о своём погибшем малыше, живя так, будто я сама была мертвецом…
Но сейчас…
Стоило мне подумать о том, что мой мальчик находится на руках другой женщины, мой малыш – моя плоть и кровь, так на меня тут же накатывалась невыносимая звериная тоска, что я больше не могла найти себе места. Как назло, в памяти назойливо всплывали известные случаи насилия над детьми, и мне становилось дурно. Этот мир был жестоким и несправедливым, но я молилась, чтобы с моим ребёнком всё было хорошо.
– Боже, убереги моего сыночка, – прошептала, сложив руки в молитвенном жесте.
Ох, господи, мне нужно прекратить изводить себя. Иначе я сойду с ума раньше, чем найду своего ребёнка!
Билет я купила сразу после разговора с Анной Алексеевной. Вылет завтра вечером, точнее, уже сегодня. Но как назло, время стало тянуться настолько медленно, будто тоже решило испытать мои нервы на прочность.
Вскочив с кровати, я надела халат и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить маму с братом, прошла в ванную.
Включила свет и умыла лицо холодной водой. Посмотрела на себя в зеркало и устало улыбнулась. Выглядела я отвратительно. А точнее – ужасно. Бледная, будто я болела, осунувшаяся и казалось, что постарела, лет на десять, а быть может, и на двадцать. А впрочем, так оно и есть: я была больна, почти мертва…
Снова умыла лицо и почистила зубы.
Потом приняла душ, стараясь смыть с себя кошмар недавнего сна. Я старалась думать о том, что совсем скоро увижу своего ребёнка.
«Я узнаю, что произошло, но самое главное, узнаю, где мой малыш».
Снова завернулась в халат, волосы обернула полотенцем. Также тихо, я прошла на кухню и сварила себе кофе.
Глотая обжигающий напиток, я гипнотизировала взглядом настенные часы. До вылета было ещё так долго…
– Так, хватит уже, – пробормотала я, сердясь на саму себя. – Нужно думать спокойно, без истерики. Эмоции пока мои враги.
Вдруг, я почувствовала, что моя бесконечная тоска немного утихла, и в голове начал вырисовываться план. Я почувствовала себя гораздо лучше.
«Итак, когда я узнаю, у кого и где мой малыш, я сразу же поеду за ним. Это первое», – решила про себя. – «Второе – если эти люди не поверят мне, то я уговорю их сделать тест ДНК. И третье – меня никто и ничто не остановит».
Я должна увидеть и вернуть своего сына. Иначе я просто не смогу жить дальше.
Закрыла глаза и попробовала представить, какой он, мой мальчик. Ведь ему уже полтора года…
Светлана
Самолёт задержали на четыре часа из-за непогоды. Я нервничала так, что впору было пить успокоительные препараты.
И чуть ли не закричала от радости, когда объявили посадку.
Ещё четыре часа в пути и, наконец, я оказалась в ненавистном городе, который когда-то любила всем сердцем. Но именно здесь была до снования разрушена вся моя жизнь.
Это был мегаполис, суетливый и красочный, особенно в сравнении с моей глубинкой, но, враждебно настроенный. По крайней мере, у меня создавалось впечатление, что этот город меня невзлюбил.
Прилетела я довольно поздно и к Анне Алексеевне не попаду, о чём сильно жалела.
Взяла такси и назвала адрес той самой маленькой квартиры, в которой я несколько месяцев жила уже одна…
Возле дома находился супермаркет, когда вошла, увидела несколько семей с детьми…
«Ничего, скоро я найду своего малыша. Держись», – подбадривала себя.
Повсюду были люди – в супермаркете, на улице, возле подъездов… Люди возвращались домой с работы, спеша к своим жене, мужу и детям…
Я же медленно брела к своему подъезду и немного всем завидовала…
«Терпи, Света и не плачь», – твёрдо сказала сама себе. – «Очень скоро всё будет хорошо».
Ах… Если бы я только знала, что меня ждёт впереди…
Но, даже зная будущее, я всё равно не отступилась бы. Никогда.
Светлана
Я была взвинчена до предела, нервы, казалось, готовы были лопнуть – когда я назвала имя и фамилию Анны Алексеевны, началось твориться что-то странное.
Меня попросили подождать.
Я ждала…
Почти два часа ожидания, бесконечных вопросов, почему меня не пускают, но ответ был всё тот же – ждите.
Телефон Анны Алексеевны был недоступен.
Я начинала накручивать себя и подозревать самый печальный исход событий.
«Господи, только бы она была жива…» – молилась про себя.
Во время ожидания, я изучила периметр проходной онкоцентра и зал ожидания. Увидела бесконечно много людей, которые не хотели принимать тупой расклад судьбы. Услышала я много слов и с каждой последующей минутой, мой страх становился сильнее. Ад существует – это ясно сразу… К моей боли как пластилин прилипала чужая боль.
Боже, сколько здесь было молодых людей. И детей…
Всеми силами я отгоняла от себя непрошенные и ненужные думы и сосредоточилась лишь на своей цели – узнать правду. Но сначала, я должна увидеться с той, которая своими руками убила мою душу и вырвала сердце с кусками мяса и потом, глядя мне в глаза беспощадно лгала.
Да, такие люди должны быть наказаны и тот факт, что Анна Алексеевна оказалась в этом месте – доказывает, что есть справедливость, да только, это лишь малая доля наказания, которое она заслужила.
Уронила голову на ладони и едва не застонала. Ожидание меня словно палач медленно пытало.
Когда, я уже решила, что с меня хватит, и хотела пойти в палату Анны Алексеевны, минуя охрану, как вдруг, ко мне подошёл седовласый мужчина в белом халате и спросил:
– Вы, Никитина Светлана Михайловна?
Наконец-то!
– После развода у меня другая фамилия – Солнцева. Но раньше я была Никитина. И да, это я, – ответила скороговоркой, судорожно сжимая в руках свою шапку и шарф. – Вы меня проводите к Анне Алексеевне? Как она? Мне очень нужно с ней увидеться и поговорить, да и ждёт она меня.
– Леонид Петрович Гуровой, – представился мужчина, внимательно глядя на моё лицо. – Идите за мной, Светлана Михайловна.
Я открыла было рот, чтобы снова задать свои вопросы, но тут же закрыла и направилась за ним.
«Я на маленький шажочек стала ближе к своему ребёнку».
– Прошу, входите, – пригласил мужчина меня в кабинет.
Надпись гласила «Онколог. Гуровой Л. П.»
Я нахмурилась, но вошла.
– Садитесь, – сказал он, указав на жёсткий стул. Сам же занял место за рабочим столом и принялся что-то искать в ящике.
Сердце стало бухать так, что я начала думать, что сейчас оглохну.
Медленно села и спросила, едва дыша:
– Что с Анной Алексеевной?
Гуровой отвлёкся от своего поиска и посмотрел на меня равнодушным взглядом и сухо ответил:
– Скончалась сегодня в четыре тридцать утра.
Нет…
Нет! Не может быть!
НЕТ!!!
В моём горле застрял крик отчаяния. Сердце заболело, да так сильно, что я застонала и тут же заплакала, не скрывая своих эмоций.
Надежда, вера и единственная соломинка, связывающая меня с моим малышом, только что вдребезги разлетелась.
Каждую клеточку моего разума, моего сердца отчаяние пронзило так сильно, что я едва не потеряла сознание.
Доктор спохватился и обеспокоенно начал проверять мой пульс, зрачки и что-то говорить… Какие-то слова утешения и соболезнования…
К чёрту! Я не скорблю по этой подлой женщине!
Она отняла у меня сына при жизни и решила забрать даже после смерти!
У меня разрывалась душа… У меня была маленькая надежда, которая так недолго сверкала ярко, сильно, озаряя мою жизнь светом, и только что, этот свет бессердечно уничтожили.
Отчаяние, как самый безжалостный яд начал съедать мою душу изнутри, уродуя и коверкая её, уничтожая все те оставшиеся капли хорошего, что было во мне, оставляя бездонную пустоту и вечный мрак…
– Успокойтесь… Анна Алексеевна попросила меня кое-что лично вам передать… – как сквозь толщу воды услышала я голос Гурового.
На мгновение я затихла и упавшим голосом спросила:
– Что? Что она просила передала?
Мужчина посмотрел на меня с небольшой долей сочувствия. В основном, в его взгляде читалось одно единственное желание – быстрее бы я покинула его кабинет.
– Вот это. – Он протянул мне небольшой полиэтиленовый пакет траурного цвета, в котором находилось что-то небольшое прямоугольной формы. – Передаю вам лично в руки, как того и просила Анна Алексеевна.
Дрожащими руками взяла пакет и кивнула.
– Она… больше ничего не просила мне передать?
– Нет. Только это. А теперь, давайте я вас отведу к медсестре. Пусть вам измерят давление и сделают укол успокоительного…
– Не нужно, – отказалась я. – Мне не поможет никакое успокоительное.
Я покинула кабинет доктора, вышла из онкоцентра, села в машину такси. Все элементарные действия моё тело проделывало на автомате, когда как сама я словно онемела.
Когда вернулась в свою холодную и сиротливую квартиру, меня охватило такое отчаяние, что, казалось, мою грудь сковали стальным обручем, который сжимался всё сильнее и сильнее, норовя раздавить меня.
«Господи, смилуйся надо мной!» – взмолилась я про себя. – «За что ты шлёшь мне такие жестокие испытания? Неужели я заслужила эти пытки? Как мне теперь найти своего сына?!»
Мой мальчик. Мой Сашенька. Мой маленький Ангел, которого я баловала бы, учила бы ходить, говорить, рисовать… Я водила бы его в садик, устраивала самые яркие и запоминающиеся Дни Рождения… Надежда, которую дала мне эта змея, в один миг была растоптана и уничтожена.
Я не могу справиться с собой…
Не сдерживая слёз и рыданий, я перевернула чёрный пакет вверх дном, тряхнула его, и мне в ладонь упал длинный и узкий серебристый предмет.
Диктофон.
Прекратив лить слёзы, я уставилась на него как на самую бесценную и значимую вещь в мире.
– Боже мой… Боже мой… – произнесла вслух.
Подрагивающими пальцами нажала на «Play»…
– Здравствуй, Светлана. Если ты сейчас слушаешь эту запись, значит, я не успела встретиться с тобой… Уж прости меня за то, что я сотворила.
Дрожащий, бесконечно усталый и слабый голос Анны Алексеевны заполнил пространство моей комнаты.
– Полтора года назад в родильном доме, где я проработала всю свою жизнь, в ночь с восьмого на девятое число две женщины родили двух мальчиков. Один ребёнок родился крепким, здоровым и громкоголосым. Его крик, наверное, слышал весь роддом. У другой женщины родился ребёночек мёртвым…
Несколько секунд я слушала тишину, но потом, снова зазвучал её скрипучий голос.
– Света, это ты родила здорового малыша. Твой сын живой и он такой красивый мальчик. Тебе сделали кесарево, и у меня даже и мысли не было забирать… – вдруг раздался тяжкий и шумный вздох, больше похожий то ли на стон, то ли на плач. – У другой женщины… Света, я не знаю, что пошло не так. Ей тоже делали кесарево и её ребёнок уже был мёртвым!
– Она первая пришла в себя и когда узнала о его смерти… Она так кричала, но не от горя… Она кричала, что ей нужен ребёнок, чтобы не потерять мужа. Она кричала, что ей нужен сын, любой мальчик, иначе она… Иначе она скажет, что мы убили ребёнка и её муж всех нас засудит и уничтожит! Света, та женщина была не простой смертной. Они купили самую лучшую палату, её муж сделал серьёзное пожертвование нашему родильному дому и… И лично мне тоже… А мы… А я облажалась… Света, я одна принимала то решение – подменить детей, спасала себя и роддом. Люди, которым я заплатила за молчание – не виноваты. Я одна виновата во всём. Только я. Если сможешь простить – прости…
Я едва ли не до хруста сжала челюсть и прикрыла глаза. Ненависть разливалась по моим венам рекой, будь Анна Алексеевна жива, я бы собственными руками её задушила!
«Значит, мой сын стал спасением для горе акушеров! У меня отобрали сына, чтобы спасти свои гнилые шкуры! Ненавижу!»
О проекте
О подписке