Глава вторая

Воевода кряхтел. Мучившая болями подагра не давала ни спать, ни сидеть, ни есть. Пальцы страшно опухли и вывернулись, походя на сухие корни дерева. Он уже не мог держать меч, как раньше, да и в седле забыл, когда последний раз сидел. Твердислав Чермный уже замечал тень смерти у порога. Чувствовал её приближающееся дыхание. Все чаще воевода задумывался о добровольной отставке, но жадность не позволяла уйти с должности, тем более что на тракте все налажено.

Чермный многим промышлял: получал взятки от торгашей, когда те вели мену некими товарами, закрывал глаза, что иногда перевозили баб и продавали их туземцам в неволю. Последнее особливо каралось, но тащили не местных, а краденых красавиц из далёкого северного поселения. То дикое племя, хоть и признавало волю князя на территории, держалось обособлено от его народа. Молились духам леса, а христианские храмы обходили стороной. Северяне самостоятельно справлялись с бедами, и у них был свой голова, отвечавший за все. Сложностей Твердиславу не доставляли, ну окромя нечастных стычек с охотниками за пушнину. Худо-бедно мирно существовали. И тут неожиданная напасть. Убийства. Да не одно. Напуганный расправами люд стал искать виновных. Потащили к воеводе то ярых пьяниц, то людей поопаснее, а иногда притаскивали и самих северян, требуя от Твердислава скорой расплаты над убивцем. И поди ж ты разберись, за что требуют наказать: то ли за настоящее лиходейство, то ли из-за личной обиды – что северяне в добыче лучшие охотники.

А пуще всего воевода тревожился не от убийств. Люд всегда губил друг друга, то от пьянки, то за золото, то от ревности. Но душегубства, начавшиеся месяцев шесть назад, разволновали простой народ и были настолько жестокими да загадочными, что молва о трупах, лишённых крови, растерзанных в разных уголках вверенного ему края, наконец достигла ушей князя. Ярый пьяница и игрок взял да потащился прямо на тракт к воеводе и так не вовремя.

Старый князь любил женщин и охоту. Последнее его и сгубило, когда тот наведался к Чермному с проверкой, хотя поговаривали, что если бы не подранок, то сгинул бы князь от сифилиса. Но о мёртвых или ничего, или… Тут воевода перекрестился и прикрикнул:

– Ивашка!

Молодой отпрыск осьмнадцати лет, что прислуживал Твердиславу, мгновенно откликнулся, вбегая в светлицу. Детина был слабоват умом, но настолько добросердечен и услужлив, что сызмальства прижился у воеводского дома.

– Слушаю, воевода-батюшка, – и ойкнул, получив подзатыльник. Твердислав страсть как не любил, что Ивашка называл его батюшкой, от этой дурной привычки поговаривали глупые кухонные бабы, что служка внебрачный сын воеводы.

– Почта есть?

– Есть, батю… господин, – сразу же исправился паренёк, неуклюже вытирая вечно текущий нос рукавом. – Токмо доставили.

– Так неси скорее. – Воевода охнул, кое-как поднимаясь на ноги с кровати, что по причине болезни давно расположилась в рабочей комнате, где он, ограниченный в перемещениях ел, работал и принимал частных гостей.

Нижнее одеяние воеводы, похожее на бабскую ночную рубаху, воткнулось между старческих ягодиц и неприятно тянуло. Уставший от боли и постоянного дискомфорта Твердислав, раздражённо дёрнул тряпицу через голову да ещё раз отвесил тумака Ивашке, придавая тому скорости.

– Одежду тащи! – рявкнул он служке во след.

Воевода голым прошлёпал к умывальнику. Кряхтя, как столетний дуб, ополоснулся холодной водой, растёрся полотенцем и, шмякнув его об пол, подошёл к письменному столу. Поднял первый донос, что лежал поверх стопки бумаг, коих было на том столе превеликое множество. Вчитался в корявые каракули тюремщика, бубня себе под нос:

– Кузнец, доселе не замеченный в темных делах… пойман над телом… Труп Феодосии, дочери конюха… село Домна. – Воевода покопался в памяти, вспоминая расположение дальнего поселения и кто ему оттуда знаком, выудил несколько имён, поставив зарубку вызвать к себе на дознание в ближайшее время, и развернулся тогда, когда услужливый Ивашка принёс чистую одежду.

– А где письмо?

Ивашка достал из-за пазухи жёлтую бумажку с печатью сургучовой:

– Вот, батюшка, – и тут же получил звонкую оплеуху.

Твердислав теребил клочок бумаги, дожидаясь, пока его принарядят. От расчёсывания отмахнулся, нервно срывая печать. Вчитался в мелкие строчки, да как только смысл дошёл до сознания, то заплясали буквы перед глазами. Схватился за сердце, так худо ему стало.

– Зови Никиту Головомоя! – тяжело проговорил Твердислав, с помощью служки добираясь до кресла. – Скажи, пусть поторопится! Наследный князь с проверкой едет! И Марфу, и Софью зови, срочно!

Ивашка кивнул курчавой головой и скрылся, по ходу выкрикивая распоряжение воеводы. А Чермный, покрывшись холодным липким потом, повернулся к лику святых, расположенных в углу и перекрестился.

– Прости боже, все наши прегрешения, защити мя грешного… – наскоро прочитал он молитву и крепко задумался, что же ему делать.

Глава третья

– У, шельмец! – выругался служивый, с трудом удерживая вёрткого пацана за шкирку. Тот шипел дикой кошкой и исцарапал солдату не только руки, но и лицо. Места неприятно саднили, и молодой мужчина едва держался, чтобы не врезать пойманному возле княжеского обоза воришку.

– Отпусти! – грубо скомандовал ему голос.

Солдат подобрался и развернулся к нахалу, но сбледнул, как только понял, кто перед ним стоит. Тяжёлый взгляд пригвоздил ругающихся, даже паренёк перестал дёргаться, верно уразумев притвориться ветошью.

– Я тут… а энто вот, воровать, значит, князь… – Рядовой торопливо поклонился и больно толкнул мальца, чтобы тот следовал его примеру.

Воришка качнулся от тумака, но устоял, да ещё и поклонился в землю перед хозяином края, поддерживая свой живот – все же успел пару раз огреть его сторожевой. Тощие руки испачканы землёй, грязная тряпица, служившая одеждой, в нескольких местах подрана. Да он весь был в земле, как крот. Даже в волосах виднелись комья грязи, голова вся в колтунах. Не подросток, а чисто леший из леса вышел.

Злой взгляд из-под черных бровей внимательно рассматривал князя. Никогда в своей жизни не видев настолько красивого и статного мужчину, грязнуля засмотрелся, глупо открыв при этом рот.

Князь в прорезь железного шлема в свою очередь осматривал воришку и подмечал то, чего не видели остальные. Только вот одного глаза у князя не было, покалечили в первом сражении, когда по глупости молодецкой сбили в бою с коня копьём. Древко неудачно отломилось да и снесло око. Думали тогда, погиб молодой князь. Тяжёлый урок вынес для себя Святослав Загорский, а сколько их было после – и не сосчитать. А когда батька его умер, призвала землица род продлить да порядок в исконных краях навести, то отпустил его светлый князь Московский Игорь с тайным наказом, а громко объявил, что, дескать, отправляется пусть верный княжич домой с обещанием в скором времени народить таких же верных сыновей, чтобы те вернулись в столицу служить пуще предков их.

– Отмыть, – после недолгого молчания произнёс князь и прошёл мимо, звеня кольчугой, что переливалась в закатном солнце золотой чешуёй, но вдруг остановился и что-то шепнул служивому, тенью следовавшему за князем с его малолетства да выполняющим важные поручения.

Коренастый мужичок, одетый на манер княжича в добротные доспехи, потребовал позвать баб, что плелись за обозами и готовили военным еду на костре, им и наказал отмыть воришку и строго-настрого запретил того колотить али ещё как воспитывать и не допытывать, не расспрашивать, пока не накормят похлёбкой, так как Святослав сам все выведает по своему усмотрению.

Как только Трофим выдал оставшиеся распоряжения, то поторопился к княжескому шатру. Вечерело, и морозец стал пощипывать его седые усы. Воин по привычке обошёл шатёр несколько раз да проверил выставленных дозорных, дабы убедиться, что вокруг стоят проверенные воины, и только после этого вошёл в тепло.

Загорский уже снял кольчугу и в кожаных штанах да теплом кафтане стоял над столом, на котором расположилась карта его края. Тусклые лампадки, что висели над столешницей, освещали кусочек места, к которому они направлялись с частью войска.

– Смотри, Трофим, здесь река Язва берет своё начало и уходит на туземщину. – Святослав ткнул пальцем в место на карте, показывая разросшийся до размера города старый тракт. – Здесь и встанет новая крепость.

Кроме этого места, в общем-то, пройти чужому войску по родной земле было негде. Окружённое лесами да болотами гиблыми с одной стороны и бурной Язвой с другой, место действительно казалось удобным для укрепления границы.

Трофим довольно хмыкнул.

– Значится, так и будет, князь.

Старый вояка скинул с себя шлем, но остался в кольчуге. Доспехи хоть и весили два пуда, но за столько лет, проведённых в военных походах да дальних кампаниях, стали для Трофима как вторая кожа. Силой Трофим дорожил, потому как целью жизни сделал защиту князя от подлого удара в спину или пущенной на поле брани стрелы, и коршуном следил за его безопасностью. Правда, последнее время переживал, что года его силы катились к закату, но пока бьётся сердце, он не оставит своего Святослава, будет верным княжьим мужем и первым советником при нем.

Услышав на улице потасовку да бабское кудахтанье, вояка выскочил и цыкнул на кухарку, что волокла упиравшегося мальца. Тут Трофим глянул на воришку и присвистнул. Ошибочно принятый за паренька, уж шибко был худ, немощен да мал ростом, стоял, виновато понурив голову. Теперь Трофим сам увидел то, что не заметил с первого взгляда.

– Так ты девка! – хмыкнул княжий муж и отпустил шебутную бабу подальше от княжеской палатки. Отвернув полог, Трофим кивнул девушке, чтобы та входила. Переминаясь с ноги на ногу, она долго не решалась войти, но студёный ветер да темень на улице помогли принять решение быстрее, и она проскользнула в палаты. Трофим встал снаружи, не забывая внимательно прислушиваться к разговору внутри.

Князь мельком взглянул на вошедшего. Карту и важные письмена он успел убрать и теперь разбирал грамоты, полученные его батюшкой накануне гибели.

– Как кличут? – спросил Святослав, на мгновение задержавшись на темно-карих глазах. Он отметил, что лицом та бела и приятна. Черты