Ну, вот и наступило время серьезно задуматься над дальнейшей судьбой. Такие громкие слова постоянно озвучивает мне мама. Нет, школьный год еще не окончился, но нагнетание обстановки царит в нашем доме давно. Если бы мама была агитатором, то она получала бы неслабые премии.
Ежедневно, с завидным постоянством и упорством, она пробиралась к моим мыслям. Пробравшись в самый эпицентр, она начинала с почти садистическим издевательством капать на мой мозг капельками. Этими каплями были вопросы и советы. В принципе, мою маму не интересовало, что я отвечу на тот или иной вопрос. Она старалась вопросами «разогреть» меня, а потом добить советами. Вот так решалась моя судьба, моя профессиональная судьба. Кем быть и куда пойти учиться? Вот главная тема последнего года школьной учебы.
Какие там географии, математики и литературы. Да тьфу на них. Маме нужно было определить меня, наставить на путь истинный и единственный. По большей части она основывалась на своих мечтах, не дававших ей покоя с детства. Ее собственная нереализация колола словно тонкими спицами в бока, и мама, четко помня свои нереализованные мечты, решила с моей помощью осчастливить себя.
В молодости мама мечтала быть воспитателем. Она выросла в деревне, где каждодневно наблюдала, как местные женщины шли на работу в коровник или в курятник. Честь и хвала любому труду. Но ей было искренне жаль этих прекрасных добрых женщин. Некоторые из них были подругами моей бабушки, которая тогда работала телятницей.
Моя мама не понаслышке знала о том, как тяжело работать в деревне. Она видела натруженные руки своей мамы и ощущала мозоли на ее руках. Да к тому же одевались на работу эти женщины, деревенские жительницы, очень и очень просто. Ну, не ходить же в коровник на каблуках, и за курочками неудобно в красивом костюме бегать. А мама мечтала о красивых нарядах для себя и своих детей.
То ли дело воспитатели, учителя и врачи. Всегда чистенькие, аккуратно одетые и с витиеватыми кренделями из волос на голове. Маме, тогдашней девочке, казалось, что выбор очевиден. Вот они, профессии мечты! Поэтому, как только она повзрослела сама, сразу уехала жить в город. Там получила образование и осталась работать в городе. Однако профессия у нее была совершенно другая. Мама работала бухгалтером. Все это делалось ради детей, которые обязательно родятся, и ради их светлого, обеспеченного будущего.
Так что задолго до моего взросления она определилась с выбором, и теперь ее главной задачей было уговорить меня приобрести профессию маминой мечты.
Обстоятельно обдумав все тончайшие и мельчайшие подробности, мама сопоставила мои способности с возможностями.
Врачом в белом, накрахмаленном до хруста халате она меня не видела. Мама хорошо знала, что химию и прочие точные науки я в школе весьма плохо изучала. Можно сказать, я проходила мимо них, брезгливо отвесив нижнюю часть лица, высунув язык и закатив глаза вверх. Как она угадала? Именно с таким выражением лица я ходила на уроки по химии, биологии и физике.
Образно говоря, я махала этим дисциплинам рукой, намекая на то, что нам не по пути. А в профессии врача химия, анатомия и что там точное еще, по мнению мамы, – главные науки. Мне их не осилить. Да и тяги к врачебной деятельности у меня мама не наблюдала. Я панически боялась крови. Кровь пугала меня и лишала чувств. Я видела в мультфильме про Маугли, как удав гипнотизирует кроликов. Капля крови оказывала на меня такой же эффект. Я совсем не играла в «Больничку», как многие девочки. Мне больше нравилось усаживать кукол и медведей на диване и монотонно читать им лекции о морали. С деловым видом я ходила перед диваном и упрекала кукол, смотрящих в одну точку, во всех проделках. Естественно, проделки были мои личные…
Лишь один раз, посмотрев передачу о ветеринарах, я задумалась, каково это – лечить животных. На диване в неудобной позе, упав мордочкой вниз, лежал плюшевый коричневый мишка. Вид у него, как мне показалось, был совершенно больной, и животное требовало лечения. Я бодро всадила в плюшевый зад медвежонка пару полных шприцев воды, и на этом мой врачебный опыт был окончен. Шприцы были у нас в аптечке, мама делала иногда уколы бабушке.
Я испытала жуткое отвращение и одновременно непередаваемую жалость к медведю. Но попробовать себя в роли врача надо было на тот момент. И опыт этот мне не понравился. Медвежонка потом долго сушили на батарее. Раньше игрушки были из экологически чистых материалов, которые весили довольно-таки много. И намокшей попой медведя можно было сильно ранить кого-нибудь. Поэтому перед профессией врача моя мама сделала глубокий пардон муа и отпустила мечту в небо, как воздушный шарик.
Учителем стать? Сидя на работе и нервно постукивая подушечками пальцев по столу, мама долго и сосредоточенно размышляла об этом. У меня в детстве была игра: вырезанная из картона куколка-шаблон в купальнике, а к ней прилагалось несколько бумажных плоскостных нарядов.
Надо было надевать эти наряды на куклу, прикладывая их и решая, какой наряд ей больше идет к тому или иному случаю. Вот и теперь для мамы я была кем-то вроде этой куколки в купальнике. Наряд врача уже отложили в сторону. Теперь наступила очередь наряда учителя. Повторюсь, что мой несладкий характер мама изучила, как свои пять пальцев на руке. Да что говорить, она могла писать по мне пособие с детальным описанием характерных особенностей. И вот мама живо представила меня в образе учителя. Она мне об этом позже рассказала, и я согласилась с каждым ее словом.
– Дина, я как представила, какой из тебя учитель, ужаснулась сама собственным мыслям. Полный класс детей. Девчонки красятся, мальчишки дерутся. В классе шум и гам, летают записки и карандаши. Ты стоишь у доски и, нервно подергивая правым глазом, объясняешь новую тему урока. Тебя никто не слышит. Да ты и сама себя не слышишь, потому что в классе стоит дикий шум. И выйти тебе нельзя. Тебя закрыли на ключ с наружной стороны, чтоб не сбежала от детей. В итоге, после такого урока, доска, которую ты проткнула указкой, раздавленные классным верзилой твои любимые очки и порванный в клочки классный журнал, в котором ты пыталась поставить двойки. Боже сохрани моему ребенку такую участь! Нет, в школу не пойдем работать.
– Мам, ну ты и нафантазировала! У нас в школе совершенно не так. Все гораздо спокойнее. В принципе, работать в школе я хотела бы. Может, я и справлюсь как-нибудь.
– Дочь, «как-нибудь» нам не надо. Нам надо гореть и сиять на работе.
Сидя у окна с огромной кружкой в руках, она задумчиво смотрела в никуда. Из кружки шел пар. Только что налитый кипяток норовил превратиться в теплую водицу, подкрашенную чаинками. Мама никогда не пила чай или кофе из маленьких чашечек. Пить чай так пить! Наслаждаться процессом надо подольше. Кофе тоже наливался большими объемами и назывался тогда средним родом.
– Динка, будешь кофе, оно еще не остыло.
– Нет, спасибо. У меня от него колики.
– Колики-ролики, – задумчиво произносила мама, после чего с шумом втягивала чай. – Кстати, о «роликах». Ну, что, ты уже определилась? Нам ведь уже надо на подкурсы записывать тебя.
– Определилась, мам. Может, мне в балерины податься?
При этом вопросе мама сначала застыла на пару секунд, а потом прыснула от смеха. Некоторое количество чая растеклось по столу.
– Ты себя в зеркало видела, балерина? Дай тряпку, я вытру со стола.
– А что со мной не так? – спросила я, подавая тряпку красиво, посильнее втягивая живот и щеки. Пироженки и булочки давали о себе знать. Естественно, в балет я не собиралась идти. В детстве мне даже по телевизору было неприятно наблюдать за внешним видом мужчин-балерунов, а видеть это воочию не хотелось тем более. Я заливалась краской от стыда, совершенно не понимая, для чего у них такие обтягивающие сценические костюмы. Да к тому же в балет идут с юных-юных лет. И сейчас мое время безнадежно упущено. Прощайте, па-де-де и арабески. На меня не налезет ни одна пачка балерины. Но настроение маме надо же было подпортить. Хочет моего решения? На, держи.
– Что с тобой не так? Ты спрашиваешь, что с тобой не так? Дина, да ты в дверной проем-то с трудом пролазишь, только если тебе маслицем бока смазать. А тут в балет собралась! Да тебя даже к станку не пустят.
– Так я свой станок принесу!
Мама разразилась громким смехом. Одной рукой она держала тряпку и вытирала поверхность стола, другой утирала слезы. Потом она присела, снова ухватилась за свое «ведро» с чаем и продолжила.
– Ты хоть представляешь, что такое балетный станок? Ты как его переть на себе собралась?
– Как? Как? В сумочке.
Мама до сих пор не поняла, что я тоже шучу. Она реально думала, что я совершенно не имела представление об огромном станке для балерин. Она упивалась чаем и своим умственным превосходством надо мной.
– Это же тебе не бритвенный станок для ног, Динка! Какая сумочка! Это огромная, длиннющая труба на ножках.
– Да?! – разыгрывая искреннее удивление, ответила я и протянула разочарованно. – Жа-а-аль…
Мы расхохотались вместе с мамой. Утро задалось. Насчет маслица на боках она перегнула палку, как говорится. Я приятная на внешность, совсем не толстая. Но у меня есть на что посмотреть.
Выпитая кружка чая придала маме особый шарм, который виднелся на раскрасневшемся лице. Раззадоренная смешным разговором, она поняла, что вот оно – время для советов наступило.
– Дина, вот снова повторюсь, а ты послушай спокойно. Чем тебе не нравится профессия воспитателя?
– А я и не говорила, что она мне не нравится.
– Ну, что ты врешь! Кто недавно отпирался и говорил, что сможет обучать только красивому сидению на горшках? Не ты ли?
– А чему их еще там учить, мам? Играть они и сами умеют. Кого хочешь заиграют. Я по Аришке знаю.
– Вот в том-то соль с перцем, Динка! Не профессия – мечта!
– Твоя мечта, мамочка.
– Какая разница, Дина, чья это мечта? Моя или твоя. Смотри, пришла на работу, переобулась в туфельки, халатик беленький надела, причесочку подправила. Ручки в карманы засунула и пошла лебедем по группе: «Ванечка, отдай машинку Васечке. Машенька, уложи куколку в кроватку. Петенька, не бей Гошеньку по головушке». Все! Вечером ручки из карманчиков вытащила, причесочку поправила, переобулась в сапожки и домой лебедем пошла. Весь день сыта, в тепле и спокойствии. Рай!
– А! Так я все-таки вытащу ручки из карманчиков?
– Дина! Ну ничего ей не скажи. Не придирайся к словам. Я же образно говоря.
– По-моему, мамочка, все совсем не так. Я с Маринкой за Аринкой в садик хожу иногда. Там такое в группе творится! Почти та же история про указку в доске. А халатик мне для чего? Чтобы манной кашкой не испачкаться? Да я ничего не знаю, как с детьми обращаться. Я их даже немного боюсь.
– Вот дурочка! Работа шикарная. Тебя научат в педучилище абсолютно всему: и как занятия проводить, и как играть, и как читать им, и как утренники вести.
– Боже мой, я еще и утренники вести буду? Да меня заклинит точно, и все, чему научат за несколько лет, я забуду за несколько минут.
Мама вздохнула и первой решила перестать спорить. Она мудро заключила:
– Дочь, ты все-таки подумай хорошенько. Повторюсь опять – будешь в тепле и сытости, и дети, которые у тебя родятся когда-нибудь, будут с тобой рядом. И если ты решишь все-таки пойти учиться на воспитателя и окончишь педучилище, я буду самая счастливая мама на свете.
Мама сказала эти слова, похлопала меня по плечу и отправилась заниматься своими делами, оставив меня наедине с мыслями. Я долго сидела, пытаясь найти верное решение. Пока сидела, накручивала ниточку на палец, задумав вопрос. Мамины слова засели в моей голове. Последний виток ниточки на пальце дал мне ответ, и я пошла осчастливливать родного человека.
В комнате был включен телевизор. Играла музыка. По непостижимому стечению обстоятельств по телевизору показывали фильм про Мэри Поппинс. Я поразилась этому совпадению. А мама, улыбаясь и показывая мне на экран, сказала:
– Вот! Вот, смотри, Динка, какая ты будешь красивая, как Мэри Поппинс. В синем платье с белым воротничком и в шляпке.
– И вместо указки… зонтик… – продолжила я мечтательно.
Мама будто не слышала меня, она продолжала:
– И принесет тебя ветром в какой-нибудь садик, где всё в цветах и детях. И ты будешь порхать, как бабочка, и петь песню, что ты леди Совершенство.
– Может, я буду заходить в группу, как миссис Фурия, поправляя грудь, и говорить: «Внимание, я захожу!» Ладно, мамуль, я решилась. Так и быть, буду я Мэри Поппинс. Когда в училище пойдем?
Мама аж взвизгнула от удовольствия. Она попросила меня сесть рядом с ней и обняла за плечи. Так мы и сидели долго, смотря фильм про меня. Пардон, про Мэри Поппинс. На следующих выходных мы собрались идти на день открытых дверей в педагогическое училище. Хорошо, если это будет день открытых дверей и окон, чтоб было, куда ретироваться на всякий случай.
О проекте
О подписке