Все имеет свой конец

Первый день посещения больницы ограничился для Женьки курсированием между туалетом, палатой и ординаторской. Помыть утку, посидеть с мужем, уточнить какой-то нюанс у врача. А их было очень много: можно ли вставать, когда все это закончится, придет ли он когда-нибудь в норму, как был до болезни, можно ли ему колбасу, а копченую? Что значит тест, который он сдавал сегодня утром… Спокойствие и муж Женьки – это две полярности одной прямой. Если можно в определенный момент о чем-нибудь побеспокоиться, то муж обязательно это сделает. Причем к обыденным семейным и рабочим беспокойствам у него с определенного времени добавилось возрастное: в стране растет процент алкоголизма и наркомании, потому что по телевизору показывают всякую дрянь, правительство ничего не делает, бесплатные детские организации закрыли, ну и по списку – как у всех брюзжащих.

Сейчас все переживания сузились до обсуждения собственного здоровья, зато уровень переживаний увеличился в несколько раз. Осознание, что несколько дней назад ты был на грани жизни и смерти, заставляет пересмотреть свою жизнь, посмотреть на нее сквозь иную призму восприятия – все имеет свой конец. Никогда в жизни эта мысль не звучит так четко в мозгу, как в момент смертельной опасности.

Уходят артисты и известные люди. Услышав об этом по телевизору, мысль о конечности всего живого проскальзывает в мозгу, сжимает на мгновение солнечное сплетение и улетает в небытие, потому что на смену ей пришла уже другая, будничная, спокойная и нестрашная. Уходят друзья и знакомые. Услышав об этом, мозг пронзает: «он же моложе меня» или «мы же с ним ровесники», и сердце начинает стучать быстрее, и солнечное сплетение скручивается уже не на миг, а на несколько часов, и паника, верный друг страха, липкими ладонями и шумом в ушах по-хозяйски располагается в голове.

Но и эти страхи проходят в суете будней. Смерть близких остается шрамами в душах, смерть знакомых – ностальгией по былому, смерть артистов – незабываемыми ролями в любимых фильмах. И только осознание собственной конечности в момент смертельной опасности переворачивает миропонимание вверх тормашками.

Еще вчера ты строил планы, что построишь дом, будешь путешествовать и посмотришь мир, или будешь сидеть дома и делать мебель своими руками. Будешь работать или получать пенсию. А дети будут приезжать к тебе домой с внуками, а ты будешь сердиться на них за то, что они неправильно воспитывают потомство. Планов было много, они роились и множились. Но ты никогда не планировал смерть. Она незримо ходила рядом, ты знал, что она есть и когда-нибудь придет за тобой. Но каждый раз, задумываясь на мгновение о ней, ты гнал мысли прочь. Зачем о ней думать? Вдруг мысль материальна? Что хорошего в этих мыслях?

А потом вдруг раз – и мир кружится в ритме вальса. А ты один в чужом городе, в чужом доме, в бане на отшибе. Ночь, все спят и не слышат твоей мольбы. И ты обливаешься холодным потом от осознания, что тебе никто и ничто не поможет. Ты кричишь в пустоту: «Помогите!» И думаешь о том, что в этот момент хотелось бы находиться рядом с близкими. Пусть и они не помогут, но хотя бы будут рядом. Только их присутствие будет лечить и облегчать боль.

А еще вспоминаешь скандал, который ты учинил в последний раз. И уже смутно помнится, что же было причиной скандала. И только молотом бьет по голове: «Зачем?! Кому это было надо?!» И хочется сказать прости перед тем, как уйти навсегда. Хочется сказать многое. Хочется забыть и переделать, пережить кусок жизни. Чтобы уйти другим, хорошим человеком.

Припаркованная кибитка

Из больницы Женька ехала с тяжелым чувством. Увиденное там тяжким грузом прижимало плечи к земле. Было ощущение, что она работала целый день физически и очень устала. Никаких желаний, кроме желания покушать и лечь спать. В восемь часов вечера? Женька решила купить что-нибудь почитать.

В кошельке потихоньку таяли деньги. Женька рассчитала свои потребности и погрустнела еще больше. Когда она брала с собой деньги, ей казалось, что сорока тысяч ей хватит месяца на два. Как-то живут люди на пенсию в семь тысяч рублей и на скромные зарплаты. Прошел всего один день, и пятнадцати тысяч простыл и след. Она судорожно вспоминала, куда могла потратить такую сумму денег, и на сколько ей еще хватит оставшихся двадцати пяти. Так, за хостел заплатила за десять дней вперед, это 4500, сегодня в магазине «все по 40» оставила почти 3000, вчера поужинала на 1500. А остальные-то где? Потеряла. Вот растяпа! А, вспомнила, девушке с длинными ногтями за сотню бесполезных эсэмэс отдала 3000, за дорогу в город N – 3000. Уф! Ладно, нашлись. Но надо быть аккуратнее, иначе ей даже и на 10 дней не хватит. Значит, никаких кафе – дороговато. В хостеле есть кухня, купит что-нибудь на завтрак, что-нибудь на ужин, будет готовить. Женька очень надеялась, что в течение этих десяти дней она так и проживет одна.

Зайдя в магазин рядом с домом, где находился хостел, Женька купила пару творожков на утро, копченое бедро цыпленка и готовый салат. В магазине на ее счастье оказалась кулинария. К вечеру, конечно, салат и цыпленок выглядели так, словно они дожидаются Женьку с первого пришествия. Слава богу, что она неприхотлива, а готовить на чужой кухне даже рядом с воздушной девушкой не хотелось. «Обойдусь заветренной курицей и пожелтевшим салатом», решила Женька. Главное, не отравиться. Ну, а если отравится, будет лежать в соседней с мужем палате. А кто будет приносить минералку и фрукты с «воли»? Нет, надо постараться выжить в схватке с просроченным майонезом.

В хостеле было так же тихо, как и с утра. В общую комнату заехал тихий молодой человек непонятного возраста, худощавый и с грустной улыбкой Пьеро. Воздушную девушку сменила вполне земная девушка постарше, в джинсах и майке, с кое-как заплетенной косой черного цвета. Но тоже очень милая и доброжелательная. Женьке было главное, чтобы не лезли с расспросами и утешениями. Быстренько перекусив, она отправилась в свою комнату почитать. Жалея, что не захватила свою электронную книгу. Во-первых, не надо тратить и без того быстро тающие деньги, а во-вторых, там у нее накачано книг тридцать. С Женькиной скоростью чтения и количеством свободного времени она оставит здесь целую библиотеку.

Погрузившись в упоительный мир бульварной литературы, Женька не заметила, как в коридоре-ресепшене началось движение. В какой-то момент она уловила разговор на повышенных тонах. Решив посмотреть, что происходит, она поднялась с дивана. В этот момент дверь комнаты, в которой находилась Женька, отворилась, и ее взору открылась картина. На пороге комнаты рядом с администратором стояли цыгане: две женщины и мужчина. Женщины, молодая и постарше, бесцеремонно разглядывали комнату, на диване которой только что сидела Женька. Вслух пересчитали количество спальных мест, шумно обсудили развешенное постельное белье на балконе, сообща вслух решили, что Женька здесь явно лишняя и величественно объявили администратору, что они согласны. Администратор, хотя и земная девушка, и по внешнему виду представляла собой как минимум подружку байкера, а максимум смотрящую какой-нибудь небольшой шайки дворовых пацанов, дрожала всем телом от страха. Пытаясь ответить подобающе управляющей гостиницы, она сказала, что переселять в общую комнату Женьку без ее согласия не будет. При этом она умоляюще смотрела ей в глаза, а Женька пыталась понять, что она вкладывает в этот взгляд. То ли хостел доживает свои последние дни из-за отсутствия гостей, поэтому даже бесцеремонные цыгане – желанные гости (ведь деньги не пахнут), и она всем своим видом очень просит Женьку переехать хотя бы на ночь в общую комнату к проживающему там мужчине. То ли страх настолько парализовал волю, что она не может в открытую противостоять наглости и настойчивости цыган и просит не соглашаться на переезд ни в коем случае, тогда она сможет не пускать их на ночь, сославшись на нее. Мужчина-цыган, наблюдающий на весь этот спектакль со стороны, явно забавлялся преимуществом своих женщин.