Гости, собравшиеся на бал в доме герцога Шанто, отнеслись к Анне-Марии со всем возможным почтение, что, впрочем, не стало неожиданностью для юной баронессы Грей. Ведь, как и должно каждой жене, она видела в собственном муже едва ли не бога, искренне верила в то, о чем говорила, и потому без всякого удивления обнаружила, что и остальные аристократы столицы относятся к его благородию так же.
Однако не только указанное выше само собой разумелось для девушки. Ничуть не смутило Анну-Марию и замечание хозяина дома о том, что она, подобно королеве, явилась на бал в сопровождении горничной. Девушка подняла на герцога свои прелестные глаза, скрытые в тени пушистых ресниц и, как ни в чем не бывало, ответила:
– Да. Говорят теперь это модно в столице.
«Прелестно…» – подумал после такого ответа герцог Шанто, не зная еще, какую эмоциональную окраску следует придать своей мысли. Анна-Мария была восхитительно мила своей наивностью. Однако ее величество, которой, несомненно, будет передан состоявшийся разговор, вряд ли оценит это качество юной баронессы.
Лайза, стоявшая чуть позади своей госпожи, также не оставила ответ Анны-Марии без внимания. Легкая улыбка коснулась ее губ, и она вынуждена была резко опустить голову, чтобы ее скрыть.
– Что такое, Лайза? – заметив ее движение, поинтересовалась баронесса.
– Если я создаю вам трудности, госпожа, не лучше ли мне уйти?
– Вот еще! Какой вздор! Ты создашь мне трудности, если уйдешь, Лайза, – пояснила девушка свои первые слова.
Герцог вздохнул, посетовал вполголоса на то, что современным барышням недостает такта, подумал, что понимает барона Грея, пожелавшего остаться в загородном имении без жены. Его светлость и сам уже был в почтенных летах, и ему было несложно представить, какой мукой стало для барона присутствие юркого существа под одной с ним крышей.
– Прошу вас, баронесса, чувствуйте себя как дома, – все же вынужден был произнести любезный хозяин, жестом предлагая присоединиться к другим дамам из высшего света.
– Непременно, – улыбнулась в ответ гостья.
Девушка прошла в указанном направлении и тут же была атакована столичными дамами, слышавшими о ней достаточно, чтобы заочно принять Анну-Марию в свой круг. Отделаться от навязанной ей компании юной баронессе удалось, лишь сославшись на внезапную мигрень.
– Лайза, принеси мне воды, – велела Анна-Мария, удаляясь прочь от надоевших гостей его светлости.
К сожалению, наслаждалась девушка одиночеством не слишком долго. Не прошло и минуты, как возле нее образовался кружок из столичных дворян, желавших всеми силами утешить одинокую супругу скучного и, по всей видимости, безразличного к ней старика. Среди любезных кавалеров был и виконт де Гра, появление которого особенно обрадовало Лайзу, как раз вернувшуюся с фужером для госпожи. Воровка, в силу нежелания своей госпожи проводить время на балу должным образом, вынуждена была коротать время вдали от многочисленных гостей мужского пола и уже отчаялась встретиться со своей жертвой.
Сделав несколько глотков, Анна-Мария вернула стакан своей служанке. Заметила ли она только теперь или заподозрила неуместное внимание Лайзы к виконту несколько ранее и терпеливо наблюдала за развитием событий, но юная баронесса вдруг воскликнула:
– Лайза, ты смотришь так, будто влюблена!
Горничная покраснела, виконт закашлялся. Окружавшие Анну-Марию мужчины переглянулись, но посчитали лучшим больше никак не реагировать на слова девушки.
– Простите, госпожа, – тем временем попыталась Лайза сгладить эффект от восклицания юной баронессы.
– Ну, почему же ты извиняешься? – не желая понимать истинного смысла слов своей спутницы, прервала ее Анна-Мария. – Ведь любовь – это такое прекрасное чувство! Это такое редкое чувство! И когда она, словно божественная искра, вспыхивает между мужчиной и женщиной, разве не состоит наш долг в том, чтобы искорка разгорелась ярким пламенем? Вы согласны со мной, виконт?
Виконт де Гра вторично зашелся нервным кашлем. Наивное представление Анны-Марии о жизни и, по его мнению, полное отсутствие представления о правилах этикета переходили всякие разумные (и неразумные) границы.
– Прошу меня простить, баронесса, – выдавил, осознав это, виконт и поспешил покинуть маленькое общество.
Лайза украдкой проследила, как он скрылся за дверью, ведущей в холл. Он определенно не собирался дольше задерживаться на балу, подозревая, что через несколько минут все присутствующие будут говорить о нем, пусть не осуждая, но в контексте истории, другими участниками которой были баронесса Грей и ее горничная.
Вернувшись взглядом к окружавшему Анну-Марию обществу, Лайза поймала на себе два или три сочувствующих взгляда. Что ж, подумала она, эти взгляды могут принести ей пользу. Служанка или госпожа, прежде всего, она женщина, и каждый мужчина неосознанно считает своим долгом оказать ей услугу.
– Простите, госпожа, – обратилась к ее благородию все еще раскрасневшаяся горничная. – Вы позволите мне отлучиться на несколько минут.
Воровка подозревала, что может ответить на это юная баронесса, и даже надеялась на подобный дерзкий ответ.
– О! Ты хочешь догнать своего возлюбленного? – оправдались надежды Лайзы. Хотя и не лучшим образом, ведь Анна-Мария озвучила истинное намерение воровки. – Как это мило!
– Ну, что вы, баронесса, – поспешили дворяне остановить Анну-Марию. – Вашей горничной дурно. И не удивительно. Здесь так душно!
Они едва ли не хором предложили Лайзе подышать воздухом. Помимо подсознательного стремления помочь хорошенькой девушке, мужчины сознательно рассчитывали на то, что когда Лайза уйдет, исчезнет необходимость терпеть проявление дурного воспитания баронессы. Лишиться все же приятного общества Анны-Марии они не спешили.
Однако вышло так, что лишившись объекта своих неуклюжих шуток (именно шуткой с точки зрения Анны-Марии было все происходящее), юная баронесса заскучала. Обведя окружавших ее людей внимательным взглядом, Анна-Мария поняла, что больше не желает терпеть их присутствие возле себя. И поскольку сослаться на мнимую головную боль (и разрешить дело миром) она уже не могла, девушка громко хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание.
– Благодарю вас, господа, что отнимали у меня время, – решительно изрекла она, не видя иного способа отделаться от прилипчивой компании. – Но теперь покиньте меня, ибо остаток вечера я не намерена тратить на вас.
У кого-то из присутствующих вырвался вздох жестокого разочарования, и Анна-Мария услышала слова:
– Как же так можно, баронесса? Вы отвратительно себя ведете!
Несомненно, окружавшие ее мужчины стремились хоть немного вразумить юную баронессу. Но вышло так, что они смогли лишь убедились в том, что диковатая красавица не способна понять намеков и не готова признать недостатков собственного воспитания. Потому что на это замечание Анна-Мария ответила:
– Отчего же? Я честна с Вами. Разве честность может быть отвратительна?
Поспорить с этим было возможно. Но никто не отважился возразить той, кто в силу своего возраста, мыслила несколько иными категориями, чем было принято в дворянской среде. Ее благородие только-только вступала во взрослую жизнь, и честность еще не утратила для нее своей привлекательности и не успела сделать жизнь девушки слишком сложной, чтобы предпочесть искренности умелую игру.
Так или иначе, но своей цели Анна-Мария добилась. Спустя пару минут она осталась в одиночестве сидеть в кресле возле самого дальнего окна бальной залы.
Впрочем, одиночество длилось недолго.
– Позвольте выразить вам мое восхищение, – услышала Анна-Мария.
Невысокий, худой и слишком молодой для занимаемого им сана кардинал Уилфрид Линн стоял перед ней с вытянутой вперед рукой, терпеливо дожидаясь, пока юная баронесса узнает его и вспомнит, что ей надлежит сделать.
Анна-Мария залилась краской и спешно встала, чтобы тут же опуститься на колени и поцеловать протянутую кисть в алой перчатке. По зале тут же пронесся шепот: шутка ли, ее благородие без каких-либо усилий сумела завладеть вниманием первого после короля человека в государстве!
Услышав ли этот шепот или просто догадавшись о том, какой эффект произведет на собравшихся его милость, кардинал Линн согнул в локте правую руку, приглашая девушку покинуть на время душное помещение.
– Дочь моя, примите мои извинения за то, как неловко я обратился к вам, – заговорил священнослужитель, когда они с Анной-Марией очутились на террасе.
– На то, верно, были серьезные причины.
– Не знаю, насколько серьезной причиной может быть послание его величества.
Анна-Мария на миг удивленно округлила глаза, но более ничем не выдала охватившего ее волнения.
– Король просил передать вам, что вы совсем забыли его, дочь моя, – продолжил кардинал. – Его величество утверждает, что за прошедшие несколько месяцев вы не написали ему ни одного письма.
Вздохнув, юная баронесса высвободилась из рук его высокопреосвященства, подошла к перилам. Некоторое время она стояла, собираясь с мыслями, после чего, сложила руки на груди, словно умоляя своего собеседника понять ее без слов, подобрать которые ей не удалось. Его высокопреосвященство не понял, и тогда девушке все же пришлось произнести крайне неуклюжую, по ее мнению речь:
– Теперь я не свободна. Теперь я баронесса Грей. Его величество, вероятно, позабыл об этом, когда просил передать мне его несправедливые упреки.
– Король прекрасно помнит об этом. Однако, по его мнению, это не может быть оправданием вашему молчанию, дочь моя.
– Не может?
– Он беспокоится…
– Обо мне? Напрасно. Я живу очень хорошо. Я ни в чем не нуждаюсь. Правда, дворецкий моего супруга немного недолюбливает меня… Но это пустяк! Если возникнет острая необходимость, я и с ним смогу найти общий язык.
– И все же его величество беспокоится…
– И я вновь повторю, ваше высокопреосвященство, его беспокойство напрасно.
Анна-Мария внезапно перевела взгляд с привычно бледного лица кардинала на человека, стоявшего за ним. То была Лайза. Она только что пришла на террасу, и вполне могла случайно подслушать неосторожно ведомый разговор. Впрочем, своих страхов Анна-Мария ничем не выдала и вскоре убедилась в их необоснованности.
– Что случилось, Лайза? Ты как будто запыхалась, – участливо спросила баронесса.
Горничная действительно дышала тяжело, но разумной причины своему состоянию не смогла подыскать, и потому отрицательно покачала головой.
– Я искала вас, госпожа. Сначала в зале, потом вышла сюда, – спешно проговорила девушка, стараясь отвести мысли ее благородия от собственного физического состояния.
– И тут нашла, – с улыбкой отозвалась Анна-Мария. Немного помедлив, она добавила: – Я скоро вернусь. Жди меня там, где я сидела.
– Как прикажете, госпожа.
Лайза поклонилась и быстро покинула террасу.
– Какая милая девушка, – заметил кардинал Линн.
– И какая довольная, – подметила Анна-Мария. – С чего бы это вдруг? Прежде я не замечала за ней такого настроения.
Разговор с кардиналом мог продолжаться еще очень долго. Не было никаких сомнений в том, что Анна-Мария расположена вести его, равно как и священнослужитель. Но словно внезапно вспомнив о чем-то, юная баронесса вдруг подхватила подол платья и поспешила обратно в залу. На полдороги, она вдруг замерла, резко обернулась и произнесла:
– Его величество напрасно беспокоится по пустякам. Передайте ему, что все превосходно.
Кардиналу Линну эти слова показались слишком простыми и беспечными. Такое послание вряд ли имело смысл просить передать его величеству через доверенное лицо. А значит, Анна-Мария только что сказала гораздо больше, чем священнослужитель только что услышал. А это в свою очередь означало, что юная баронесса возложила на его высокопреосвященство ту же роль, что и его величество несколько ранее – роль простого посланника.
– Что бы это ни значило, – прошептал кардинал, – пусть судит их Господь.
И, расправив рукав своей рясы, он последовал за баронессой Грей обратно к гостям.
* * *
Бал в доме герцога Шанто завершился грандиозным фейерверком. Приглашенные были в восторге, и покидали гостеприимный дом с улыбками на лицах и мыслями о том, как будет хорошо вернуться сюда.
Не стала исключением и Анна-Мария. Возвращаясь домой, в карете она не замолкала ни на миг.
– Все было просто чудесно! – восхищалась девушка. – Угощения, собеседники, сюрприз, устроенный в конце. Конечно, некоторые гости проявляли ко мне неприятно-повышенное внимание, но разве с тем же не столкнулась я на балу у графини Дюваро? Тут уж ничего не поделаешь: Бог одарил меня красотой, и мне приходится теперь смиренно переносить это наказание.
– Отчего же наказание, госпожа?
Юная баронесса недовольно поджала уголки губ:
О проекте
О подписке