Ник застал их расстроенными. Марина и Павлик сидели на корточках у крыльца, одинаково свесив кудрявые светлые головы и подняв на него одинаковые серые глаза.
– Ты посмотри, что она наделала.
Перед ними было жалкое адамово деревце с ободранными ветками.
– Оно зацвело, ты представляешь, оно зацвело! Я думала, что только на следующий год, а оно… А она…
Единственный сохранившийся цветок беззащитно и доверчиво показывал свои голубые лепестки. Никто не сомневался, что злодеяние было делом рук Клариссы.
Ник мельком взглянул в открытую дверь дома, за которой угадывались очертания Марининого мира, в который его никогда не приглашали. Не так уж он и хотел попасть в общество дотошной нянюшки, ироничного отца и их непонятной гостьи. Но, еще будучи чужаком-наблюдателем, не раз видел, как в Странный Дом запросто заходят и этот стриженый ежик, и чудик с оленьими глазами, и прилизанный тихоня из магазинчика. Как к себе домой. Друзья детства.
– А давайте, – жизнерадостно предложил Ник, – мороженое пойдем есть. Дерево жалко, конечно, но оно же не совсем погублено. Гляди, вот здесь и здесь еще бутоны набираются. Давайте его польем, и вперед.
Они расположились с мороженым на краю пересохшего фонтана. Ник уселся в середину сооружения, на постамент с большой каменной рыбой, и начал надувать разноцветные шарики, вкладывая их один в другой. Павлик лизал эскимо и не сводил глаз – что получится? Тут рыба заклокотала, забулькала, плюнула и выпустила пробную струю воды, потом еще одну.
– Фонтан включили!
Заработали маленькие фонтанчики по окружности, в водяной пыли родилась радуга, а каменная чаша начала наполняться, поднимая на поверхность, как лодочки, прошлогодние сухие листья. Ник и Павлик выбрались, встряхиваясь и хохоча.
Несмотря на катаклизм, Ник держал невредимым результат своих вдохновенных усилий – огромный шар с другими, поменьше, заключенными внутри. Марина пожертвовала, чтобы завязать его, свою резинку для волос.
– У кого-нибудь есть фломастер? Мы бы ему рожу нарисовали!
Перебрасываясь шаром, они вышли посушиться на солнце.
– Ба! Вот это встреча. – Перед ними стояли Кларисса и Макс.
Ник дернулся в сторону, но спастись было уже невозможно. Навстречу им сияла свободная, ленивая Максова улыбка.
– Почему вы ото всех скрываетесь? – спрашивал он Марину, в упор глядя на нее неотразимым, как он сам считал, взглядом. – Все знают, что это дикарь, – Макс указал на Ника, – но мы уже забыли, как он выглядит…
Он продолжал говорить, Марина вежливо слушала, Ник и Кларисса нервничали: драгоценные минуты бессовестно убивались идиотской болтовней. Синее платье и рыжие волосы Клариссы были украшены нежно-голубыми цветами. Марина подчеркнуто не глядела на нее, не опускаясь до склок при посторонних, но бескомпромиссный Павлик выступил вперед и испортил светскую беседу.
– Ты, дура! Ты зачем цветы сорвала? На это дерево должна была прилететь птица феникс!
– Черта с два она прилетит, – успокоила его Кларисса и повернулась к Марине: – Вот видишь, до чего ты его довела своими сказочками. Вырастет такой же чокнутый, как ты.
– Сейчас я разберусь, кто тут чокнутый, – угрожающе шелестя новым платьем с золотыми зигзагами, блестящим, как фольга, надвигалась Жанна.
Кларисса скривилась:
– И откуда тебя принесло?
– Шла тут мимо.
– Да лучше бы другой дорогой.
– Девочки, девочки, – вмешался Максим. – Давайте жить дружно.
– Дружно разойдемся в разные стороны, – уточнил Ник.
– Ну нет, – решительно заявил Макс, – никуда я вас не отпущу. Ник, давай угостим девчонок. Пошли в кафе. Сладкое – лучшее средство от стресса.
– Да мы собирались… Может, не надо, – начала Марина, но Макс с напускной свирепостью топнул:
– Надо! – И, взяв ее под руку, быстро зашагал в сторону «Забавушки», продолжая высказывать: – Что, так и будем ругаться, нелюдимиться? Говорю же: давайте жить дружно.
Жанна, Кларисса, Ник и Павлик, угрюмые, поодиночке двинулись за ними.
– И чего вы с ним потащились? – сказала Жанна Нику, останавливаясь на перекрестке. – Мне дальше в ту сторону. А вы вряд ли развеселитесь в этой компании. Да, скажи Марине, пусть позвонит Рафаэлю, он какое-то письмо получил из журнала. – И зашагала, не простившись с остальными.
Макс утащил Марину уже далеко, они заходили в «Забавушку». Он с вежливой назойливостью спрашивал, что заказать, а Марина, с тоской думая, что вот испорчен день, вяло отвечала что-то. Она оскорбляла Макса своим равнодушием. Раздраженный, он огрызнулся на подошедшую Клариссу и предложил Нику пойти в тир, который был в соседнем зале. Тот оживился.
– Мне, пожалуйста, торт, – раздался звонкий голос у прилавка.
Марина оглянулась. На мгновение показалось, что все это уже было, и к этому ощущению примешивалось странное беспокойство. Объяснение находилось где-то рядом, в этих стенах. Она переводила взгляд. Солнечный свет с улицы… витрина… торт… стеклянная дверь. Вдруг прямо перед собой она увидела Макса, по-новому в него вгляделась. Тот готовно улыбнулся, но ее взгляд был жутким и проходил сквозь него. Улыбка поползла на сторону. Он медленно повернулся. Оба смотрели на болтающуюся стеклянную дверь.
Если Марина узнала его, то он обо всем догадался – догадался необъяснимым образом, так как не обернулся тогда к девчонке, попросившей купить торт, чтобы не показать лица, – два месяца назад, в этой кондитерской.
– Ну, мы идем или не идем? – Нику не терпелось попасть в тир.
Кларисса их опередила и уже во что-то целилась.
Марина не знала, что делать: заявить во всеуслышание, что это – вор, укравший ее деньги? Вот у Жанки всегда выскакивают готовые решения. А где она, кстати?
– Она с нами не пошла, – отозвался Ник, расплачиваясь и цепко глядя на мишени. – Дела какие-то.
– А что же ты про Рафаэля не скажешь? – поддела Кларисса. – Она же просила передать. – И без паузы продолжила: – Ему какое-то письмо пришло из журнала. Поди, опять отлуп. Наверно, вешаться собрался. Просил позвонить – прощаться хочет.
Марина пристально поглядела на нее – врет или не врет – и сунула руку в карман за мобильником. Пусто. Остался дома. Все из-за этой Клариссы! Ладно, здесь, в кафе, есть таксофон. Вот, как раз жетон завалялся среди мелочи.
– Ты куда? – крикнул вдогонку Ник, уже сделавший первый выстрел, и Кларисса тут же объяснила:
– У Рафаэля проблемы, не понял, что ли? А ты подождешь.
Макс почувствовал, что сгустившиеся было тучи расходятся, причем сами собой. Надо их только легонько направить.
– Ты воображал, что центральная фигура, а на самом деле – последний на скамейке запасных. А я говорил…
– Пришел стрелять – стреляй, – был ответ.
– Да я-то стреляю…
– Она сейчас к нему еще и побежит, вот увидишь, – вставила Кларисса. – Этот размазня всегда был любимчиком.
Ей ответа не было. Ник промолчал. Стрелять ему расхотелось.
– Спорим на сколько хочешь? – не унимался Максим.
Марина подошла расстроенная.
– Не дозвонилась, – тихо сказала она Нику. – Знаешь, пойдем уже отсюда.
– А что? – Ник непонятно глядел на нее.
– Пойдем, по дороге расскажу. Это важно. И к Рафаэлю надо зайти, вдруг что случилось.
– А я на улице подожду? На скамейке? – Ник глядел еще непонятнее.
Кларисса и Макс пересмеивались.
– Не уходи, Мариночка, оставайся с нами! – весело выкрикнул Макс.
Он смеет еще рот разевать, про себя удивилась Марина и повторила:
– Пойдем.
– К Рафаэлю? – утвердительно спросил Ник.
– Да я на минуту забегу, только узнать, в чем дело. Понимаешь, ему столько раз обидные бумажки приходили из разных журналов. Если опять, он правда повесится.
– А ты потом, из дома не можешь ему позвонить? – сказал Ник каким-то очень уж сдержанным голосом.
– Ты пострелять, что ли, хочешь? – не понимала Марина. – Тогда оставайся, а я туда и обратно. Подожди меня здесь.
Взгляд у Ника совсем остановился. Кларисса и Макс хохотали все громче, но Марина не смотрела на них.
– Не уходи. Потом позвонишь.
– Ну, это у нас лыко-мочало. Ладно, я быстро. Павлик, ты со мной?
– С тобой, – быстро сказал Павлик, прижимая к себе фантастический шар. Он испуганно переводил взгляд с лица сестры на лицо Ника, не понимая, что происходит.
Ник подавленно молчал. Макс ликовал. Кларисса смотрела Марине вслед, смутно желая, чтобы Рафаэлю действительно прислали отлуп.
– Ну, что они написали?
– А ты погляди. – Рафаэль торжественно подал толстый конверт.
Марина вынула из него книжку – «Загадка снежного человека», повертела в руках, вопросительно поглядела на Рафаэля.
– Это приз!
Марина развернула листок, вложенный в книжку. «Привет, „самый-самый“!.. Как и обещали, мы награждаем тебя одной из книг захватывающей, полной тайн, загадок и удивительных превращений серии „Ужастики“… Итак – вперед, к вершинам литературного олимпа!»
– Победа, – прыгал Рафаэль, не замечая, что подружка совсем не реагирует на событие. – И это еще не все! До наших жирафов тоже дошло.
Он протянул листок местной газеты. Марина торопливо пробежала глазами строчки, на которые указывал палец.
На бледной шее Млечного Пути
Висит луна янтарным медальоном.
Актриса-ночь со звездным перезвоном
В старинном танце над землей летит.
– Тебя напечатали?! В «Вестях»?
– Ага, – подтвердил Рафаэль, улыбаясь от уха до уха.
– Поздравляю, все очень здорово, но мне надо бежать.
Во всем этом было что-то не то. С неприятным предчувствием Марина вернулась в кондитерскую и, никого не увидев, помчалась домой. Там оказалась Кларисса. Марина подступила к ней с расспросами, и та рассмеялась в лицо.
– Да мы же поспорили, что ты побежишь к своему Рафаэлю. Ты и побежала, как дура! А твой парень убедился, что тебе на него наплевать.
– Врешь, – повторяла Марина, все более убеждаясь, что Кларисса не врет, но не в силах представить своего Ника в кругу глумящихся негодяев. Она даже трясла головой, чтобы избавиться от этих мыслей, которые не умещались в сознании. Ревность ко всем ее друзьям вместе и к Рафаэлю в отдельности – это было еще понятно, но участие в розыгрыше? Ник, дергающий ее, как куклу, за веревочки вместе с остальными? Вместе с ними смеющийся?
Издевательский хохот Клариссы уже не мог пробиться сквозь обиду, затопившую душу, как наводнение. И обида все увеличивалась, чем дольше Марина сидела в своей комнате, неподвижно, не слыша ни обычного домашнего шума, ни телефонных звонков.
Она так и задремала в кресле с приходом темноты, как вдруг услышала голос с улицы. Ее звали по имени. Приснилось? Она долго ждала. Закрыла глаза. Голос повторился.
Марина включила свет и подошла к окну, но ничего не увидела – только светлое пятно отраженной комнаты и собственное лицо. Напрягая глаза, с трудом различила деревья, темную ограду, но тут же собственное отражение снова заслонило от нее все. Она могла видеть только себя и думать только о себе.
Медведевы собирались ужинать.
– Как хотите, Пал Палыч, а надо что-то делать. – Брови Доры были непривычно сдвинуты, а круглые вишневые глазки моргали растерянно. – Который день сидит, ни с кем не разговаривает, к ребятишкам своим не выходит – потопчутся и уйдут. Не ест ничего.
– Примерно этого я и боялся – что любовь восьмого класса не доживет до девятого, – серьезно ответил Пал Палыч. – Павлик, включай, «Звездный путь» начинается. И зови Марину.
– Марин! – на весь дом закричал Павлик. – Пойдем, уже бороздят!
И за руку вытащил сестру к телевизору, в котором торжественно произносили: «Корабль „Энтерпрайз“ бороздит просторы Вселенной. Девиз команды: смело идти туда, где не ступала нога человека». Это был их любимый сериал, который просто нельзя было не смотреть.
Марина села на диван, глядя мимо экрана. И тут появилась Ева. Не обратить внимания на то, что она вылезла из своего угла и смотрит телевизор вместе со всеми, было невозможно. Более того – она следит за происходящим на экране с видимым интересом. Зато она, Марина, кажется, стала ее подобием. Окончательно вывел ее из оцепенения вопрос отца:
– А ты уже не носишь своего куриного бога?
– Нет.
Дора отлучилась на кухню, и Пал Палыч, наклонившись, негромко сообщил:
– Представляешь, что наша Доротея выбрала себе в подарок? У нее же день рождения в субботу. Попросила ничего не покупать, а отдать ей вазу, ту самую. Которой мы гостей смешим. Неужели она ей нравится?
Марина покачала головой.
– Это потому, что ты ее купил.
– А я думал, она будет ей символизировать наше веселое семейство. – При слове «веселое» Пал Палыч помахал ладонью у виска.
– Не притворяйся. Ты думал то же, что и я. А куриный бог лежит в шкатулке. Дора тоже себе вазу на шею не повесит.
– Ну-ну. А твой мальчик вчера приходил. Павлик, реклама – выключи звук.
Павлик выключил, но тут же принялся озвучивать сам:
– В компании с Толстяком время летит незаметно! Почувствуй себя богиней! Храбрость ковбоев Хаггис известна всем! «Нескафе» – аромат моего утра!
Марина почувствовала, что сейчас его чем-нибудь треснет.
– Но это неинтересно, наверное, – заговорил наконец Пал Палыч. – Когда решаешь с кем-то раззнакомиться, не подходишь к телефону, делаешь вид, что никого не видишь под окнами, то лучше и не слышать ничего, – заключил он. Потом добавил: – Если уже все равно.
– Зачем приходил?
Фильм продолжался. Марина отняла у Павлика пульт и уменьшила громкость.
Но Пал Палыч пошел на кухню, где свистел чайник. Вернулся.
– Тебе налить? А тебе, Ева? А тебе, Павлик? Дора?
– Когда приходил? – Марина отодвинула и чашку, и чайник.
Пал Палыч был краток.
– Вчера. Тебя не было, я предложил подождать в твоей комнате. Он посидел полчаса и ушел.
Марина зажмурилась и уткнулась лицом в поднятые колени. Представила Ника у себя в гостях, куда она его так и не пригласила. Вот он набрался храбрости и звонит в дом. Вот он лицом к лицу с папой. Вот он в ее комнате. Каждую секунду ожидает, что она войдет и скажет что-нибудь злое или сразу выгонит. Глядит на ее пианино, игрушечного льва, разбросанные на подоконнике журналы и книги, на картину с дорогой никуда…
Он сидит или просто прислонился к чему-нибудь? Жанна любит сидеть на подоконнике, Рафаэль – в кресле, Артур – в том углу, Рудик – просто на ковре. У всех ее друзей здесь есть свои места. А у него нет. Но ведь они так недавно знакомы. А как он здесь мог себя почувствовать? Опять это слово. Скорее всего, чужим. Но ведь это неправда! Просто она не успела… А теперь все испорчено.
– Мы еще в шахматы сыграли, – добавил Пал Палыч.
Марина встрепенулась:
– Что?
– Ну, ты где-то тоску разгоняешь, а мне что делать с этим пришельцем? Начал развлекать. Он очень достойно держался. Потом доскажу, а то мы никому смотреть не даем.
«Развлечения» Пал Палыча были головоломными, типа неопознанной скульптуры. Шахматы тоже были больше, чем просто шахматы. Они сохранились со времен его детства, и некоторые фигуры давно потерялись. Их заменяли пуговицами, пока однажды Павлик не предложил великодушно своего львенка из киндер-сюрприза. Вместо слона. Но ведь лев и слон, рассудили Пал Палыч с Мариной, фигуры совершенно разные. Нелепо, чтобы лев ходил, как слон. Логично, что он разгоняется и прыгает через всю доску. А какая динамика в игре!
Потом киндерами заменили остальные пуговицы, в основном пешки. Так в игре появились дракоша, пингвин, акула, кролик и бегемот. Со своими правилами, конечно. Традиционные игроки их с трудом воспринимали. Даже дядя Алик, шахматист-разрядник, запутался и плюнул: «Ну вас, понимаете ли, с вашими шахматами». Хотя по новым правилам рядом с доской стояла коробка с киндерами, и он мог выбрать любую фигурку и прибавить что-то свое.
Опять началась реклама. Пал Палыч продолжил:
О проекте
О подписке