Ноябрь. Город тумана

В ноябре не пишется.

В черно-желтом ноябре просто ходишь по улице, рассматривая темные силуэты веток на фоне жемчужного неба. В черно-белом ноябре смотришь из окна с удивлением, как снег летит под фонарем, все будто в первый раз.

Тексты живут внутри, но не торопятся наружу. Греются, толпятся, путаются, занимают очередь на выход. И в какой-то момент просто берешь и начинаешь записывать. Строки ломаются под рукой как первый лед на ноябрьских лужах, а ты все пишешь и пишешь, весь в осколках слов. Они кружат вокруг в первой зимней пурге, и никак не можешь собрать их и сложить воедино.

И весь он такой, этот ноябрь.

***

Дни тянутся долго и задумчиво. Между стылым рассветом и ледяным закатом проходит, кажется, целая вечность.

У больших городов (чуть не написала «больных городов», но и это было бы верно) особенные отношения со временем.

На учебе в Санкт-Петербурге нам рассказывали теорию про два типа отношений со временем – восточный тип и западный.

Человек восточного типа считает так: «время стоит, движемся – мы». Он верит в то, что все происходит неспроста, и полагается на случай. Расписание – не для него. Если он будет ехать на важную встречу и по дороге встретит старого друга, он не выйдет на своей остановке, а продолжит беседу. Потому что случившееся для него важнее запланированного.

Человек «западный» живет по графику. Ему важно, чтобы все было в срок, четко по договоренностям. Если что-то происходит не так, как задумано, то это для него большой стресс. Встретив старого друга, он уж постарается не опоздать на работу.

И ведь что самое интересное? Во что человек верит, то ему и помогает. «Восточный» заболтается с другом и пропустит совещание, но зато друг предложит ему работу мечты, какую тот давно искал. «Западный» успеет вовремя на встречу и получит повышение как самый пунктуальный сотрудник.

Я решила, что я восточный тип. На следующий день ехала на лекцию, и на Невском была пробка. Я могла выйти и дойти пешком вовремя или довериться случаю и остаться в автобусе, опоздав на лекцию. На улице было мерзко, а в автобусе тепло и уютно, так что я осталась. В итоге опоздала на лекцию на полчаса, тихо вошла в аудиторию, села и услышала, как преподаватель сказал: «Итак, я еще раз прошу прощения за свое большое опоздание, давайте начнем лекцию. Напишите тему…»

Восточное мышление не подвело.

Сижу, вспоминаю лето, считаю дни ноября, чувствую, как стоит время – и как проходим мы.

***

Сегодня я не поехала в отпуск. Подумала, Питер подождет меня еще немного. Испугалась, если честно.

Каждый раз, приезжая в этот город, я встречалась с собой. Все, что было внутри замолчано, затоптано, запрятано – неумолимо вылезало наружу, выливалось в стихах, текстах, музыке, звучало вокруг меня, ходило со мной по питерским улицам, металось эхом по дворам-колодцам и шептало ночью на ухо в гулких старинных комнатах. Обмануть себя Питер еще ни разу мне не позволил.

А в этот раз я сказала близким, друзьям и себе, что погода плохая. Что я заболела. Что не хочется ехать в одиночестве. Сдала билеты и теперь, сидя на кухне, физически ощущаю расстояние между собой и Питером как недоразумение. Душа моя стремительно сокращает километры навстречу Питеру, в то время как я пью чай в многоэтажке Нижнего.

Не в погоде же дело. Страшно было приехать туда и ощутить состояние «общей хреновости». Тяжело бы было признать, что в моей собственной жизни от меня осталось не слишком много. Что я почти перестала себя понимать. Что то, что люблю, я откладываю, а то, что не хочется – делаю. Трудно было бы признаться тебе, Питер, что я больше не пишу стихов, что все реже открываю пианино, что так и не научилась играть на скрипке. Что моментов, ради которых стоит жить, стало невероятно мало. Что я как-то ужасно устала. Все это я хотела скрыть от тебя, мой верный Питер, и от себя тоже.

Но ты все-таки хорошо научил меня слышать. И теперь все это летит на меня в пустой квартире, и отгонять этот морок больше нет сил.

Слушай меня, Питер.

***

Немногие понимают мое стремление возвращаться туда, где уже побывала. «Мир такой огромный, хочется посмотреть как можно больше», говорят они.

Но, знаете, для меня очень важно возвращаться. Если я где-то была один раз – то «побывала», а если два и больше – то «бываю», и это огромная разница. Пить чай в одном и том же кафе, загорать на одном и том же камне, спросить дорогу у той же продавщицы в том же магазине, пусть и с интервалом в несколько лет, – это уже совсем иное. Это и есть самое важное – чувствовать себя частичкой этого места, приезжать, обнаруживать его снова таким же, родным, знакомым, иметь «свой» камень, «свой» залив в море. Уезжая, знать, что ты оставляешь все это здесь и начинать мечтать о следующей встрече уже зашагивая в самолет.

***

Что же такого особенного происходит, когда путешествуешь в одиночку? Теперь я знаю точно. Да, в компании люди тратят больше времени и сил на согласования, куда ехать, что делать, как провести время – но это не самое важное. Важнее другое.

Когда путешествуешь вдвоем, вчетвером – это закрытое сообщество. Вроде и общаешься с другими, и видишь мир вокруг – но как-то вполсилы, точнее, «в половину души». Если ты приезжаешь не один – ты остаешься частью своей страны, своего мира, остаешься в привычных ролях, и между тобой и чужой страной все равно стоит стена. Когда в одиночку ездишь – ты открыт, и вот эта подлинная энергия затягивает к тебе людей и события.

Приезжая в другой город в полном одиночестве, я умудряюсь почувствовать себя истинным жителем этого места. Погрузиться в ощущение, что я каждое утро всю свою жизнь просыпаюсь именно в этой кровати, покупаю булочки и апельсиновый сок на углу, хожу по этим улицам. И на эту энергию новой жизни всегда приходят люди, готовые на какое-то время стать ее частью, и города, которые по-настоящему принимают меня и стирают грань между расстояниями и временами.

Почему-то эта потребность «становиться своей и иной» очень сильна. Может, это какой-то предок недопрожил множество своих вероятных жизней, а может, это я все не могу смириться, что за одну жизнь нам принадлежит только одно время и место, и все пытаюсь рассечь границы.

***

Да, это она, та самая осень. Черно-сумеречная, блестящая, дождевая. Та самая осень, которая по дороге домой застает тебя в проулке, усыпанном склизкой листвой, обшаривает твои карманы и вытряхивает из них воспоминания, все-все, до единого, а потом дерзко улыбается и смотрит на тебя, в то время, как ты стоишь растерянный, в окружении собственных вопросов, сомнений, чувств и нисколько не знаешь, что со всем этим делать.

Это именно та самая осень, которая заставляет тебя, едущего домой по привычной дороге, резко повернуть руль, направить колеса на другой путь, болезненно знакомый когда-то и почти забытый теперь. Это именно она может в самый неподходящий момент согнуть тебя, переломить через колено от боли – той настоящей боли прошедшего, которое прошедшим не стало и до сих пор путешествует с тобой в необъятных твоих карманах.

Именно она знает твои ночные кошмары, твою бессонницу и ту черную ледяную темноту, которая неизменно льнет к твоим окнам каждую ночь. И да, это она каждый раз отправляет за тобой по темной улице бесплотные призраки, легкие до такой степени, что обернешься – и нет никого, а в то же время холодок растекается по коже, и жутко, жутко.

Да, это та самая осень.

Спокойной ночи.

***

На исходе ноября решила поднимать иммунитет. Заполнила холодильник фруктами и овощами, освоила контрастный душ, ежедневные прогулки, спорт, полноценный сон, хорошие мысли и прочее. Занялась здоровьем, в общем. Ем морковку всякую и горжусь собой. Через неделю спрашиваю у друзей: ну, как я выгляжу? Устало, говорят, выглядишь, и нехорошо как-то, случилось что-то у тебя?

Вот тебе и здоровый образ жизни…

Ноябрь, ты победил.

***

С тех пор, как наш город погрузился в туман, мне стало странно в нем жить. Не могу привыкнуть к тому, что мир вокруг стал зыбким, нечетким. Идешь по дороге, и возле тебя проясняются серые многоэтажные громады, на трассе из мглы вырисовываются слоновьи хребты грузовиков, плотный воздух тут и там разодран, и из него выглядывают красные огни светофоров, будто глаза затаившихся хищников.

В тумане все становятся одинокими. Этакие ежики с узелками за плечом. Ходят медленно и будто немного сонно, одичавшие, усталые от скитаний. Туман пробирается внутрь, и в глазах прохожих отражается белесая пелена. Бесплотный морок окутывает ноги, и шаги становятся ватными.

В это время очень легко ошибиться, поэтому на всякий случай на улице лучше не узнавать никого. У идущего мимо может быть знакомое лицо, но не окликай его, ведь он может обернуться, и если ты увидишь, как это лицо искажается, как сквозь знакомые черты проступает страшное, стылое, одинокое, чужое – этого ты никогда не сможешь забыть.

Ноябрь – это агония осени. Это сила без вектора, дорога без направления, путь без видимости. В это время с людьми происходят самые необычные встречи, очень важные, но совершенно безысходные. Потому что ноябрь – это время, когда никого на самом деле и нет. Ни тебя, ни меня. Как дорога обрывается в тумане – она вроде есть, но идти по ней нельзя – так и мы в последние дни осени обрываемся, тонем, теряемся где-то между мирами.

Чуть позже мы оживем, в декабре, с первым снегом, просветлеем и вернемся сюда. И с удивлением обнаружим, что несколько наших дней затерялись где-то в ноябрьском тумане и лучше их не искать.

***

Зато в ноябре вместе с отчаянием внутри оживает самая страшная и потрясающая сила – это «хочу», пришедшее откуда-то из глубины. Не рациональное и убедительное «хочу», возникшее из планов, принципов, воспитания, жизненных представлений, а то самое, всепроникающее, жгучее, хаотичное, удивительно уверенное «хочу», которое появляется как волна из моря, бесповоротно и неукротимо.

Когда это случается, весь мир поворачивается к тебе, выкладывает перед тобой самые удачные и нужные карты, и все происходящие события создают дорогу к желаемому. Потому что иначе и быть не может.

Так однажды в ноябре я встретилась с Парижем.

Огромнейший аэропорт Шарль-де-Голль – как страна чудес Алисы: едущие в разных направлениях транспортные ленты и много удивительных бегущих человечков. Объединив свои усилия с дружелюбным мексиканцем Оскаром (он от растерянности начал со мной говорить по-испански, а я от испуга вспомнила, что знаю испанский), мы нашли знаменитый парижский поезд RER и отправились в столицу.

А дальше все случилось очень быстро. Я села в такси, и через полминуты на меня из-за угла без предупреждения выскочила Эйфелева Башня во всей ночной красе. Мы проехали под ней. Париж начался.