Их неожиданный роман взбудоражил весь институт. Народ делал ставки, гадал, как долго это продлится. Такой мезальянс! Он красивый, перспективный, всеми обожаемый. Она некрасивая, бесперспективная, никому не нужная. Маше пришлось выслушать немало гадостей, сальностей и насмешек. Она научилась игнорировать острые, как пики, взгляды и всеобщее осуждение. Все это было ничтожно малой платой за любовь Антона. Ради него она согласилась бы на куда более серьезные страдания.

Вопреки прогнозам, они прожили вместе два с половиной года. После окончания института Антон поступил в аспирантуру. Маша устроилась в небольшую компьютерную фирму. Он продолжал учиться, она обеспечивала нормальный быт. У них была настоящая семья, неважно, что без штампа в паспорте. Разве штамп имеет какое-то значение, когда двое любят друг друга?! Иногда Маше казалось, что за эти несколько лет она узнала Антона лучше, чем саму себя, но он не переставал ее удивлять…

Однажды Антон пришел домой поздно, он был немного навеселе. Маша, успевшая известись за вечер ожидания, бросилась ему на шею.

– Тише-тише, малыш! – Антон отстранился и загадочно улыбнулся. – А у меня для тебя сюрприз!

Маша замерла в предвосхищении. Ее Антон был мастером сюрпризов: розы в феврале, билеты в кино на ночной сеанс, ужин в ресторане на последние деньги…

– Вот, познакомьтесь! – С видом фокусника Антон вытащил из-за пазухи что-то, что Маша сначала приняла за меховую игрушку. – Это Тайсон. Вообще-то у него другое имя, длинное и труднопроизносимое, но я решил, что он будет Тайсоном.

– Что это?

Маша потянулась к игрушке. Раздался заливистый лай. Она ойкнула. Антон засмеялся.

– Не бойся, малыш, пока еще Тайсон маленький и безобидный, но очень скоро он станет настоящим бойцовским псом. Ты представить себе не можешь, какая у него родословная! Даже у английской королевы родословная проще!

Маша осторожно взяла щенка на руки. Щенок перестал лаять и уткнулся влажным носом ей в шею.

– Откуда он?

– Из питомника, очень крутого питомника, радость моя. – Антон устало опустился на стул, сбросил ботинки. – Тайсон очень дорогой пес, так что обращайся с ним с должным почтением.

Ей было неловко спрашивать, но она все-таки спросила:

– А где ты взял деньги?

– Как – где? В коробке из-под кофе, разумеется. – Он выглядел удивленным.

Маша закусила губу: в коробке из-под кофе хранились все их сбережения, целых две тысячи долларов. Она собирала деньги на летний отдых и на новый компьютер. Они ведь программисты, им никак не обойтись без приличного компа. Антон знал о ее планах с самого первого доллара. Знал – и купил Тайсона…

– А сколько там осталось? – спросила она с надеждой.

– Где? – Антон прошел на кухню, загремел кастрюлями. – Малыш, а покушать что? Очень кушать хочется!

Маша посадила Тайсона на коврик и, гоня прочь недобрые предчувствия, прошла на кухню вслед за Антоном.

– В банке из-под кофе что-нибудь осталось?

– Ну, осталась там какая-то мелочь, баксов сто пятьдесят. Но ты их не трогай. Тайсону нужно купить ошейник, поводок, корм и прочие витамины.

– А как же комп? – спросила Маша упавшим голосом.

– Какой комп? – Антон чмокнул ее в щеку. – А, комп! Машка, да купим мы тебе комп! Ты посмотри, какая прелесть!

– Антон…

– Что – Антон? – сказал он неожиданно резко. – Ты что, денег пожалела?

– Компьютер нам нужен для работы. Старый все время ломается…

– А Тайсон нужен мне для души. – Антон обиженно отвернулся. – Я с детства мечтал о собаке…

Маша хотела сказать, что вовсе не обязательно было платить за собаку такие деньги, но испугалась, что он обидится еще сильнее.

Антон молча съел ужин, вышел с сигаретой на балкон. Тайсон тихо заскулил. На полу в прихожей растекалась лужа.

– Горе ты мое. – Маша вытерла лужу, взяла щенка на руки. За спиной послышались раздраженные шаги. Антон, не глядя в ее сторону, прошел в гостиную.

– Постелешь мне на диване.

Маша вздрогнула: никогда раньше, даже когда у них случались ссоры, он не просил постелить ему на диване. Она вошла в гостиную, робко присела рядом с Антоном, потерлась подбородком о его плечо.

– Что еще? – спросил он хмуро.

– Прости. – Она уже едва не плакала. – К черту деньги! Мне очень нравится Тай.

– Не Тай, а Тайсон! Попрошу запомнить, – проворчал он. – И чтобы никаких мне телячьих нежностей! Тайсон – ротвейлер, а не болонка. Уяснила?

– Уяснила! – Маша счастливо улыбнулась. Гроза миновала! Антон не умел долго злиться, она это точно знала.

– Я пошла стелить постель…

– Иди уж, жадина-говядина! – Он привлек ее к себе, поцеловал в губы.

На душе сразу стало легко и радостно. Какая же она все-таки эгоистка! Ведь, если разобраться, новый комп нужен именно ей, а не Антону. У Антона – аспирантура, научная деятельность…

Маше не спалось. Рядом похрапывал Антон, а на прикроватном коврике жалобно скулил щенок.

– И чтобы никаких там телячьих нежностей, – прошептала она, нашарила в темноте пушистый комочек и сунула его к себе под одеяло.

Тай перестал скулить, прижался к ней горячим боком.

– Утром пойдешь обратно на коврик, – сказала Маша строго.

Как-то так получилось, что забота о Тайсоне легла исключительно на Машины плечи. Две недели Антон выгуливал и кормил щенка, а потом самоустранился. «Малыш, устал, как собака. Погуляй с Тайсоном сама».

Маша послушно брала поводок и шла гулять. Нельзя сказать, что общение с Тайсоном было ей в тягость. Просто теперь требовалось чуть раньше вставать и чуть позже ложиться. А еще пришлось стать чуть более экономной, чтобы у щенка было все необходимое. Это все мелочи! Тай был таким милым, таким смешным! Настоящий ребенок!

Сначала Антон смотрел на Машино увлечение очень даже благосклонно, но скоро стал все чаще раздражаться. «Ты проводишь с этой псиной больше времени, чем со мной. Ты окончательно его разбаловала». Антон ревновал. Маша отмалчивалась и в душе посмеивалась. До поры до времени…

Лифт, как обычно, не работал. Маша поднималась по лестнице, когда услышала лай Тая. К тому моменту, как она распахнула дверь, лай перешел в жалобный вой.

– Что случилось? – Она обвела недоуменным взглядом Антона и незнакомого мужчину. В руках у незнакомца был поводок Тая.

– Малыш, ты только не волнуйся, так будет лучше, – сказал Антон и улыбнулся.

– Что будет лучше? – Она погладила испуганно поскуливающего, жмущегося к ее ногам Тая.

– Тайсон… Я решил, что ему требуется другой хозяин.

– Как? – Маша вцепилась в ошейник Тая.

– Тайсон – не то, что нам нужно. Хорошо, что я вовремя это понял. Вот, Сергей Иванович согласился его забрать.

– Не отдам, – Маша затрясла головой. – Это мой пес!

Как можно? Как можно вот так запросто сказать – не то, что нам нужно!

– Вообще-то это я его купил. – Улыбка Антона поблекла.

– За мои деньги! – отрезала она. Возможно, впервые за время, что они жили вместе, Маша посмела выразить свое мнение в такой категоричной форме.

– Ну что ж, Антоша, накрылся твой новый мобильник, – вмешался в их перепалку мужчина.

– Мобильник? – переспросила Маша.

– Я ему – мобильник, он мне – пса. Нормальный такой обмен, принимая во внимание тот факт, что пес у вас совершенно необученный, что работать с ним еще и работать. Ладно, ребятки, вы тут договаривайтесь, а я пошел. Если вдруг передумаете, звоните…

Стоило только двери захлопнуться за незнакомцем, как Антон пошел в наступление:

– Что ты себе позволяешь?!

– Тайсона я не отдам! – Маша погладила пса по голове.

– Это мы еще посмотрим!

– Посмотрим…

Антон ушел. Маша знала, что он ушел надолго, может быть, даже навсегда. Она устало опустилась на пол прямо в прихожей. Тай лег рядом, положил морду ей на колени, преданно посмотрел в глаза.

– Не бойся, я тебя никому не отдам, – прошептала она и расплакалась.

Антон вернулся во втором часу ночи. Дома его ждал разогретый ужин и расстеленный диван…

* * *

Рано или поздно это должно было случиться. Маша завороженно рассматривала тест на беременность. Тест был положительным…

Подросший, уже совсем взрослый Тай застыл на пороге в ванную и не сводил с нее внимательного взгляда. Маша отложила тест, погладила себя по плоскому пока еще животу, мечтательно улыбнулась. Теперь нужно беречься. Не просиживать дни и ночи перед компьютером, а побольше гулять на свежем воздухе, пить витамины, ходить в картинные галереи, приобщаться к прекрасному. И еще нужно решить, как сообщить эту чудесную новость Антону.

Маша мучилась целую неделю, но так и не придумала ничего оригинальнее, чем романтический ужин при свечах. Она выбрала субботу, в последнее время Антон часто работал и по выходным. Полдня простояла у плиты, готовя его любимые блюда, купила шампанское, фрукты и шоколадные конфеты. К семи вечера стол был накрыт.

Антон пришел в половине десятого.

– Извини, малыш, дела! – Он поцеловал Машу в щеку.

– Я понимаю. – В такой день она не могла злиться. – Мой руки, ужин – на столе.

– Вообще-то, я перекусил на работе.

– Перекусы не считаются. Давай-давай! – Маша подтолкнула Антона к ванной.

– Тогда я заодно и душ приму.

– Только не задерживайся.

– А что так?

– Сюрприз.

– Ого! Люблю сюрпризы! – Он еще раз чмокнул ее в щеку.

…Маша так толком и не поняла, удался сюрприз или нет. Сначала Антон вообще никак не отреагировал на ее сообщение о ребенке. Он сидел с бокалом недопитого шампанского в руке и молча смотрел куда-то поверх Машиной головы.

– Ты не рад? – спросила она.

– Что? – Антон встрепенулся, взял в свою руку влажную от волнения Машину ладошку.

– Рад? – Она потерлась щекой о его подбородок.

– Угу. А ты абсолютно уверена?

– Да, я делала тест. Дважды…

– Большая задержка?

– Десять дней.

– Малыш, а мы готовы?

– К чему? Стать родителями?

– Ну, ты понимаешь: пеленки, распашонки, памперсы, сопли…

– Я как-то иначе себе это представляла.

– А как? Думаешь, будет по-другому? Машка, – Антон притянул ее к себе, заглянул в глаза, – давай сделаем аборт, а? Ну, подумай сама, зачем нам этот геморрой? Нам же и так хорошо.

– Геморрой?..

– Ну хорошо, я неверно выразился, но ведь суть от этого не меняется!

– Ты же сказал, что рад.

– Рад, но посуди здраво. Как мы его потянем? Я – аспирант. Ты получаешь гроши.

– У Васьки с Танькой уже двое, – прошептала Маша.

– И что хорошего? Наплодили нищеты! – Антон брезгливо поморщился. – Я еще пожить хочу. Для себя! Понимаешь?! Мне пока не хочется ярмо на шею вешать!

– Ребенок – это не ярмо!

– Для меня – ярмо! В общем, так! – Антон порывисто встал из-за стола, отошел к окну. – Или ты делаешь аборт…

– Или? – Маша вцепилась в край скатерти.

– Или я ухожу, – сказал он совершенно спокойным, будничным тоном.

– Уходишь?..

– У тебя есть выбор. – Антон не смотрел в ее сторону. – Срок еще очень маленький. Все можно уладить с минимальными потерями.

– Я не буду ничего улаживать. – Маша оставила в покое скатерть, сложила руки на коленях.

– Не понял… – Все-таки он на нее посмотрел – удивленно, словно видел впервые в жизни.

– Я оставлю ребенка.

– То есть ты хочешь сказать, что какой-то ребенок тебе дороже любимого человека?!

Маша молчала. Оказывается, можно прожить с мужчиной почти три года и так ничего о нем не узнать…

– Что ты молчишь? – От недавнего спокойствия Антона не осталось и следа. – Скажи, я тебе совсем безразличен? Ты меня ни во что не ставишь?

Теперь он пытался во всем обвинить ее. Он и раньше так делал, а она не замечала или не хотела замечать…

– Машка, ты хоть понимаешь, какой это шок для меня? – Антон изменил тактику. Она ведь понимающая, жалостливая, она его любит больше жизни и обязательно одумается. Она не сможет отказаться от него, не сможет жить без него. Для нее он центр мироздания…

– Я понимаю. – Маша встала из-за стола, успокаивающе погладила по голове нервничающего Тая.

– Вот и умница! – Антон кивнул. – У одного моего приятеля есть знакомый гинеколог. Все будет просто замечательно! – Он обнял ее за плечи. – А знаешь, что? Мы с тобой поедем этим летом в Прагу. Ты же всегда хотела в Прагу.

– Уже поздно, – сказала она, высвобождаясь из его объятий, – я разрешаю тебе уйти завтра.

– Что? – Антон смотрел на нее своими необыкновенными, потрясающе красивыми глазами. Длинные ресницы обиженно трепетали.

– Я сделала выбор, ты можешь уходить.

Он не верил. Он просто не мог поверить, что такое может произойти. Наверное, Антон думал, что Маша будет любить его вечно…

А она и любила. Но своего ребенка она любила не меньше. И этот ребенок не требовал, чтобы она совершила убийство в доказательство своей любви к нему, а Антон требовал…

Они стояли друг напротив друга и молчали.

– Ты идиотка! – наконец сказал он. – Ты на себя в зеркало давно смотрела? Ты же уродина! Кому ты будешь нужна брюхатая?! Ни-ко-му!

– Никому, кроме тебя? – спросила Маша, придерживая за ошейник рычащего Тайсона.

– Да ты и мне не нужна, – процедил Антон. – Мне жить было негде. Меня из общаги поперли, а тут такая дура! – Его лицо, такое красивое, такое родное, до неузнаваемости изменила недобрая усмешка. – Жрать готовишь, курсовые за меня пишешь, деньги на пиво даешь, да еще и в постели ублажаешь. В постели, кстати, ты ничего, если глаза закрыть.

Это было слишком. Даже для такой терпеливой дуры, как Маша Литвинова. Наверное, пощечина выглядела бы эффектнее, чем то, что сделала она…

Удар кулаком пришелся в челюсть. Антон взвыл, схватился руками за лицо.

– Ах ты, сука!

Если бы не Тайсон, он бы ее избил, по глазам было видно, но предупреждающий рык Тайсона привел Антона в чувство.

– Убери эту тварь! – прошипел он, пятясь к двери.

– Тише, мальчик, тише. – Маша обхватила пса за шею. – Он сейчас уйдет и никогда больше не вернется.

– Я уйду! – Антон сдернул с вешалки свою куртку. – Только вот смотри, сука, не пожалей!

– Раньше ты называл меня по-другому. – Маша горько усмехнулась. Внутри было пусто, ни боли, ни обиды – ничего.

– Раньше ты была послушной дурой.

– И не била тебя по морде.

– Я приду за вещами завтра! – Он хлопнул дверью.

– Я тебе их даже упакую. – Маша села за стол, задумчиво посмотрела на пламя горящей свечи.

Подошел Тай, положил голову ей на колени.

– Все будет хорошо, – сказала она не то себе, не то Тайсону.

* * *

Ей повезло, что это случилось не дома, а на приеме у гинеколога. Кажется, только что Маша жаловалась врачу на головную боль и отеки, и вот – она уже куда-то проваливается…

…Она пришла в себя на жесткой кушетке. В кабинете царил странный полумрак.

– Что-то случилось? – Говорить было тяжело, каждое слово отдавалось в голове набатным звоном.

– У тебя, девонька, преэклампсия. «Скорую» мы уже вызвали, поедешь в стационар, от греха подальше. – В голосе медсестры слышалась озабоченность пополам с раздражением. – Допрыгалась…

Маша молчала. Из сказанного она поняла лишь то, что ей нужно срочно ехать в стационар, что специально для нее вызвали «Скорую помощь». Но что означает это загадочное слово «преэклампсия»? И почему она допрыгалась? Она следовала всем рекомендациям: пила витамины, делала разгрузочные дни, дважды лежала на сохранении. Разве ее вина, что, несмотря на все старания и разгрузочные дни, ноги все равно отекают так, что ходить она может только в шлепанцах? Разве может она что-то сделать с высоким давлением, которое в последнее время ничем не сбивается?

Впрочем, вина, может быть, и ее. Зарекалась ведь не подходить к компьютеру во время беременности, но как программист может жить без компьютера? Ей необходимо зарабатывать деньги для себя и для ребенка. А есть еще Тай, которого нужно кормить и хоть изредка баловать витаминами.

– Ну, как самочувствие? – В кабинет вошла гинеколог, немолодая улыбчивая женщина, ловко приладила к Машиной руке манжету тонометра.

– Голова болит. – Маша виновато улыбнулась.

– Голова болит потому, что давление у тебя высокое. – Врач не сводила взгляда со стрелки тонометра. – Сто шестьдесят на сто десять, и это после укола. Ну, вот что, красавица, – она успокаивающе погладила Машу по руке, – в больницу тебе надо. И быстренько…

– Я не могу в больницу. – Маша попыталась сесть, в голове тут же что-то взорвалось. Девушка зажмурилась и со стоном опустилась обратно на кушетку.

– Это даже не обсуждается, моя хорошая, – сказала врач с нажимом. – Положение очень серьезное. Тут дело такое – сейчас ты козочкой скачешь, а через мгновение уже в коме лежишь. Вот так-то…

– У меня дома собака…

– А в животе у тебя – ребенок! И в первую очередь ты должна думать о нем. О собаке соседи позаботятся, позвонишь им из больницы. – Врач бросила быстрый взгляд на наручные часы, сказала успокаивающе: – «Скорая» вот-вот приедет, ты не волнуйся.

Маша лежала одна в полутемной палате. Сквозь щель в неплотно задернутых шторах просачивался мутный свет.

– Темнота нужна, чтобы не спровоцировать повторный приступ, – объяснила молоденькая медсестра, плотнее задергивая шторы.

Маша устало прикрыла глаза, свободной от капельницы рукой погладила себя по животу. Ребенок вел себя беспокойно: пинался и без конца ворочался.

– Брыкается? – спросила медсестра.

– Брыкается.

– Что ж ты хочешь? Тебе плохо, и ему плохо…

– А что с нами будут делать? – отважилась спросить Маша.

– Сохранять вас будут, давление держать.

– А если не получится?

– Да получится все, что за мысли?!

– А все-таки…

– Ну, если не получится, придется тебе рожать по-быстрому.

– Еще рано ведь! – всполошилась Маша. – Срок не подошел.

– Рано – не рано, это не нам с тобой решать, на это у нас врачи имеются. – Медсестра проверила капельницу и, аккуратно притворив за собой дверь, вышла из палаты.

К вечеру Маше стало лучше, но вставать ей все равно строго-настрого запретили. Пришлось просить все ту же медсестру, чтобы позвонила соседям, пристроила беспризорного Тайсона.

К обеду следующего дня в палате у Маши появилась соседка, высокая брюнетка, невероятно красивая, даже несмотря на болезненную бледность и огромный живот. Соседку звали Ликой. Они как-то сразу сблизились. Может, оттого, что они были одного возраста и у них обеих оказались схожие диагнозы.

В отличие от Маши, Лика не являлась одинокой. У нее был муж, собственный дом за городом, спокойная и сытая жизнь. Маша стеснялась спросить, почему соседку не навещает муж и почему она, такая обеспеченная, вместо того чтобы обратиться в частную клинику, выбрала обычный роддом.

Лика сама ответила на ее невысказанные вопросы: муж в командировке за границей, а частным клиникам она не доверяет, и вообще слишком скучно лежать в одиночестве в VIP-палате, когда можно пообщаться с нормальными людьми.

Схватки у Лики начались вечером, а ближе к полуночи ее забрали в родзал. Маше не спалось. Она бесцельно бродила по пустой палате, вглядывалась в черный прямоугольник окна, беспокоилась. У Лики было такое лицо… Все боятся родов – это нормально, но в Ликиных глазах стоял не просто страх, а какая-то обреченность.

Маша вышла в коридор, прислушалась – отголоски, женский крик… Лика?..

Сердце вдруг болезненно сжалось, перед глазами поплыл серый туман. Пошатываясь, придерживаясь за стены, Маша побрела по коридору. Она потеряла сознание, не дойдя нескольких шагов до сестринского поста…

– …Как тебя зовут? – Настойчивый мужской голос прорывался в ее безмятежное забытье, не давал покоя, заставлял жить.

– Маша…

– Фамилия?

– Литвинова…

– Сколько тебе лет?

– Двадцать три…

– Сколько видишь пальцев?

Она с трудом приподняла налитые свинцом веки – все тот же серый туман, только не однородный, а рваный. В прорехах тумана что-то маячило…

– Ну, Маша Литвинова, сколько пальцев? – снова спросил голос.

Она попыталась сосредоточиться.

– Три… Нет, четыре!

– Правильно – четыре.

– Что со мной? – Язык был сухим и таким большим, что, казалось, с трудом помещался во рту.