– То есть, вся наша погоня уже есть в Плюсе?

– Да.

– Тебе не в технари нужно было идти, – Мирон сплюнул. На языке всё время ощущался привкус песка. – А в репортёры. Горячие новости каждый день… Если выживешь – подумай об этом.

– Если выживу, – кивнул Виталик. – А пока что нужно заработать как можно больше.

– Мертвецам деньги не нужны.

– По договору мои деньги получит детский дом. Ну тот, где я вырос.

Вода оказалась намного, намного холодней, чем Мирон себе представлял. Ноги свело почти сразу. В животе образовался ледяной колючий ёж, и когда желудок одолевали спазмы, иглы протыкали прямо насквозь.

И тем не менее, Мирон чувствовал извращенное, почти весёлое удовлетворение: если он утонет в этой грёбаной реке, ни Платону, ни Амели, ни тем более Призракам его больше не достать.

Перед тем, как войти в реку, Виталик взбежал по осыпи почти до самого плато, оставляя крупные, хорошо различимые следы.

Умно, – подумал Мирон. – Если кочевники и не поверят, всё равно потратят какое-то время на отработку этой версии.

Потом они минут десять ждали, выбирая более-менее крупное бревно – чтобы Виталику было за что уцепиться.

– Ты охрененно смелый мужик, – сказал Мирон, когда они подошли к кромке воды. – Не умея плавать, ночью, в такую холодрыгу… Твой план – полное безумие.

– Просто я везучий. И ты везучий, Мирон Орловский. Наше помноженное везение должно сработать.

– Я не говорил тебе свою фамилию, – зуб на зуб не попадал, и стоять в ледяной воде становилось всё сложнее. – Только имя.

– Я тебя узнал, – сказал Виталик, провожая взглядом тёмную массу – плавучий островок из собранных водоворотом веток и прочего мусора. – Месяц назад твоё лицо мелькало по всему Плюсу. С пометкой "разыскивается за вознаграждение".

Мирон остановился. Ног он уже не чувствовал, а теперь онемело и всё тело. Перед глазами поплыли цветные пятна, во рту сделалось кисло и муторно.

– То есть, сейчас обо мне знают все, кто смотрит твой канал? – тихо спросил он.

Неожиданно накатило дикое желание уронить парнишку в воду и навалиться коленями ему на грудь…

– Я не идиот, – буркнул Виталик, будто угадав, какие мысли одолевают Мирона. – Как только я понял, кто ты такой, я не отослал ни одного кадра, по которому тебя можно узнать. Первые не в счёт: там твоя морда больше похожа на шашлык.

– То есть, ты всё-таки можешь редачить видео?

– Это не редактура, – усмехнулся Виталик. – Скорее, естественный физический дефект. Я плохо вижу левым глазом: когда смотрел на тебя, всё время прикрывал правый… Так что подписчики видят лишь размытый силуэт.

– Но ты не сказал, что узнал меня.

– Да как-то не до того было, – пожал плечами Виталик. – Вон подходящая коряга. Ныряем?

Мирон кивнул, и они с размаху плюхнулись в воду.

Оказалось, что стоять по колено в ледяной воде, и бултыхаться в ней же с головой – две большие разницы.

Дыхание спёрло. В уши будто забили по здоровенному гвоздю. Но тело он перестал чувствовать почти сразу…

Коряга была сучковатая – что давало возможность хорошенько зацепиться. Но стоило чуть изменить положение, как её начинало крутить в воде, так что, пока нашли равновесие, их обоих окунуло несколько раз с головой.

Батареи, предусмотрительно засунутые в закрытые на замки карманы, тянули ко дну. Башмаки – тоже, но почему-то там, на берегу, ни ему, ни Виталику не пришло в голову разуться.

Итак, задача: скорость реки – примерно четыре метра в секунду, – думал Мирон, леденеющими руками хватаясь за сучки на коряге. – Вопрос: через сколько километров мы окочуримся?

– Вит, ты здесь? – позвал он. Собственный голос показался далёким эхом.

– Здесь, – донеслось другое эхо.

– Сколько еще продержишься?

– Не знаю. Минут пять…

Продержались почти час. Учитывая скорость течения и общее время… Километров пятнадцать – семнадцать, прикинул Мирон. Возможно, этого хватит. Если какому-то хитрожопому кочевнику не придёт в голову искать их вниз по течению…

Отпустив корягу, они какое-то время барахтались в поисках берега – луны и звёзд не было, небо было похоже на опрокинутый котёл с сажей, – а потом неожиданно выплыли на мелководье.

– Я же говорю, мы везучие, – голос Виталика осип, и то и дело давал петуха. – Еще чуть-чуть, и начинаются пороги. Слышишь грохот? – Там бы нас размолотило, как пластиковые стаканчики.

– Что-то ты раньше о порогах не говорил, – Мирон понял, что и его голос скачет, как на качелях.

– Я не предполагал, что мы доплывём. До них километров двадцать.

Значит, скорость течения была еще выше, чем я думал, – решил Мирон. – Но это к лучшему.

Они нашли относительно тихое место между двух валунов на берегу и достали батареи.

– Сейчас, – присев на корточки, Виталик пытался что-то делать, но его пальцы то и дело сводило судорогой. – Сейчас-сейчас…

– Не торопись, – Мирон попытался расслабиться. Но вместо того, чтобы расслабить мышцы живота, расслабил сфинктер… Горячая струя мочи, текущая внутри штанины – это было лучшее его переживание за всю ночь.

– Чёрт, ничего не выходит, – взвизгнул Виталик и поднялся. Опрокинул лицо к пустому небу… – У меня пальцы не гнутся.

– Давай, – Мирон протянул руки. – Давай сюда свои пальцы.

Пацан неуверенно поднял ладони, Мирон подхватил их своими, сжал, поднёс ко рту, и широко открыв рот, стал дышать.

– Чувствуешь? – спросил он через пару минут.

– Мурашки побежали.

– Тогда разомни и попробуй ещё раз.

Батареи давали ровное, очень мощное тепло. В радиусе тридцати сантиметров от центра песок спекался в стеклянную массу.

Еще полчаса назад верхом блаженства было просто тупо стоять рядом с батареей, чувствуя, как волны тёплого воздуха поднимаются, омывая тело, – усмехнулся Мирон. – Сейчас я не отказался бы от яичницы. Через час захочется принять горячую ванну…

– Как твоё ребро? – спросил он Виталика.

Пока бултыхались в реке, с лица парнишки смыло корочку крови и грязи – остались лишь тёмно-лиловые борозды там, где он проехал мордой по камням.

– Сойдёт, – откликнулся пацан. – А твоя нога?

– Норм.

Мирон думал, не пора ли подавать сигнал СОС. Ладно: они отплыли достаточно от стойбища, и дай-то бог, запутали преследователей, не подохли и даже согрелись. Но скоро рассвет. Точнее, небо над восточным горизонтом уже напоминает брюхо снулой рыбины… Что дальше? Пешком далеко не уйти, а сарафанное радио в степи работает безотказно.

К вечеру они опять будут валяться в юрте. Только на этот раз – оглушенные и связанные.

– Ну что, пора идти? – неуверенно спросил Виталик и шмыгнул носом.

Неудержимое соплетечение напало на них обоих, как только отогрелись носы.

– Пора, – рассеянно ответил Мирон. Лицо уже начало пощипывать от жара, и он сделал шаг назад.

– Батареи придётся бросить, – вздохнул Виталик. – Реакция, к сожалению, необратимая, так что…

– Закидаем песком, – предложил Мирон.

– Через полчаса здесь будет лужа из стекла.

– Ну и хрен с ним. Главное, чтобы их не нашли. Слишком быстро.

Оставив уютное и тёплое гнёздышко в камнях, он вылез наружу. Пахнуло холодным, напоенным запахом горькой полыни, ветром.

В лицо уставился зрачок ствола.

– Зря я сделал тебе подарок, – сказал Мирон. Подняв руки, выбрался из-за камней и встал лицом к Торгутай-Кирилтуху.

– Я знал, что ты слишком умный, чтобы бежать в степь, – кочевник ощерился. А потом легонько так, будто шутя, съездил Мирону дулом винтовки по зубам.

– Ёбаный насос, – Мирон сплюнул кровь в песок.

– Ничего личного, – беззлобно пояснил кочевник. – Просто чтобы расставить приоритеты: вы – мои пленники. Попробуете свои фокусы – уебу на хер.

В этот момент над их головами промчалась довольно крупная тень.

Дрон, – сообразил Мирон. – Почему Торгутай-Кирилтух не выстрелил? Не успел?

Кочевник бросил в небо равнодушный взгляд и кивнул двум парням, стоящим за спиной.

– Свяжите его, – приказал он. Приспешники бросились выполнять.

Когда руки заломили Виталику, тот сквозь зубы зашипел.

– Полегче, – попросил Мирон. – У парнишки ребро сломано.

– Пошёл, – Мирона толкнули в спину, и он, чтобы не упасть, сделал шаг. Нога почти не болела – только в пятку отдавало так, будто вместо кости под кожей была острая спица.

Торгутай-Кирилтух вразвалочку шел рядом. На лице – спокойное удовлетворение от хорошо проделанной работы.

– Что с нами будет? – спросил Мирон. Со связанными руками идти было неудобно. – Продадите на органы?

– Продадим – однозначно, – спокойно ответил кочевник. – А что там с тобой сделают – не моя забота.

– Зря я тебе винтовку подарил, – повторил Мирон.

– Это еще как сказать, – пожал плечами Торгутай-Кирилтух.

За спиной шепотом ругался Виталик. А может, не ругался. Может, добавлял комменты к очередной серии фильма…

Мирон сильно удивился, когда их провели мимо электробайков. Он-то думал, их сейчас свяжут, как баранов, погрузят на багажники и повезут обратно, к Кагану – в стойбище… Но ничего такого не произошло.

Торгутай-Кирилтух неспешно вёл их по просыпающейся степи. Он негромко насвистывал сквозь зубы, винтовка беспечно покачивалась на груди.

Полчаса они шагали, не перемолвившись ни одним словом. Мирон то и дело бросал взгляды на Виталика – тот старался идти медленнее, сокращая шаги своих длинных, как ходули, ног.

Меня бережет, – подумал Мирон. – Помнит о больной ноге…

Наконец они выбрались на пригорок. Пока поднимались, Мирон весь вспотел – солнце висело уже довольно высоко, и даже успело напечь макушку.

Кочевник дал знак остановится. Мирон, ничего не понимая, оглядел окрестности. Холм был невысоким, но всё же давал охват: степь простирается во все стороны, до самого горизонта. Пустая и безмолвная.

И вдруг воздух перед его лицом задрожал, поплыл, будто от нестерпимого жара, а затем прямо перед глазами проявился силуэт.

Конвертоплан, – удивился Мирон. – Мать его за ногу.

В кабине открылась дверь, пахнуло нагретым пластиком и еще какими-то полимерами. Показалось бородатое лицо. Кожа щек – неестественно белая, на носу – круглые очки без оправы. Только стёкла, ни дужек, ничего.

Мирон поймал себя на мысли, что пытается разгадать, как они держатся.

– Здравствуйте, господин Орловский, – сказало лицо. В темноте кабины больше ничего видно не было. – Наконец-то мы с вами встретились.

Торгутай-Кирилтух подошел сзади и полоснул ножом по рукам. Верёвки соскочили.

– Всё-таки не зря ты мне ружьё подарил, – сказал он. Дружески толкнул Мирона в плечо, развернулся и вразвалочку зашагал вниз с холма.