Глава 3. Остап

Мы двигались в сторону оврага. Собирался провести Линку по его дну, а потом вскарабкаться наверх. Далее – правее и прямо, примерно пару километров. Жаль, топали в ночь, могли бы сразу в санаторий махнуть.

Там хорошо, уединённо. Давно прикрыли территорию за ненадобностью, никто денег вкладывать не хотел. Владелец – местное здравоохранение, но и ему дела нет. Всего персонала – директор да смотритель. Корпуса стоят в хорошем состоянии: Егорыч следит, чтобы не растащили добро.

Отец Алины часто к нему наведывался, и мы за компанию. Оказывается, знали друг друга мой отец, дядя Боря и местный сторож сто лет: вместе работали. В девяностые контору закрыли, Егорыч подался в наши края, как и мой отец, а дядя Борис ушёл годом раньше – его пригласили работать в Латвию, на немецкий концерн.

М-да. По Андрею Егоровичу сейчас и не скажешь, что был он когда-то научным сотрудником, да ещё и степени какие-то там имел. Любитель ватников, валенок и губной гармошки. Ему лет семьдесят, наверное… Бодро держится: на лице почти нет морщин, подтянут. Зимой и летом купается в прудах возле деревни.

К Егорычу, конечно, сейчас дело стоящее – духовная терапия. Скверно, что не сразу к нему. Хотя… Какая разница? После того, что пришлось услышать по телевизору, с Алиной не дошли бы по-любому. Сейчас пусть медленно, но передвигаемся, и то ладно.

Я остановился и обернулся. Девушка шла неторопливо – сказывался терапевтический эффект от отцова отвара. Набухал он ей, будто мужику здоровому – теперь вот будем плестись, точно заблудившиеся в лесу козы. Что за спешка такая? Ей бы отлежаться, выспаться… Такой стресс пережила, что не каждому по силам.

Попёрлись к лешему на рога, на заимку! Здрасьте, я ваша тётя!

Ладно, отоспится в поселении. Я туда ходил три дня назад, всё вроде в порядке, на месте, нормально устроимся.

– Линка, чего ползёшь, как черепаха? Волк за задницу цапнет. Давай уже, время поджимает!

Чего полез? Ей и так не сладко. Вон глаза стеклянные какие – сейчас заснёт. Может, её себе на спину посадить? Она лёгкая – унесу.

– Иду я, – бросила девчонка. – Ты свети мне под ноги, спотыкаюсь.

Я направил луч света от фонаря прямо под ноги Алины. Девушка наступила на яркое пятно, словно на солнечного зайчика. Мы так в детстве играли с котом: ловили яркий луч зеркалом и пускали на землю, а кот бегал, пытался сцапать. Помню, мы смеялись до одури.

Вдруг Алина застыла и тряхнула головой. Я подался к ней, но она вскинула руку, тем самым подавая знак, чтобы остановился. Замер, мало ли что…

Алина постояла с каменным лицом совсем недолго, но по мне так вечность. Я шарил взором по её фигуре, по траве под ногами, пытаясь отыскать врага – змею. Потом девушка покачнулась, и я не выдержал, рванул к ней. Вовремя – успел подхватить. Алина повисла на моих руках.

Она в сознании, только глаза безумные.

Чёрт! Мало в неё отец влил отвара, ох, мало! Пусть бы я тащил её всю дорогу на себе, но не боялся бы истерики или обмороков.

– Ты как? – поцеловав щеки, лоб, чтобы определить нет ли температуры, спросил я.

Видно, скверно. Фонарик в руке освещал тропинку, а не нас. Я почувствовал губами выступивший на лбу подруги пот, что весьма странно – в лесу прохладно.

– Тошнит.

– Это от стресса. Вернёмся?

– Нет.

Девушка будто выдохнула слово, а не произнесла его. Потом уткнулась лбом в мою грудь, и я крепче прижал Лину к себе. Бандана сползла с головы подруги детства и повисла на её тугой косе. Чтобы не потерять косынку, я стащил её с волос Алины и произнёс:

– Давай вернёмся, Алиночка. Тебе нужно отдохнуть. Позже пойдём.

– К дяде Семёну пришёл ваш сосед и спросил о нас. Он полицейский. Фуражка на бок свалилась.

Голос Алины окреп, что меня удивило: едва не теряла сознание, а тут вдруг столько силы.

– Да ладно тебе, Стёпка пока раскочегарится – мы всю тайгу пройдём.

Алина отстранилась, посмотрела на меня. Этот взгляд снизу вверх делал её такой трепетной, маленькой. Захотелось стиснуть, подхватить на руки и отнести домой, ничего не говоря и не слушая возражений.

– Стёпка предложил помощь дяде Сёме и очень рад, что мы уже ушли. Пошёл готовиться к приезду московских гостей. Сказал, если появимся, чтоб не отсвечивали перед столичными ребятами. У них разговор короткий, и докажи потом, что и духу не было во время убийства в Москве.

Я не знал, что сказать на такое откровение. Будто слышал диалог бати и соседа: так всё детально было произнесено.

– Откуда знаешь? – осторожно, чтобы не спугнуть девушку, поинтересовался я.

– Не поверишь…

– Скажи, я решу, верить или нет.

– Мне вдруг отчётливо пришёл образ: сосед постучал в дверь вашего дома, и дядя Семён вышел к нему. Они разговаривали.

Амба! От стресса Алинка поплыла. На хрен! Домой! Домой, и точка! Постелька, отварчик, спатеньки…

– Я хочу выполнить поручение папы, – отстранилась от меня Алина.

Опустил руки, луч фонаря ярко освещал обувь.

– Ты не понял, – продолжила девушка, – видимо, папа так просто не написал бы мне.

Алина вдруг резко выхватила фонарь и едва ли не бегом помчалась в лес.

Совсем с ума сошла! Точно – проблемы с башкой от горя!

Я рванул за девушкой. Ветки лупили по щекам и плечам. Козырёк бейсболки защищал глаза от хлёстких прутьев. Я очень быстро догнал подругу, ухватил за руку и дёрнул на себя:

– Без глупостей!

Я выхватил фонарь, взял ладошку Алины в свою. Она крепко сжала её, словно при рукопожатии:

– Давай сразу в санаторий, а?

– Голову включи: до него десять километров, а до заимки – три. Ночь на дворе, Алина!

– Хорошо. Можно я за руку с тобой пойду?

Теперь она выглядела маленькой перепуганной девочкой, боявшейся заблудиться.

– Можно, – стараясь принять перемену в девушке, сказал я. – В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы…

– Оська, перестань. Мне правда страшно.

– Идём, нам прямо.

Мы, в самом деле, пошли прямо и спустились в овраг. Пока шагали по его дну, Алина вела себя тихо: не болтала, ступала очень осторожно, будто шла не по тверди, а по болоту. Только временами она останавливалась, и мне казалось, даже переставала дышать.

Зря послушал её, точно – зря! Нужно было возвращаться домой. А если её там, на заимке, снова накроет стресс, что делать-то буду?

– Тут нам наверх. – Зачем-то махнул рукой, хотя и так понятно, где верх находится.

– Посвети.

Я направил луч фонарика на склон. Получилось подобие лунной дорожки, что бывает на море. Холодный неестественный свет коснулся мха, редкой травы, корней накренившегося дерева, которое напоминало сгорбившегося монаха, выставившего вверх четырёхпалую руку-ветку.

Алина ухватилась одной рукой за выступ, другой – за редкую траву и стала карабкаться в гору. Она уже добралась до дерева-монаха, когда обернулась и произнесла:

– Я держусь. Давай фонарь.

– Нет, я сам. Ты поднимайся.

Девушка продолжила восхождение, а я терпеливо ждал. Когда убедился, что Алина стоит на ровной почве, отвинтил заднюю крышку ручки светильника, вытащил ленту. Крышку завернул обратно, а фонарь повесил на шею. Моего роста хватало, чтобы быстрее, чем Алина, добраться до «сутулого» четырёхпалого сухостоя и выбраться наружу.

Меня рассмешило, когда Алина бросилась меня очищать: так по-женски.

– Не трать время, пошли, – взяв Алину за руку, повёл дальше.

Но девушка замерла, словно увидела кого-то.

– Что?

– Я не знаю, просто… Неспокойно.

– Всё нормально, – я потянул за собой Алину. – Не бойся. Косолапый тоже уже спит. Волки нас не тронут.

– Ага, – не поверила девушка, но последовала за мной.

Мы шли в молчании, и мне казалось, это выглядит неспешным заплывом гребцов-спортсменов. А что: лес – пучина, мы – пловцы.

А ну его к лешему! Чего только в голову не взбредёт!

Хвойник стал редеть, и Алина ускорилась. Да и я не отставал: хотелось быстрее оказаться под крышей, лечь спать. День показался длинным, насыщенным проблемами. У некоторых и за весь год столько не случается, а тут за несколько часов чего только не наворочено. Линку жалко: придёт в себя, осознает, что родителей нет в живых, и что тогда? Это пока горести не чувствует, не понимает, в неадекватном состоянии.

Вздор, что её подозревают в убийстве. Полдеревни подтвердить могут, что она была здесь, а не в московской квартире. Только рад я, что не придётся ей уезжать. Представляю: навалится вся эта правда-матка с кладбищами, похоронами, следователями… Не выстоять ей одной.

Если только мне поехать?

Тоже вариант. Помогу, дел там будет по горло.

– Неужели добрались? – выдохнула Алина.

Голос у неё окрашен жизнью – славно.

Я направил луч на едва заметное в темноте острогорбое чудище. В окне свет не горит, никто не вышел, заприметив нас – значит и нет никого.

Мы, не сговариваясь, подошли к дому. Я постучал в окно, а подруга взошла на крыльцо и дёрнула дверь. Та возьми и откройся.

– Линка, не ходи. Сначала я.

Достал из-за пояса пистолет-ракетницу и вошёл в дом. Луч выдёргивал из темноты нехитрую обстановку заимки: увесистый нетёсаный стол, лавки по бокам от него, две широкие лавки у стены и три полки над деревенским умывальником.

– Всё нормально, заходи.

Не дожидаясь девушки, подошёл к столу, на котором примостилась керосиновая лампа, определил на столешницу оружие и стащил оба рюкзака с плеч. Развязав шнурок одного из них, долго не ковырялся – спички привычно лежали в одном из внутренних кармашков. Чиркнув одной о бок коробки, поджёг фитилёк и снова надел стекло.

– Здесь ещё есть, – сказала Алина, потянувшись к верхней полке над умывальником.

– Одной хватит – утро скоро. Само по себе светло будет.

Алина всё равно достала лампу и поставила её на стол. Что ж, привычно, в нраве моей закадычной подруженьки: всё по-своему и наперекосяк.

– Вон ложись на лавку, вздремни.

Алина подошла к широкой скамье у окна, сдула с неё пыль и уселась:

– Подбрось рюкзак, под голову положу… Знаешь, тут места и для тебя хватит.

– Понял: подушкой буду я, – хмыкнув и притушив пламя, убрал в рюкзак пистолет, запер дверь на засов и приблизился к Алинке:

– У стенки или с краю?

– Я чур с краю.

– Ну, а мне у стенки нормально будет.

Мы улеглись, пристроив рядом с головами свою поклажу. Алина повернулась ко мне лицом, прижалась, положила голову на грудь. Я крепко обнял её.

На самом деле хотелось её сдавить, сжать, сделать меньше, чтобы запихнуть к себе под мышку и унести домой. Я внутренне съёжился от осознания, что дядя Боря никогда больше не приедет к нам поохотиться, а тётя Света не станет звонить и слать эсэмэмски, болтать с Алиной и мной по скайпу. Что будет с самой Алиной, непонятно.

М-да. Сколько дров наломал сегодняшний день! Столько разом горя принёс…

Нет, даже если Алинка сопротивляться будет, я с ней поеду. Плевать на её мужиков столичных и заграничных, мне так спокойнее будет. Проконтролирую всё и вернусь. Может, и Алинка со мной.

Ай, к лешему! У неё же защита диплома!

В Латвию виза нужна! М-да. Подумаем, решим.

Я заснул под мерное сопение подруги. Ничего особенного не снилось – провалился в бездну, и всё.