И вот я опять кружусь в вальсе, на этот раз венском. Голова тоже кружится. И не от выпитого шампанского, а от близости Макса. Хотя он держит меня гораздо дальше, чем Игорь, но мне все равно кажется, будто я слышу стук его сердца. Или это пульсирует в моих ушах мое собственное сердце?

Макс натужно улыбается, но что мне до этого? Я и так знаю, что никаких добрых чувств он ко мне не питает. Злых, впрочем, тоже. Сплошная индифферентность, одним словом. Но я все равно улыбаюсь ему, как самому дорогому в своей жизни человеку, и ничего с этим поделать не могу.

Внезапно Макс чертыхнулся и чуток сбился с ритма. Что случилось? Поворачиваю голову и пораженно наблюдаю необычную картину: Илья, наш конторский недотрога, кружит по залу несколько растерянную Лизоньку.

А после того, как она поправила Илье галстук, Макс вообще слишком сильно сжал мою талию и что-то злобно пообещал. К счастью, не мне. Подвальсировал поближе к танцующему конкуренту и посмотрел на него так… предупреждающе? Это определение не совсем подходило под откровенно свирепый взгляд, но мне нравилось больше. К моему удивлению, в ответ Зайцев нахально подмигнул Максу, отчего тот поморщился и откровенно заволновался.

К счастью, танец окончился. Мы с Максом пошли к своему столику. Он учтиво отодвинул мой стул и усадил меня, но Лиза с Ильей так и остались посреди зала, о чем-то говоря. Макс замер в охотничьей стойке. Кулаки у него внушительно так сжались. Я как наяву увидела, как этот немаленький кулак впечатывается в скулу Ильи, и тоже забеспокоилась. Вот только драки тут и не хватало.

Но Лизонька мило так постучала по груди Зайцева, призывая опомниться, и они пошли к нашему столу. Макс вклинился между ними, не дожидаясь, когда они подойдут поближе, и приложился к ее щеке, будто поставил свое клеймо. При этом он с таким откровенным предостережением посмотрел на Илью, не разжимая кулаки, что тот молча отошел с застывшей улыбкой на хмуром лице.

Лиза сердито посмотрела на Макса, и я с острым сожалением поняла, что вижу его в последний раз. Какого лешего демонстрировать свои весьма и весьма призрачные права?

После массового прыгающего танца заиграло томное танго, и ко мне вдруг подвалил едва стоящий на ногах Лешик! Я и не думала с ним идти, но злокозненная Марья Ивановна сильным толчком подняла меня со стула и отправила ему прямо в корявые ручонки! Вот черт! Никогда не подозревала, что она такая сильная!

Лешик от моего наскока на свою грудь пошатнулся, но устоял. Я угрожающе посмотрела на Марью Ивановну, та спокойно беседовала с Виктором Михайловичем, типа она тут ни при чем. Лешик потащил меня к елочке, обхватив за талию. Подозреваю, что она служила ему скорее опорой, чем местом приложения силы.

– Какая ты страстная! – заявил он, ведя меня совершенно невпопад. – Просто жуть! Никогда не подозревал!

От него тянуло непередаваемым букетом из водки, вина и шампанского. Похоже, он продегустировал все напитки в зале. И даже не продегустировал, а ополовинил. Крепко обхватив меня обеими руками и плотно прижимаясь ко мне с единственной целью не возлечь на скользкий пол, он интимно поведал:

– Слушай, Кать, поедем после корпоратива ко мне, а? – при этом он устало опустил мне на плечо свой подбородок, для чего ему пришлось согнуться, превратившись в странную букву зю.

– Зачем? Боишься, до дому сам не дойдешь?

Он покорно согласился:

– И это тоже. Но к утру я буду как огурчик, вот увидишь!

– Я огурцы не люблю. Причем ни в каком виде. – Я двинула его плечиком, заставив выпрямиться.

– И чего ты такая несговорчивая? Я бы, может, даже замуж тебя взял. – Он оценивающе посмотрел на меня и поклялся: – Правда-правда. Вот те крест!

Он оторвал одну руку от моей талии и попытался перекреститься, но тут его подвели ненадежные ножонки. Чтобы не грохнуться на каменный пол вместе с ним, мне пришлось обхватить его руками за пояс и удержать.

– Слушай, – обрадовано прошептал он мне громовым шепотом, который расслышали все танцующие рядом, – а так гораздо лучше! Не отпускай!

В общем, в моих надежных объятиях он так и дотоптался на одном месте до конца этого сверхтомного танго. Потом я отвела своего кавалера на его место и сдала с рук на руки Владимиру Ивановичу. Тот укоризненно крякнул и, приняв от меня эстафету, скинул своего сотрудничка на стул.

Похихикивая, потому что удержаться не смогла, вернулась к себе.

Умиравшая со смеху Лизонька тут же спросила:

– И как тебе этот знойный кавалер?

– Если б у меня сил было побольше, то даже понравился бы. А так я устала сильно. Уж очень он тяжелый, держать трудно.

– Ну, ты же его вела, как кавалер даму, – заметил тоже веселящийся Виктор Михайлович. – Потому и тяжело было.

– А иначе никак. Он бы просто растянулся под елочкой.

– Так и пусть бы полежал. Отдохнул бы немного.

– Да я и не против. Но он так за меня уцепился, что отдыхать мы бы устроились вместе. А мне это не нравится. Я комфорт люблю, а на полу слишком твердо. И холодно.

Села на место и угрожающим шепотом осведомилась у Марьи Ивановны:

– А зачем это вы меня с Лешиком танцевать отправили?

Та с недоумевающим видом поразилась:

– Я? Да никогда! Ты что-то путаешь!

– Понятно. Позабавиться решили, – сделала я вполне логичный вывод. – Ну и как, весело было?

Удержаться в роли неправедно подозреваемого Марья Ивановна не смогла.

– Весело! – легко согласилась и добавила: – Видела бы ты свое лицо! Глаза горят, щеки пылают, хорошенькая такая, жуть! Тобой все любовались, не вру!

– А мне Лешик сказал, что я страстная, и домой к себе звал.

– Ну, это он зря. Что б он с тобой делать стал, когда проспался?

– Вот и я о том же. Вы уж, Марья Ивановна, будьте так любезны, больше мне таких ухажеров не подсовывайте.

Та таинственно усмехнулась.

– А я тебе их и не подсовываю. Я это для того, чтоб на тебя некоторые со стороны посмотрели. – И сумбурно добавила: – Большое, оно, как ты знаешь, видится на расстоянии. Есенин, он не дурак был.

Какие некоторые? С какой стороны? Большое, это что, я? Тихо вздохнула. О чем это она? Что-то я раньше в ней столь вопиющей неадекватности не замечала. Или это я чего-то не понимаю вследствие излишних возлияний?

Пока я сумрачно размышляла об окружающих меня интриганках с матримониальными замашками, к нашему столу подошел Владимир Иванович с двумя бутылками шампанского.

– Вот, примите, пожалуйста. Как говорится, от нашего стола вашему. Так сказать, в возмещение морального ущерба. – И уже конкретно мне: – Я понимаю, Катенька, танцевать с нашим Лешиком – это настоящий подвиг.

Мне стало неудобно.

– Да ладно вам, Владимир Иванович! Лучше распейте шампанское с коллегами. Это же ваша доля.

– А у нас никто шампанское не пьет. Мы одну-то бутылку еле-еле одолели, да и то лишь оттого, что традиции требовали. Мы как-то больше водочку уважаем, – и он бросил скептический взгляд на Лешика, который снова наливал себе живительной жидкости. – Но хорошо уже то, что он песен блатных нам не поет и стишки пошловатые не рассказывает. Уж и на том ему спасибо.

Любовь Николаевна встала и твердой рукой забрала бутылки.

– Спасибо, Владимир Иванович! А то крепких напитков купили много, а о нас, нежных созданиях, которые водку не пьют, не подумали. – Она королевским жестом по-братски поделила бутылки между Максом и мужем, и распорядилась: – Открывайте!

Они покорно открыли бутылки и налили шампанское дамам. Женщины спокойно выпили вино, а я опасливо вертела в руках бокал, сомневаясь, стоит ли его пить. У меня еще от предыдущих порций в голове шумело.

Увидев мой саботаж, дамы сердито потребовали не отставать от нашего дружного коллектива. Я вопросительно посмотрела на Лизоньку, та многозначительно показала мне пустой бокал. Я растерялась. Она уже выпила? Но по ней незаметно, чтоб она вообще что-то пила.

Поняв мои сомнения, она горделиво заявила:

– Привычка. Ты пей, пей, не стесняйся. Ежели что, проконтролируем.

Пришлось выпить. Ух ты, как сразу изменилась жизнь! Мне тоже, как Лешику, захотелось спеть, причем во все горло, и стишки рассказать. Но не пришлось. Загвоздка была в том, что пошлых я не знала, а лирические в нетрезвой компании точно бы не оценили.

Дошедший до нужной кондиции коллектив решил вспомнить пропетые на междометия песни и начал с общеизвестной «Ой, мороз, мороз». Я с удовольствием подтягивала, ничего не стесняясь. Макс, искоса на меня поглядывавший, подлил мне еще шампанского и сказал:

– У тебя голос красивый, и поешь ты хорошо. Ты когда-то в хоре пела? Или, может, в музыкальную школу ходила?

– Не-а, я с бабушкой пою. – И влилась в общий хор. На сей раз пели «Ой, цветет калина».

Макс еще как-то странно на меня посмотрел, но мне уже было все равно. Закончили песню, затянули другую. Почувствовав, что в горле пересохло, я посмотрела по сторонам. Минералка давно кончилась, поэтому пришлось взять бокал с шампанским и выпить его. Шампанское согрелось, пузырьки исчезли, и оно мне даже в нос не ударило. Пошло за сок.

Потом Макс с Лизой ушли танцевать, а к нам подсел Олег Геннадьевич. Точнее, ко мне. Мне бы насторожиться, но в моем крайне благодушном состоянии мне было все трын-трыва.

– Вы очаровательны сегодня, Катюша, – генеральный был сама любезность. – И почему я вас раньше не замечал?

Откуда мне было знать, почему он меня не замечал? Я промолчала, вопросительно глядя на него. Это у меня условный рефлекс взыграл: если рядом генеральный, то меня какое-нибудь задание ждет паршивое. Он гнусненько так ухмыльнулся и предложил:

– Пойдемте в мой кабинет, Катюша? Поговорим?

Так я и знала! У всех праздник, а меня сейчас за работу посадят! Заставит проверить отчет филиала или срочно ответ подготовить в контролирующий орган, или еще какую-нибудь гадость всучит. И почему всегда мне? Вон начальница наша сидит, ей бы и поручения давал.

Я ему на это намекнула, причем довольно прозрачно, но он твердо заверил:

– Вера Гавриловна с этим не справится, гарантирую. Пойдемте, там нам никто не помешает.

Если бы я была в адеквате, никуда после слов «нам никто не помешает» не пошла. Но, поскольку в голове была новогодняя вата, вздохнув, поднялась с места и тут же покачнулась. Так, какой из меня в данной ситуации специалист? Да никакой!

Довела этот факт до сведения начальника, он только посмеялся и обнял меня за талию. Повел к выходу, что-то успокаивающе приговаривая. Я оглянулась. На меня изумленно глядели все сотрудники нашей конторы. И чего они так смотрят? Будто меня на казнь ведут или чего похуже.

Мы почти дошли до дверей, когда к нам элегантно подтанцевали Макс с Лизой.

– Ой, Олег Геннадьевич, как хорошо, что вы Катю прихватили! Мы как раз домой едем и ее подвезем! – Лизонька беспардонно отцепила меня от генерального и подтолкнула к Максу.

Он подхватил меня одной рукой, другой открыл дверь, и мы оказались на лестничной площадке. Потом я как-то уж очень быстренько взлетела на наш этаж, подозреваю, на его руках. Очутившись в родном отделе, обескуражено посмотрела по сторонам. Найдя отчего-то расплывающуюся Лизу, укоризненно попеняла заплетающимся языком:

– Олег Геннадьевич мне какое-то задание дать хотел, а ты меня украла! Он будет жутко недоволен.

Лизонька мрачно покивала.

– Недоволен, это точно! Но ты одевайся давай, мы домой едем.

Я с трудом натянула сапоги и, прищурившись, посмотрела на свою куртку. Их было две! Поморгав, я снова посмотрела на нее. Теперь их стало три! Я попыталась взять крайнюю, но промахнулось. Пригорюнилась, понимая, что со злокозненной курткой мне не справиться. Не дожидаясь следующей попытки, Макс молча натянул куртку на меня, Лиза взяла и свою сумочку и мою, натянула на меня шапку.

– А ты? – проявила я заботу о ближнем.

В ответ Лизонька махнула рукой.

– Я шапки не ношу. Я же не езжу на общественном транспорте и пешком не хожу. Хотя порой так хочется… – она тяжело вздохнула, и я ей от души посочувствовала.

В самом деле, ей даже на рейсовом автобусе покататься не дают! Дискриминация, однако…

Видимо, я сказала это вслух, потому что Макс глухо хохотнул и сказал:

– Забавная она какая.

– Катя вообще очень хороший человек. – У Лизы это прозвучало уж слишком прочувствованно. – И с юмором.

Хм… ей вполне можно свахой на брачном рынке подрабатывать. Вот сократят нашу контору, и откроет она брачное агентство. Может, и меня в хорошие руки пристроит…

Макс захохотал уже открыто и распахнул передо мной дверь. Выйти из кабинета оказалось почему-то на редкость сложно. Проход оказался липовым, и я ударилась об стену. Удивилась и попробовала еще раз. Опять неудача. Тогда Лизонька взяла меня за руку и провела сквозь стену.

Вот это да! Есть еще чудеса на этом свете!

Макс спросил почему-то у Лизы:

– Может, мне ее на руки взять, как ты думаешь?

– Нет, нет, не будем привлекать к себе излишнего внимания! – во мне проснулось мое неистребимое благоразумие. – А то еще решат, что я вас у Лизы отбиваю! Мне такой славы не нужно!

– Ну, не нужно, так не нужно, – покладисто согласился Макс. – Но идти-то ты все равно не можешь!

Я демонстративно пошла вперед, и внезапно наткнулась на стену, которой не было! То есть на ощупь она была, но я ее не видела! Такие шутки со мной стены еще не шутили.

Во избежание дальнейшего моего лобызания со стеной, Лиза подхватила меня с одной стороны, Макс с другой, и мы тесной компашкой добрались до лифта. Спустились и дружненько так вышли из здания.

На улице курили сотрудники, охлаждающиеся после жаркой встречи Нового года. Почти все были без пальто, на что я им заботливо и указала, предупредив о возможных весьма неблагоприятных для них последствиях. Они поблагодарили меня за внимательность к их скромным персонам и пригласили присоединиться, даже сигаретку предложили, но Лизонька решительно воспротивилась.

– Нет, спасибо, курение вредит нашему здоровью!

И меня эвакуировали дальше, до машины. Сидя на переднем сиденье, я позволила Максу себя пристегнуть, и обессилено уронила бедную голову на спинку сиденья. Все вокруг кружилось, но зато легкость во всем теле была необыкновенная.

– Катя, ты что, вообще не пьешь? – Макс аккуратно выехал на дорогу и почему-то взлетел. Огни домов слились в одну сплошную линию, и я испугалась.

– Слушай, давай помедленнее, а? – взмолилась, закрыв глаза. – Ты же не на самолете. Это автомобиль! Ему не положено летать!

– Да у меня скорость всего сорок кило! – почему-то возмутился он.

Но физику я помнила. Я ее на всю жизнь запомнила. Эта физика мне до сих пор снится. В кошмарных снах. Поэтому я твердо указала ему на несоответствие:

– Неверно! Кило – это мера веса, а не скорости!

– Ну-ну! И все же, ты вообще не пьешь?

Но биологию я тоже знала!

– Человек не пить не может! Он без питья сразу умрет, вот! Поэтому я пью! Не менее полутора литров в день!

– Да? Чудненько, а я этого и не знал!

Интересно, он так шутит или в школе не учился? Пока я просвещала его на этот счет, машина затормозила. Макс повернулся на сто восемьдесят градусов (да-да, геометрию я тоже помнила!), взял у Лизы мою сумку и велел:

– Лиза, мне придется доставить ее домой. Закройся в машине и не выходи!

Доставить? Меня? Я что, багаж?

Начала, путаясь, объяснять ему разницу между одушевленными и неодушевленными предметами. Со словами:

– Да, да, конечно, я все понял, – он извлек меня из салона и повлек к дверям. – Карта где?

Мне почему-то представилась карта географическая, с горами, морями, океанами, материками, исчерченная вдоль и поперек тонкими линиями параллелей и меридианов.

– Эээ… нет ее у меня с собой. А зачем тебе она? Ты хочешь вспомнить, где какая столица? Для этого атлас нужен. Политический. Дома есть.

Он похмыкал, но серьезно пояснил:

– Нет, мне карта допуска нужна. В твой подъезд.

Только тогда до меня дошло. Я замедленно взяла сумочку, открыла молнию и задумчиво уставилась в ее темное нутро. Интересно, а где же карта?

Но размышлять мне не дали. Макс протянул руку и беспардонно вытащил из бокового кармашка моей сумки проходилку. Интересно, откуда он знает о моих привычках?

– Ты в прошлый раз ее доставала, я видел, откуда. Так что ничего криминального в моих действиях нет.

Он провел ею по дисплею, дверь открылась.

– Прошу! – Макс изобразил шутовской поклон и убрал карту на свое место. Но сумочки мне не отдал.

Это было невежливо, и я принялась рассказывать ему о правилах хорошего тона. Я их знала, потому что бабушка с детских лет вбивала в мою голову эти чертовы правила.

Макс взял меня под руку, завел в подъезд. Дверь аккуратно закрылась за нами сама. Я продолжала вещать про этикет, он немного послушал, пытаясь затащить меня по лестнице на первый этаж, потом выдал:

– И не предполагал, что ты такая забавная, когда переберешь.

Я не поняла.

– Чего переберешь? Или кого переберешь? Ты это о чем?

Макс сообразил, что для быстроты доставки доставлять меня лучше на руках. Подхватив, взбежал со мной на мой третий этаж и попытался поставить возле дверей.

Но не тут-то было! Мне очень понравилось сидеть у него на руках. Или лежать? В принципе, это было неважно. Я обняла его за шею и нежно прошептала:

– Ты мой герой! Как жаль, что больше я тебя никогда не увижу! – и, закинув руки ему на шею, в прощальном поцелуе прижалась к его губам.

Он оторопел. Отвертеться от насильного поцелуя он не мог, бросить меня посреди коридора ему не позволяло воспитание, а я все никак не могла оторваться от его губ. И Макс вдруг мне ответил! Он провел языком по моим губам и принялся целовать меня сам!

И тут раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Бабушка! Макс моментально поставил меня перед дверью, пытаясь заслониться мной. Видимо, забыл, что я его ниже сантиметров на двадцать пять.

Бабушка выглянула и внимательно на нас посмотрела, задержалась на моих губах и перешла к обзору губ Макса. Он понял, что скрыться не удалось. Поздоровался и нагло заявил:

– Вот, доставил вашу внучку. Хороший был корпоратив! – и тут же удрал, оставив меня стоять посредине лестничной площадки.

Вот ведь свинство! И как мне теперь зайти в собственную квартиру? В нее две двери! Нет, три! Или все-таки две?

Пока я таким образом выясняла количество дверей, бабушка спокойно взяла меня за руку и втянула внутрь. Потом помогла раздеться, помыться и отвела спать. Уложив, подоткнула одеяло и совершенно спокойно, как будто я каждый вечер заявлялась домой в подобном неадеквате, сказала:

– А ведь его к тебе тянет, Катя, и сильно тянет. Только вот он этого не понимает, ослепленный Лизиной красотой. Интересно, что будет дальше?

Это и мне сильно-сильно хотелось узнать. Но не сейчас. Сейчас мне хотелось лишь одного – спать.