До дома он добрался поздним вечером, долго бродил в темноте по пустой огромной квартире. Потом поставил чайник, вернулся в коридор. В ванной свет включить все же пришлось, отблеск упал на черный бок полупустого пакета. Это момент Стас откладывал целый день, вернее, просто было не до него. Слишком много всего – звонки, соболезнования, переговоры с родителями Марины, хлопоты о могиле отца. Удалось договориться, чтобы его положили рядом с матерью и дедом, могильщики буквально выкручивали руки, требуя денег за каждый взмах лопатой. «Капаем магыла» – от этой таблички, прибитой к столбу у въезда на кладбище, пустота внутри стала горячей, липкой, под ребрами вновь распрямилась пружина, ударила под дых. Желудок отозвался спазмом, голова болью, и Стас был готов отдать любые деньги, чтобы поскорее убраться отсюда, чтобы все поскорее закончилось.

Зато сейчас у него полно времени, надо чем-то занять себя, отвлечь до завтрашнего утра, когда круговерть начнется по новой. В землю лягут сразу двое, а послезавтра… Стас сел на край ванной, расстегнул «молнию» на белой сумке. Косметичка, ключи на брелке, кошелек, мобильник с севшим аккумулятором, документы, помада, россыпь мелочи… Стас по очереди достал их из сумки, повертел в руках и убирал обратно. На кухне засвистел чайник, Стас выключил газ, налил полную чашку кипятка и вернулся в ванную. Все это надо отдать ее родителям, ему это ни к чему. Или убрать подальше, чтобы потом, через год или больше, достать, вспомнить… Дожить бы. Да только зачем теперь?

Стас держал в руках небольшой белый конверт из плотной бумаги – он выпал из тонкой брошюрки. Пригляделся к строкам, написанным мелким острым почерком и ничего не понял. Термины, цифры перемежались обычными, «человеческими» словами, Стас поднес листок к глазам, но так и не смог разобрать смыл написанного. Зато разглядел дату – под пятью предложениями стояло вчерашнее число. Оборотную сторону медицинской формы явно заполнял кто-то другой, здесь все читалось отчетливо, так отчетливо, что не помешал ни померкший светильник, ни сгустившийся перед глазами туман. «Диагноз: беременность четыре недели, полноценная, патологии не выявлено». И направление в женскую консультацию для постановки на учет, выданное на имя Нестеровой Марины Викторовны. На черно-белый, как штрих-код квадратик распечатки Стас глянул только один раз, убрал его в сумку и ушел на кухню. И сидел перед окном почти до утра, слушая, как шумит начавшийся сразу после полуночи дождь.

Он лил целый день – ровный, монотонный, с серого, словно закатанного в асфальт неба. Оскальзываясь на мокрой траве, Стас подошел к краю могилы, бросил в нее цветы. На обитую бордовой тканью крышку гроба полетели комья мокрой земли, и над могилой за несколько минут вырос аккуратный холмик. В него воткнули деревянный крест с фотографией отца и двумя датами под ней, Стас перекрестился, развернулся и быстро зашагал к воротам кладбища. Зонт он бросил на заднее сиденье «тойоты» рядом с букетом из восьми крупных снежно-белых роз, любимых цветов Марины. Сведенные как судорогой скулы, головная боль, звон в ушах уже стали привычными, и Стасу казалось, что исчезни они – и он без сил упадет на ровном месте. Боль подгоняла, не давала остановиться, заставляла действовать: идти, бежать, ехать – все, что угодно, только не стоять не месте, не молчать. И он ехал так быстро, как мог, но не успел – две мелких аварии надежно перекрыли проспект, поток машин еле полз, повинуясь жестам мокрого злого регулировщика.

К маленькой церкви Стас бежал, не обращая внимая на взгляды шедших навстречу людей. «Плевать» – он прижал к груди мокрый букет, свернул по дорожке вправо и перешел на шаг. Первым, кого он увидел, был отец Марины, невысокий, жилистый человек в черном костюме стоял на широком крыльце и смотрел в небо. Потом повернулся, прищурился и двинулся Стасу навстречу.

– Сволочь! Скотина! Ты даже сегодня не мог по-человечески, – коротышка вцепился обеими руками в лацканы пиджака зятя, – мерзавец! Даже сегодня…

Тесть тряс Стаса, как щенка за шкирку и твердил одно и то же ровным, монотонным голосом. В нем не было ни злобы, ни ярости, просто жуткая усталость и отчаяние, приправленная горем.

– Не надо, Виктор Леонидович, – Стасу удалось вырваться, – не надо так. Я отца хоронил, потом в пробку попал. Простите меня, пожалуйста.

Он обошел обессилившего, опустившего руки тестя и направился к дверям церкви. Из-за приоткрытой створки пахло ладаном, и слышался напевный речитатив молитвы.

– Сегодня же убирайся из моей квартиры! Сегодня же! Если завтра найду тебя там – сам выкину! – выкрикнул из-за спины отец Марины.

– Хорошо, – не оборачиваясь, согласился Стас, и вошел в церковь.

Закрытый гроб несли ему навстречу, Стас посторонился, пропустил мать Марины, даже не взглянувшую на зятя, заплаканную старшую сестру и двух перепуганных племянниц. Девчонки узнали Стаса, одна попыталась сказать ему что-то, но мать дернула ее за руку, и девочка отвернулась.

– Ты сволочь, Нестеров, – произнесла вполголоса сестра Марины, – почему ты отпустил ее одну? Как ты мог, ты же знал, что она… – и с ненавистью глянула на Стаса такими же зелеными, как у Марины глазами.

– Я не знал. Она не сказал мне. Не успела…

Но оправданий никто не слушал, на его слова обращали внимания не больше, чем на вой ветра в верхушках голых деревьев. Глухой стук земли по светлой крышке гроба – и все, он ушел первым, чтобы не слышать ни рыданий, ни проклятий в свой адрес.

На переезд ушло еще два дня, Стас забрал из квартиры все, что могло напомнить о нем безутешным родственникам Марины. Кое-как разместил все в старой отцовской однушке, пристроил машину на платную парковку, купил в магазинчике во дворе продукты и вернулся в квартиру. Облезлые бумажные обои, древняя люстра с разбитым плафоном, волнистый линолеум в коридоре – старик упорно отказывался делать ремонт. «Вот помру, тогда делай тут все, что захочешь» – время пришло, да только зачем теперь ему все это? Сладкий чай и упаковка со снотворным – вот все, что ему нужно. Стас проглотил таблетку и свалился на диван, но забытье не приходило, мысли оказались сильнее, крутились в голове, не давали отключиться.

Заявление в суде приняли без проблем, зарегистрировали, записали телефон. Даже предложили услуги адвоката, Стас сказал, что подумает. Но ничего не надумал, звонков не было, предложений пока не поступало. В горло по-прежнему ничего не лезло, кое-как ему удавалось сжевать за день пару бутербродов – и все. Понимал, что на чае долго не протянуть, но пересилить себя не мог. Вот и результат – стучит сердце, колотится в висках кровь, словно не снотворное принял, а баночку энергетика выпил. Странный эффект. Может, в аптеке что-то напутали?

Нет, с таблетками все было в порядке – стучали в дверь. Негромко, но настойчиво, даже требовательно. «Звонок же не работает» – Стас сполз с дивана, натянул джинсы. Ремень нужен, он скоро их потеряет прямо на ходу. Подвернул пояс, набросил на плечи футболку и поплелся в коридор.

– Кто? – в глазок ничего не разглядеть, маячит кто-то с той стороны, но стоит вплотную к двери. И, вроде, один.

– Нестеров Станислав Андреевич здесь живет? – деловито поинтересовались из-за двери.

– Да, – помедлив, отозвался Стас, – что вам нужно?

А сам все старался припомнить, кому он говорил о смене места жительства? Получалось, что никому, о переезде не знал даже Саня Черезов, хоть и звонил по три раза на дню, узнать, как дела и не надо ли чего.

– Я действую по поручению своего клиента в ваших интересах. Нам надо поговорить, – ответили из-за двери.

Хрен редьки не слаще – какой клиент, какие интересы? Или это обещанный адвокат? Они что – теперь с визитом на дом приходят?

Стас приоткрыл дверь, уставился на посетителя. Гость был ему ростом до плеча, крепкий, плотный, с круглой физиономией под загорелой лысиной и тонкой полоской усов над сочными яркими губами. Смотрел не снизу вверх, а как на равного, даже с превосходством, сразу давая понять, кто тут хозяин.

– Вы кто? – начал Стас, но гость молча перешагнул порог, огляделся в темном тесном коридоре.

– Где мы можем поговорить? – осведомился «адвокат», – зовите меня Бирюков Евгений Николаевич, я представляю концерн «МегаОйл».

– Сюда проходите, – Стас захлопнул дверь и пошел в кухню. Представитель убийцы вошел следом, скептически осмотрел крохотное помещение и угнездился на табуретке рядом с холодильником.

– Присаживайтесь, Станислав Андреевич, – предложил он Стасу, указывая на соседний табурет. А сам брезгливо провел пальцем по чистому облупленному пластику стола и положил на него небольшой плоский портфель из мягкой коричневой кожи.

– Я постою, – Стас привалился к стене у двери, подтянул джинсы. Бирюков оглядел собеседника, закинул ногу на ногу и заявил:

– Нам известно, что вами написано заявление в суд. Хочу сказать, что ваше дело заведомо проигрышное, и вы ничего не добьетесь.

– Почему это? – поинтересовался Стас. Таблетки подействовали, голова начала кружиться и слова Бирюкова он воспринимал с трудом, как под наркозом.

– Объясню, – представитель сменил позу, смахнул с носка лакированного ботинка невидимую пылинку и заговорил резко и отрывисто:

– Родственники погибшего не имеют права возражать против закрытия уголовного дела, если следствие считает виновным погибшего. Ваша жена нарушила правила движения, выехала на встречную полосу и спровоцировала ДТП. Следствие признало ее виновной, в связи с ее смертью дело прекращено…

– В связи с их смертью, – поправил Бирюкова Стас, – их было двое.

– Да, там была еще одна женщина, – досадливо поморщился недовольный замечанием «адвокат», – но это к делу не относится…

– Ты не понял, – Стас отклеился от стены и уселся на табурет, посмотрел на матовую лысину гостя, попытался заглянуть в черные крохотные глазки, но безуспешно. Голова стала легкой, пружина под ребрами исчезла, только язык ворочался с трудом, как у пьяного:

– Ты не понял, их было двое – Марина и ребенок. В ней был мой ребенок, сволочь. Она бы пешком пошла, на метро, на такси – как угодно, куда угодно, только не на встречку.

Лысина Бирюкова разом взмокла, он вцепился в ручку своего портфеля, открыл его, закрыл покосился на засохший цветок на подоконнике и невозмутимо продолжил,

– В своем заявлении вы указываете, что причины аварии бездоказательны и фальсифицированы…

– Да, и тебе это прекрасно известно. Тебе и твоему хозяину. Огаркову, если я не ошибаюсь. Можешь передать, что ему придется ответить за их смерти. Пока не знаю как, но я заставлю его это сделать. А теперь пошел вон. Катись, я сказал! – последние слова дались с трудом, Стас поднялся из-за стола, подошел к мойке и налил в кружку холодной воды. Позади что-то щелкнуло негромко, зашелестела тонкая бумага. Стас отпил глоток и обернулся.

Бирюков занес авторучку над каким-то бланком и пристально смотрел на Стаса.

– Сумму назовите, – произнес представитель, – ту сумму, которая вас устроит. Я уполномочен решить этот вопрос немедленно, здесь и сейчас. Вы получаете чек, я скажу вам, как вы сможете его обналичить или перевести деньги на свой счет в любом банке. Я даже помогу вам сделать это. И напоминаю, что господин Огарков со своей стороны отказывается от взыскания с вас материального ущерба, причиненного вашей женой… Черт!

Круглые глазки зажмурились, раздался глухой стук – господин Бирюков врезался затылком в холодильник, выронил ручку и принялся тереть мокрое лицо рукавами пиджака. Ручейки бежали по вороту нежно-розовой рубашки, ниспадали по обтянутому дорогой тканью животику на колени и лаковые носки ботинок. Стас наполнил кружку еще раз и вылил ее содержимое Бирюкову на голову.

– Пошел в жопу вместе со своим господином Огарковым, – вяло проговорил он и бросил кружку в мойку, – и побыстрее. Меня уже от тебя тошнит, держаться нету больше сил. Катись, или я тебя сам выкину…

Сил осталось ровно на то, чтобы выволочь с кухни хрюкающего и стонущего Бирюкова и дать ему хорошего пинка под зад. Представитель вылетел на заплеванную площадку и вцепился обеими руками в перила, повизгивал и бормотал что-то невнятно. Потом наклонился, подхватил с пола свой портфельчик и резво побежал вниз по лестнице, попискивая что-то в телефон.

Стас не выдержал, рассмеялся ему вслед, но получилось нехорошо – глухо, отрывисто. Как ворон среди ночи прокаркал, но неожиданно стало легче.

– Вот и поговорили, – Стас захлопнул дверь, повернул в замке ключ и потащился в комнату, рухнул на диван и закрыл глаза. Но сон не шел, все стояла перед глазами мокрое испуганное рыло Бирюкова, не отпускало, не давало отключиться. Стас нашарил на столике рядом упаковку со снотворным, кинул в рот еще одну таблетку, поглотил ее и отвернулся к стене. Это сработало, забытье накрыло его, захлестнуло, унесло в спасительную бездну. И выкинуло на поверхность от звонка мобильника – телефон трезвонил, забытый в кармане пиджака, запертого в шкафу. Стас брел к нему минуты две – пока сообразил, пока поднялся, пока определил направление. Ответил сразу, даже не попытался понять, чей номер определился на экране.

– Стас, ты как? – участливо поинтересовался женский голос, – у тебя все в порядке? Может, надо что?

– Нет, нет, нормально, – отказался он от помощи и только сейчас узнал собеседника. Светка, начальник отдела кадров «ТехноСервиса», тоже когда-то с ними в одном классе училась.

– Спасибо, Свет, все нормально, – повторил он уже осмысленно.

– Понятно, – произнесла она, и тут же спросила:

– Ты когда придешь? Тут дел накопилось. Или отпуск раньше возьмешь, очередной же у тебя через неделю только…

– Нет, какой там отпуск, – Стас подошел к окну, посмотрел на засыпанный желтыми листьями газон и лужи перед подъездом, – сегодня у нас что?

– Вторник, – сообщила Светка.

– Завтра приду, – пообещал Стас, – с утра, как положено. Спасибо тебе.

– Да не за что. Я Сане скажу, что ты завтра выходишь?

– Конечно, предупреди. Все, пока.

Стас отложил телефон и вернулся к шкафу. Завтра надо выглядеть по-человечески – одеться, причесаться. Вот эту рубашку можно надеть, она еще ничего, или эту… Он захлопнул дверцу шкафа, свалился на диван и закрыл глаза. Какая разница – какую? И уже неважно, подходит ли она ему по цвету или нет, кто теперь это оценит?

В кабинете с того дня ничего не изменилось, даже листок с записанным паролем на электронку лежал на месте. Секретарь тоже никуда не делась – пискнула из-за монитора приветствие и быстренько смылась с глаз долой. Стас включил компьютер, проверил почту, потом позвонил генеральному, но того на месте не оказалось. «Странно, машину я его, вроде, видел. Или показалось?» – он еще не был уверен сам в себе, поэтому раздумывать по поводу отсутствия Сани Черезова в офисе не стал. Нашел папку с отчетом, открыл и попытался сосредоточиться на цифрах. Это здорово помогло, отвлекло от тяжелых мыслей, заглушило грызущее чувство вины и собственной беспомощности. И все было хорошо до тех пор, пока в коридоре не завыла сигнализация и жутковатый голос «железной девочки» не пригласил всех пройти на выход.

– Станислав Андреевич, пожарная тревога! – придушенным от страха голосом сообщила секретарь.

– А, ерунда, закоротило что-то, – Стас даже не поднял головы от документов, – сейчас все поправят. Так что без паники!

Но секретарь не отставала:

– Нет, нет, это настоящая тревога, горит что-то! – в ужасе прошелестела она, – нам всем сказали выйти, и бухгалтерии тоже!

А вот это уже серьезно – этих теток с места не сковырнешь, если только вместе с компами и чайником. Похоже, где-то задымление, вот сирена и надрывается. Может, покурил кто-то под датчиком, а тут шухер до небес. Но деваться некуда.

Стас быстро шел по коридорам, кивками отвечал на приветствия и все высматривал в толпе грузного Черезова. Но без толку – генеральный выбрал удачный денек, чтобы прогулять работу. Перед офисом собралось много народу, Стас обошел их и уселся в свою «тойоту». Покрутил ручку настройки магнитолы, послушал музыку, пролистал телефонную книгу в мобильнике. Глухо, пусто и тихо – ни звонка, ни смс-ки, все словно вымерли. Ладно, надо возвращаться, вникать в работу, все равно больше ничего не остается.

Сигнализация умолкла, и толпа перед офисом быстро начала редеть. Стас вошел в здание одним из последних, приложил пропуск к датчику на турникете. Но зеленая стрелка не появлялась, диод упорно горел красным.

– Да что такое! – Стас крутил кусок белого пластика и так, и этак, но без толку.

– Открой! – крикнул он охраннику, но тот отвернулся и поднял телефонную трубку. Произнес в нее что-то и вышел из стеклянной будки.

– Вон там подождите, – не глядя на Стаса, произнес угрюмый мужик в ЧОПовской форме и ткнул пальцем в сторону комнаты для посетителей и курьеров – крохотного закутка без окон и дверей.

– Чего подождать?! Обалдел, что ли! – рявкнул Стас, – открывай давай! У меня пропуск сдох, не видишь, что ли! Я сейчас себе новый сделаю!

– Не сдох, а заблокирован, – перебил его охранник, обернулся и убрался на свой пост. Стас только открыл рот, чтобы спросить, в чем дело, когда услышал грохот каблуков по лестнице. По ступенькам боком осторожно спускалась толстая Светка, в руках она тащила какие-то папки, документы в прозрачных файлах и пакет в веселенький голубенький цветочек.

– Пойдем, – не глядя на Стаса произнесла она, – в приказе распишешься и я тебе трудовую отдам. Деньги на карточку получишь, может, уже сегодня придут.

И тяжело затопала впереди, ввалилась в темную комнатенку и свалила свою поклажу на стол.

– Здесь, теперь здесь и вот здесь, – ткнула она пальцем по строкам, указывая Стасу, где поставить подпись и принялась поправлять кофточку с блестками.

Приказ об увольнении      «по соглашению сторон» был датирован сегодняшним числом. Стас ухмыльнулся, глядя на каракули Черезова. «Вчера подготовили? Или сегодня? Не знали точно, когда приду». Он откинулся на задних ножках стула, привалился к стене и заявил громко, чувствуя, что губы сами растягиваются в улыбке:

– Я это не подпишу. Я не согласен.

– Не согласен – уволим по статье, – огрызнулась Светка, – за появление на рабочем месте в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Или того и другого сразу.

«Снотворное – это наркотик или нет?» – прикинул он, продолжая улыбаться. Сегодня была первая ночь, когда он спал без таблеток, ну, во всяком случае, первую ее половину. А до утра в потолок глядел и поднялся в пять утра, чтобы хоть чем-то заняться.

– Валяйте, увольняйте, – Стас продолжал раскачиваться на стуле, рассматривая взбешенную Светку.

Она обиженно сопела напротив и прижимала папки к могучей груди. А еще два года назад ее ветром мотало, когда мыкалась по бюджетным лавочкам, да еще и после развода с мужем с двумя пацанами на руках. Стас ее сам тогда сюда привел, убедил Черезова новую единицу в штатное расписание внести и взять одноклассницу на должность инспектора отдела кадров. Светка даже потом «отблагодарить» его пыталась, намеки разные делала и на таран перла, но он уже с Мариной встречался, потом свадьба, потом…

– Ну, что? Чего молчишь? – Стас вскочил на ноги, прошелся по каморке, врезался бедром в угол стола и зашипел от боли. Светка молча следила за ним и теребила толстыми короткими пальцами волан на вырезе блузки.

– Стас, ну зачем ты так, – начала, было, она воспитательную беседу, но Стас перебил ее:

– Не твое дело. Тебя, Сашки и любого другого это не касается. Это мое личное дело. Хотите увольнять – увольняйте, только… – он снова плюхнулся на стул и посмотрел Светке в глаза. Та заморгала и принялась перебирать бумаги в папке, среди них Стас заметил свою трудовую книжку.

– Сколько вам пообещали… за меня? – спросил он негромко, – интересно очень. И кто? Ко мне лысый приходил, с наглой мордой. А к вам?

– Я не знаю, не видела, – заговорила, глядя в сторону Светка, – с ними Саня разговаривал. Потом меня вызвал, велел приказ подготовить. А сам смылся, сказал позвонить, когда все закончится. Нам же заказ большой сделали, можно только на них теперь работать, и деньги вперед перевели, почти половину! Монтаж пожарной сигнализации в подсобных помещениях нового офиса. Архив, комната для персонала, лифтовые и все такое. Контракт вчера подписали, как только Сашка им пообещал тебя убрать, – в запале выболтала Светка коммерческую тайну ООО «ТехноСервиса».

Стас молчал, начальник отдела кадров шуршала бумагами, за дверью прогуливался охранник.