6

Наскоро позавтракав и налив Клёпе, которую Надя забрала у Нины, как только выписалась из больницы, молока, вылетела из дома. В редакцию журнала «Свободное мнение», где она теперь работала, Надя влетела, как говорится, по нолям! Журнал стал приватным и популярным. Владелец издания и его главный редактор, дядька умный и толстый, Надю любил. Он с большим удовольствием взял её на прежнее место, как только она почувствовала себя способной работать. А через полгода предложил девушке должность заместителя главного редактора.

Коллектив в основной своей массе Надю уважал. Были, конечно, и те, кто завидовал её быстрому продвижению. Были и такие, которые считали её, мягко говоря, не очень умной из-за того, что поехала в Чернобыль. Но в глубине души ею восхищались все и старались не подводить.

– Надежда Андреевна, вот, вы просили материал по Шевченковской выставке.

– Надя, здесь все по открытию дома культуры.

– Это – по заводу…

– Это – новости по городу… – затарахтели голоса – народ собрался в её кабинете на ежедневную пятиминутку.

– А это что за коробка?

– А это, Надежда Андреевна, персональный компьютер, – Борис Исакович, тот самый умный и толстый дядька, сиял, как медный грош. – Товарищи! – обратился он к собравшимся. – Вот и к нам цивилизация добралась. Компьютер – будущее журналистики. Благодаря вашему, Надежда Андреевна, материалу о героях Чернобыльской АЭС у нас появились средства на приобретение этого чуда техники. Пока что только трёх экземпляров. Пентиум. Один из них по праву – ваш. Разобраться, научиться и научить своих подчиненных. Задача ясна?

– Вполне.

День прошёл быстро. В распаковке, установке, любовании этим самым чудом техники. Отдел напоминал начинающих водителей автомобиля, впервые открывших капот. Все дружно уставились на сероватый агрегат с экраном, как будто это могло помочь им разобраться в том, как эта машина работает.

… А это что у него за кнопочка такая? А что значит delete? A shift?

– Ох, Борис Исакович, а на курсы нельзя какие-нибудь компьютерные записаться? Направьте меня, а? А то боюсь, не разобраться мне самой в этих «энтерах» и «альтах».

– А ты попробуй сначала сама. Инструкцию почитай, а уж если не выйдет, то подумаем, куда тебя пристроить…

– Инструкцию? Вы что? Да я сроду их не читала!

За яркой палитрой нововведений и обычной рутиной рабочего дня Надя совсем забыла о муже, о документе и о предстоящем разговоре.

А дома её ждал сюрприз. Готовый ужин, накрытый стол со свечами и цветами, её любимыми – жёлтыми розами, и Богдан, в костюме и при галстуке, торжественный и тихий.

– Та-а-ак, дорогой, опять что-то натворил, что так балуешь меня своим вниманием? Или снова в командировку? Куда? Надолго? – тарахтела Надя, входя в квартиру, уставшая, но счастливая от новых впечатлений.

– Давай я помогу снять куртку, – Богдан, стягивая куртку с её плеч, задержался на минутку, приобнял жену и поцеловал в шею. Надя села на пуфик, стоящий возле вешалки. Муж присел перед ней, расстегнул молнии сапожек, стянул их и привычным движением помассировал ступни, – устала?

– Есть немного. А что это с тобой, Богдаш? Ты меня пугаешь… Какой-то ты загадочный.

– Не переживай, ты же знаешь: не умею я от тебя секреты хранить, щас все как есть выложу, но сначала давай поужинаем. Мой руки.

– Я что-то упустила, Богдаш? У нас в октябре вроде никаких событий нет… Или всё-таки забыла? – выкрикивала Надя из ванной, стараясь перекричать шум воды. – Нам, представляешь, купили в редакцию три компьютера. Один мне дали… Ты знаешь, что такое компьютер? У вас есть в прокуратуре?

– Есть. Давно уже.

Богдан тоже получил повышение по службе после возвращения из Чернобыля. «Начальник следственного отдела Б.А. Доля» – гласила вывеска на двери его кабинета.

Он не делал секрета из своего повышения, но предпочитал не распространяться о своей работе. Даже Наде. Она, понимая специфику его деятельности, не спрашивала – захочет, сам расскажет.

Был у него в кабинете и компьютер. Он умел им пользоваться и знал, что такое delete, enter и alt.

– А чего ж это ты молчал? Ха! Теперь будешь меня учить.

– Ну-у-у, посмотрим на твое поведение, – протянул он и лукаво подмигнул жене, – а пока кушать.

Ужин не был изысканным и дорогим. Вареный картофель с подливкой с маленькими кусочками говядины – Надя нуждалась в протеине. Салат из квашеной капусты, компот из клубники, которую закатывала сама Надя по рецепту Анны Павловны. Но присутствие вина, которое Надя только слегка пригубила, и то, с какой любовью был сервирован стол, переводило этот ужин в статус особенного. Оба делали вид, что просто наслаждаются едой после трудового дня. Болтали о том о сем, балагурили, и никто не выдавал своего нетерпения. Наконец Богдан протянул Наде лист бумаги.

«На ваш запрос отвечаем, что Петрова Елена Николаевна проживает в г. Энске по адресу: ул. Вернадского, дом 7, квартира 15».

Печать. Закорючка. После напечатанного: «Начальник паспортного стола Энского РОВД А.И. Калинич».

– А кто это – Петрова Елена Николаевна?

– Твоя мама…

Хорошо, что Надя сидела на стуле. Её вдруг понесло куда-то вниз, потом закружило до тошноты, бумага выскользнула и, плавно спланировав, опустилась на пол. Она подхватилась и еле успела добежать до туалета. Её вырвало. Богдан помчался за ней.

– Что? Что? Тебе плохо? Что такое?

Трудно сказать, чьё лицо было бледнее – Надино, потому что её стошнило, или Богдана, который испугался за неё до смерти.

– Я так и знал! Дурак! Идиот! – ругал он себя. – Не надо было тебе говорить! Не надо было… Надя, ты как? – он уже намочил полотенце и прикладывал к её лицу, вытирал ей руки…

– Зря готовил… Только ужин испортила…

– Наденька, дорогая моя, хрен с ним, с ужином… может, это не она вовсе. Фамилия, видишь, другая… А если и она, так и хорошо. Будем знать, что жива и здорова, что все с ней хорошо, и не будем больше ничего предпринимать. Ты только не волнуйся так, Надюш, не переживай…

– Да, нет… Богдаш…

– Что нет, Надюша…

– Я не переживаю…

– А что? Что тогда?

– Я, наверное, беременна…

7

Наутро, не слушая никаких возражений, которые сыпались в ответ на его аргументы, как горох из дырявого мешка, Богдан доставил супругу в районную женскую консультацию. Врач-гинеколог, женщина крупная, с уставшими недобрыми глазами, смотрела на Надю строго.

– У вас шесть недель беременности.

– Шесть? Откуда…

– Вот уж не знаю, откуда. Вам, должно быть, видней. Вы замужем?

– Да…

– И что вы собираетесь делать?

– Как что? Конечно, рожать!

– После такого тяжёлого заболевания, что вы перенесли? Я бы вам не советовала. Да и возраст тоже.

– Какой же у меня возраст? По-моему, самый подходящий для родов. Сформировавшийся организм… и все такое…

– Вам скоро тридцать, а тридцать лет, женщина, для родов уже почтенный возраст. Можете не разродиться. Да и ваша болезнь…

– Ну, кесарево сделаете… И что это вам далась моя болезнь. Я здорова. И имею право родить ребенка.

– Право, конечно, имеете… Короче, я вас, женщина, предупредила…

Из кабинета Надя «выползла» совершенно растерянная, поникшая и угрюмая.

– Ну что? Надюша? Что? Ты беременна? Все нормально? Какой срок?

Нетерпению и волнению Богдана не было предела.

– Меня ещё никто… никогда… не называл… женщиной, – озадаченно бормотала она, – как-то так… странно… может, я и правда старая уже… А, Богдан? Я старая?

– Ты о чём, любимая? Какая же ты старая! Ты – женщина в самом рассвете сил. Как Карлсон!

– Ну вот, и ты туда же…

Она поплелась по коридору, размазывая по лицу косметику, щедро сдобренную слезами. Богдан оторопело смотрел ей вслед. Потом, опомнившись, побежал за ней.

– Надя, Надя! Что случилось? Почему ты плачешь?

Она остановилась, подняла свое заплаканное лицо и посмотрела ему в глаза.

– Потому, что беременные вообще часто плачут… а ещё… а ещё, потому что ты меня «женщиной» обозва-а-а-ал…

– Господи! Надя! – Богдан обцеловывал её мокрое от слёз лицо. – Как же я счастлив! Дорогая моя! Любимая моя женщина! Самая лучшая женщина на свете! Как же я счастлив!

– Да? Правда? – всхлипнула Надя ещё раз, перестав, как-то сразу, плакать.

– Правда, конечно, правда…

Прозвучав из уст влюблённого мужчины, слово «женщина» вдруг приобрело совершенно иное значение, другой смысл. Из определения возрастного статуса оно превратилось в определение качественное. От него повеяло чувственностью, страстью, любовью. Оно зазвучало возбуждающе, сексуально, шикарно. Надя потянулась к губам мужа.

Они так и стояли посреди улицы и целовались. Люди обходили их. Некоторые улыбались, другие недоуменно пожимали плечами. Были такие, которые неодобрительно качали головами. Но целующимся не было до них дела.

– Нашей дочке шесть недель, – наконец произнесла Надя.

– Это девочка? Откуда ты знаешь?

– Ниоткуда, просто знаю – и все.

– Мы будем для неё самыми лучшими родителями в мире…

И они опять приклеились губами друг к другу.

8

Надя становилась женщиной. Красивой, умной женщиной, полной амбиций, планов и надежд. Её тело соблазняло, ум просчитывал, душа пела. Громко. Так, как будто её никто не слышал. Но её слышали Вершители, её слышал ангел Y, показывающийся иногда в облике господина Эйнштейна, её слышала сама Надя.

На «повестке дня» стоял вопрос материнства. Не только Надиного материнства. Молодожёны начали воплощать в жизнь свою мечту – отыскать своих мам. А заодно обеспечить свою дочь бабушками.

А как же без бабушек?

Благодаря компьютеризации, врывающейся в жизнь семимильными шагами, Богдан отыскал Надину родительницу и выяснил о ней многое, но недостаточно, чтобы понять, почему она, оставив дочь, никогда не пыталась с ней связаться. Из прошлого Петровой Елены Николаевны, кроме того, что список её мужей, законных и незаконных, займёт, пожалуй, целую страницу, и того, что она оставила при разводе ещё одного ребенка отцу-греку, узнать ничего не удалось. А вот настоящее для него открылось, как на ладони: живёт в Энске, 51 год, есть взрослый сын, в прошлом году похоронила мужа, но живёт не одна. Адрес. Номер домашнего телефона. Что-то тревожное крылось за всей этой информацией. Богдан не мог определить, что, но чувствовал это.

– Надь, может, не стоит беспокоить твою маму. У неё налаженная спокойная жизнь. Да и тебе нервничать нельзя.

– Богданчик, миленький, ну как же ты не понимаешь. Ну не могу я лишить человека радости быть бабушкой. Как же я могу теперь оставить эту идею, если ты уже нашёл её?

– Эта женщина, по-моему, не находила большой радости от того, чтобы быть мамой, а ты хочешь, чтобы она радовалась оттого, что её дочь, которую бросила много лет назад, осчастливила, сделав бабушкой? Ты правда в это веришь? Кроме того, ты не единственный ребёнок, которого оставила эта женщина.

– Как ты можешь так говорить? Мы же не знаем, что произошло! Кроме того, ты сам сказал, что у неё есть взрослый сын. Значит, она его вырастила. И это значит, что у меня есть брат. И вообще, ты что, готов отказаться от мысли найти твою маму?

– Нет. Но это другое.

– Почему другое?

– Ну, не знаю, Надюш… Какое-то предчувствие нехорошее.

– Давай мы его проверим, предчувствие твое, и разрешим этот вопрос раз и навсегда. Договорились?

– Ох-х-х, договорились… С тобой разве поспоришь? Только ты, пожалуйста, не нервничай, если что, ладно?

– Если что? У тебя есть какая-то информация, которую ты не рассказал мне?

– Нет у меня никакой информации. Одни предчувствия. Знаешь, как будто душа болит и шепчет: «Не ходи туда…»

– Давай телефон. Буду звонить.

Гудки в трубке телефона раздавались довольно долго. Потом телефон клацнул, крякнул, и на другом конце провода сонный мужской голос просипел:

– Але…

– Здравствуйте.

– Зрассе… Вы кто?

– Иван, вы, наверное, меня не знаете… Может, даже вообще не знаете о моём существовании… Меня зовут Надя. И, похоже, что я – ваша сестра…

– Блин, прям бразильский сериал какой-то… Это до утра подождать не могло? Вы уверены, что попали туда, куда хотели? У нас тут ночь. Полпервого…

– Правда? Ой, извините, а мы тут считали, считали и все-таки ошиблись… Вы уж простите нас… А Петрова Елена Николаевна тут живёт? Я могу с ней поговорить?

– У матери нездоровое сердце. Не хочу её волновать на ночь глядя. Попробуйте позвонить завтра. Но я не уверен, что она захочет с вами… сестра… разговаривать, – и положил трубку.

Надя глазами, полными слёз, посмотрела на мужа.

– Он бросил трубку.

– Я же говорил, что не надо звонить.

– Ну уж нет! Вот теперь-то я точно поговорю с ней, а потом поеду и всё выясню. Тем более что он сказал позвонить завтра утром. У них, оказывается, полпервого ночи сейчас.

– А, тогда это как-то объясняет его недовольство.

– Все, Богдан, едем покупать билеты.

– Ага. Щассс… Мне сначала отпуск оформить надо. У меня двенадцать дел в производстве.

– Ну так оформляй. Или я поеду одна.

Надя нетерпеливо потерла одну ладошку о другую.

– А тебе что, не надо отпуск оформлять?

Богдан подошёл к жене сзади, обнял, взял её холодные ладошки в свои – горячие и, прошептав: «А одну я тебя никуда не отпущу», – поцеловал в тоненькое полупрозрачное ухо.

Надя прижалась спиной к его крепкому плоскому животу. Поцеловала палец руки, в которой он держал её ладонь.

– А я без тебя и не поеду никуда, – прошелестела в ответ.

Плавно, как бы нехотя, повернулась к нему лицом.

– Пошли в постель…

– Так рано ж ещё…

– Так и я же не сказала, что спать…

Через несколько дней после телефонного разговора с Еленой Николаевной, которая, хоть и нехотя, но не отказалась встретиться с дочерью, Надя и Богдан наблюдали проносящиеся мимо окна скоростного поезда Киев – Энск ноябрьские пейзажи. В это время года оформить на недельку отпуск оказалось просто даже для Богдана. А Надя организовала себе творческую командировку, справедливо решив, что в любом городе, независимо от того, большой он или маленький, найдутся новости, люди или будут проходить какие-нибудь мероприятия, о которых можно будет написать репортаж.

Пейзажи, которые мелькали за окном, особой радости не приносили. Черно-белые поля, холмы, деревья, серое небо. Сгорбленные, кутающиеся в тёмные одежды люди с нерадостными лицами. А чему радоваться? Холодно, голодно, бедно.

В поезде душно и грязно. Люди с мешками, сумками, баулами сновали туда-сюда, ругаясь и злясь. В купе плацкарта, где сидели Надя с Богданом, протиснулась толстая женщина с пузатыми корзинами и баулами, за ней – худенький солдатик с тощим рюкзаком.

– Здесь не занято? – смущённо спросил солдатик.

– Садись, садись, чего спрашивать. Вишь, не сидит никто. Только я внизу.

Баба была прямой противоположностью молодому человеку. Огромная, наглая, громкая.

– Анатолий, – представился солдатик, протянув Богдану руку.

– О! Анатолий! Профессор, что ль? Нет, чтобы просто сказать: «Толик», а то – Анато-о-лий… Подумать только, какие все важные стали…

– А вас, женщина, как зовут? – Богдан хотел остановить недовольное бормотание скандальной старухи.

– Какая я тебе женщина? – вопреки ожиданиям взвилась она. – Мамаша тебе женщина, а я – Галь Ванна… Женщина… Ишь, научились…

– Давайте я вам помогу, Галина Ивановна, – не оставлял попытки успокоить скандалистку Богдан.

– Ну, помоги, помоги… – поостыла на время баба.

Богдан поставил объёмные тяжёлые корзины в ящик под нижним сиденьем. Он хотел сунуть туда и грязную вонючую сумку размером с добрый чемодан, но старуха заартачилась:

– Нет. Это я с собой…

Она уселась возле окна и поставила возле себя этот дурно пахнущий несвежей селедкой баул так, что никто возле неё сесть уже не мог. На противоположной скамейке сидела Надя. Она придвинулась поближе к окну. Богдан сел рядом с ней.

– Присаживайтесь, Анатолий, – пригласил Богдан, придвинувшись поближе к жене.

– Спасибо.

Он сел, вытянув одну ногу перед собой.

– Ты чего это свои копыта расставил? Не пройти, не проехать! – тётке явно было скучно сидеть молча. Она жаждала скандала.

– Галина Ивановна, успокойтесь, пожалуйста. Вы же сейчас выходить никуда не собираетесь? А когда вам надо будет, мы подвинемся, – теперь Надя попыталась успокоить её.

– Подвинутся они… – лицо её стало наливаться пунцом, дыхание становилось хриплым, жирное тело колыхалось в такт движущемуся поезду.

– Ничего… ничего, – потупил глаза Анатолий. – Я встану, если надо. Просто у меня нога не сгибается… То есть… там… нет ноги…

– Ой божечки! А как же? Молодой, а ноги нет! – вдруг сочувственно воскликнула толстуха.

– Из Афгана?

Богдан уже давно разглядел медаль за отвагу, которую Анатолий смущённо прикрывал тонкой курточкой. У него самого была подобная. За Чернобыль.

– Да.

– Домой?

– Домой, – почему-то тяжело вздохнул солдатик.

– Меня зовут Богдан, а это моя жена Надя, – протянул Богдан руку советскому солдату-дембелю.

Говорят, что в поезде люди становятся разговорчивыми. Они думают, что доедут до своей остановки, выйдут и никогда в жизни уже не встретятся. Что случайному попутчику можно рассказать самое сокровенное. А что? Может, и так. Сколько таких мимолётных встреч бывает в жизни? Пройдёт мимо, заденет легонько плечиком или просто обдаст дыханием и пойдёт себе дальше. И сколько несостоявшихся поворотов судьбы, упущенных возможностей от нашего невнимания к случайному…

– Надя? Надежда Ярош?

– А вы что, Анатолий, меня знаете?

– Господи, да кто ж не знает знаменитую журналистку Надежду Ярош? Как же я рад с вами познакомиться, – потянулась рука для крепкого дружеского пожатия.

Богдан скромно заулыбался, а у бабы, сидящей напротив, глаза полезли из орбит от удивления. Оказывается, она едет в одном купе со знаменитостью!

– И чем же эта пигалица знаменита?

– А эта пигалица… – Анатолий сглотнув, сделал ударение на обидном слове, – рискуя своей жизнью, собирала информацию о героях Чернобыльской аварии, практически ценой своей жизни. Эта пигалица рассказала всему миру о героях, которые спасали страну, а возможно, даже и весь мир. Она получила смертельную дозу радиации и победила рак. Перед этой пигалицей готовы преклонить колени мужчины, побывавшие в горячих точках, – голос пронзительный, звенящий.

– Ой, да не такая уж я и знаменитая, – смущённо пролепетала Надя. – Просто делала то, что должна была… Вы же тоже, вот, в Афганистане воевали.

– Я – другое дело. У меня выхода не было. Попал туда с первым контингентом из Венгрии. Кто ж знал, что желающие поехать служить «на юга» попадут прямо на войну. Уже в Термезе это поняли, когда увидели самолёты, доставляющие на Родину груз «200». Мы ведь давали подписку о неразглашении… А вы могли не ехать. И вы, Богдан Юрьевич, тоже могли дома остаться…

– Я не мог… – покачал головой Богдан, – не мог…

– Я читал о том, как вы поймали того, кто разграбил дом лейтенанта Правика. Вы там, в Чернобыле, познакомились?

– Нет, – Надя смущённо опустила голову, – мы раньше знакомы были.